В зале стояла гробовая тишина. Вот оно и прозвучало, это свидетельство, которое они так долго искали и боялись услышать.

– Возможно, госпожа Мортон, ваши подозрения навели вас также на мысль о том, кто был этот мужчина? – спросил Саффолк.

– Я могла бы прозакладывать жизнь за то, что это был юный Том Калпепер, милорды, – честно призналась она. – Кроме него некому.

– Не Дерем?

– Что? Этот грубый, невоспитанный болван? Нет! Это был Калпепер, милорды. Она положила на него глаз еще весной, в апреле, уж я-то знаю. В Хэтфилде она стояла у окна и бросала на него влюбленные взгляды, а он стоял под окном. И тоже смотрел на нее с любовью и посылал воздушные поцелуи. Однажды в Хэтфилде она провела наедине с Калпепером целых шесть часов, в своей спальне. Когда они наконец вышли, у обоих был такой вид, точно у кота, который съел канарейку. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, чем они там занимались, – ехидно заключила Маргарет Мортон.

– И вы никому не сказали? – прорычал герцог Норфолк, точно так же, как спрашивал он у Тилни.

– Я простая служанка, – ответила Маргарет Мортон. – Мое ли дело докладывать о поведении королевы? Выкинь я подобный номер, и меня не взяли бы больше ни в один приличный дом.

– Мы благодарим вас, госпожа Мортон, – ровным голосом сказал Саффолк. – Можете удалиться. Вы представили нам исключительно ценные показания.

Стражники быстро увели женщину, и дверь за нею закрылась.

– Это проливает свет, не так ли, милорды? – сказал герцог Саффолк. – Похоже, милорд архиепископ, ваши предчувствия вас не обманули.

– И это великая трагедия, милорды, – тихо ответил архиепископ. – Меня совсем не радует, что я оказался прав. Королеве едва исполнилось восемнадцать. Если обвинения против нее получат дальнейшее подтверждение, ее дни будут окончены в Тауэре, она повторит судьбу своей родственницы, Анны Болейн, упокой Господь ее душу.

Как известно, Томас Кранмер восхищался Анной Болейн и приложил немало усилий к тому, чтобы ее спасти…

– Да вам какое дело?! – вскинулся герцог Норфолк. – Если мою племянницу приговорят к смерти, вы быстро подсунете королю какую-нибудь добрую реформистку. Разве не этого, сэр, всегда добивались вы и ваши союзники?

– Это вы, Томас Говард, спешно женили короля на вашей племяннице, чтобы самому стать всемогущим, – грозно повысил голос архиепископ. – Если бы не вы, король никогда не связался бы со столь недостойной особой! Нынешний позор – следствие ваших амбиций. Смерть этой юной женщины навечно останется на вашей совести.

– Вы возьмете сторону глупых служанок против урожденной Говард?

– По-вашему, прислуга королевы затеяла интригу, чтобы ее опорочить? Зачем им это? – спросил Кранмер.

– Кто их разберет, этих женщин, – буркнул Норфолк. – Странные они создания, если не сказать больше.

– Милорды, пререкания ни к чему нас не приведут, – вмешался герцог Саффолк. – На сегодня у нас есть еще несколько свидетелей.

Привели госпожу Элис Рестволд, потом наступил черед Джоан Балмер. Обе, в сущности, повторили уже сказанное Кэтрин Тилни и Маргарет Мортон. Каждая добавила какую-нибудь незначительную подробность, которую другие не упомянули по причине забывчивости или невнимания, либо просто не могли знать. Но в целом их показания сходились. Женщин поблагодарили и отправили назад в Тауэр.

На этот день оставалась последняя улика – письмо, обнаруженное среди вещей Тома Калпепера. Оно было написано весной того же года рукой самой королевы. Дурно составленное, с кучей ошибок, оно заканчивалось нежными словами – «твоя на всю жизнь, до самой смерти, Кэтрин».

Теперь никто из членов Тайного совета не сомневался, что Кэтрин Говард совершала прелюбодеяние с Томом Калпепером. Никто не хотел сообщать королю. Однако Чарльз Брэндон, герцог Саффолкский, знал, что эту нелегкую обязанность придется выполнять именно ему. Лучший друг Генриха, он был также лордом-председателем Тайного совета.

– Подайте мне меч! – кричал Генрих. – Чарльз, я поеду в Сайон и убью ее собственными руками! А-а, лживая сука! А я-то ее любил! Никогда больше! Кэтрин, Кэтрин! – и король залился слезами.

Совет взял на себя обязанность разослать официальные сообщения послам при дворах основных монархий Европы. И вскоре о печальных событиях в жизни Генриха знали все. Поведение королевы в этих коммюнике было названо «вызывающим отвращение».

Французский король Франциск Первый, сам известный распутник, отправил «брату Анри» в высшей степени сочувственное письмо соболезнования.


«Я с сожалением узнал о неприятностях и бедах, постигших вас посредством безнравственного и распутного поведения королевы. Однако, зная моего доброго брата как рассудительного и добродетельного принца безупречной чести, я настоятельно советую ему забыть вышеупомянутые неприятности и, подобно мне, набраться мудрости и благоразумия, дабы впредь не доверять свою честь легкомысленной натуре женщины, но, напротив, возблагодарив Господа за все, довериться божественной милости. Легкомыслие женщины не должно порочить честь мужчины».


А с глазу на глаз с сэром Уильямом Полетом, английским посланником, Франциск Первый отозвался о Кэтрин Говард так:

– Наделала дел, маленькая проказница!

И захихикал в явном одобрении сексуальных похождений королевы.

Двадцать второго ноября Тайный совет постановил лишить Кэтрин Говард титула королевы. Теперь она была «госпожа Говард», как прежде. Двумя днями позже ей было представлено официальное обвинение в том, что она «вела до брака жизнь неподобающую и порочную, исполненную низменного плотского греха, подобно обычной шлюхе, сохраняя тем не менее видимость приличной и достойной женщины». Далее ее обвинили в том, что она ввела в заблуждение короля и женила его на себе обманом, тем самым подвергнув корону опасности быть узурпированной незаконнорожденными отпрысками.

Обвинение, зачитанное низложенной королеве в Сайон-Хаус, произвело на нее гораздо меньшее впечатление, нежели тот факт, что она больше не королева. Когда члены Тайного совета удалились, Кэт взглянула на Ниссу и спросила:

– Меня казнят?

Леди Бэйнтон вздрогнула, ошеломленная ее прямотой. Кейт и Бесси заплакали.

– Если вас признают виновной, – ответила Нисса, – то да, думаю, что так и будет. Супружеская измена королю является изменой государству.

– Ох, – протянула молодая женщина и вдруг необычайно оживилась. – У них только и есть что показания моих служанок! – воскликнула она. – Разумеется, они им не поверят, если я стану все отрицать. Ведь я урожденная Говард!

– Кэт, они допросят и других. Например, леди Рогфорд и господина Дерема, а также Калпепера. Как вы могли довериться Рогфорд, Кэт? Особенно после того, что леди Хорек сделала с вашей кузиной Анной. Не понимаю, как герцог Томас терпел ее до сих пор.

– Потому что она уязвима, и он мог распоряжаться ею по своему усмотрению, – бесстрашно сказала Кэт. – Леди Хорек! – она фыркнула. – Вот какое прозвище вы ей дали? Она и вправду похожа на хорька!

– Так ее прозвали мои братья, – сказала Нисса.

– Этот прелестный ангелок Джайлз все еще состоит при леди Анне? – Кэтрин снова сменила тему, лишь бы не говорить о страшном…

– Да, – кивнула Нисса.

– А ведь нам пора подумать, как справлять Рождество, – продолжала Кэт. – Возле дома, на северной стороне, растет рощица прекрасных елей. Как вы полагаете, леди Бэйнтон, нам разрешат набрать веток? И у нас должны быть свечи и рождественское полено.

Так была закрыта тема смерти, предательства и прочих неприятностей. Кэт все понимает, только гонит от себя страшные мысли. Наверное, это будет ее последнее Рождество, вот она и хочет повеселиться. Разве нельзя?

– У нас должна быть рождественская чаша с пуншем и печеные яблоки, – сказала Нисса. – У нас в Риверс-Эдж это было обязательно.

– Как вы думаете, нам подадут поросенка с яблоком во рту? – громко подхватила Кейт Кэри. – Всегда так весело, когда вносят поросенка!

– А музыка? – спросила Бесс.

– Вот было бы хорошо, – воскликнула Кэт.

– Должно быть, она сошла с ума, если осуждает приготовления к Рождеству, – заметила на ухо Ниссе леди Бэйнтон. – Неужели ей все равно, что ее считают мерзкой распутницей? Что настал конец ее браку с королем? Ведь она погибла!

– Нет, ей не все равно. Просто Кэт не хочет, чтобы другие видели, как она страдает. Слишком она горда! Кроме того, все это очень неприятно, а Кэт никогда не умела встречать беду лицом к лицу. С чего бы ей меняться сейчас? Вот она и мечтает, как будет праздновать Рождество. Кто знает, что случится после Рождества?

– Говорят, – доверительно зашептала леди Бэйнтон, – будто король хочет вернуться к леди Анне. Вот было бы хорошо! Она в высшей степени прекрасная и достойная дама.

Леди Бэйнтон нравилась Нисса. Она была замужней женщиной и матерью крошек-близнецов, да и в уме ей не откажешь. Кроме того, с кем тут еще поболтать? Две другие девушки были еще слишком молоды…

– Мадам, я бы не стала рассчитывать на воссоединение короля и леди Анны. Они стали лучшими друзьями, однако боюсь, что супругами друг другу им быть совсем не хочется.

– Вот жалость, – ответила леди Бэйнтон. Она доверилась мнению Ниссы, ведь та дружила с леди Анной, а ее брат был одним из пажей принцессы.

– Вам известно, когда будут допрашивать леди Рогфорд? – спросила Нисса.

– Муж говорит, будто Совет вызовет ее на допрос завтра, – ответила леди Бэйнтон. – Никак не возьму в толк, почему эта зрелая и опытная женщина – особенно если вспомнить ее прошлое! – была такой плохой советчицей королеве? А она как будто подстрекала бедняжку к предательству! Если, конечно, верить ее горничным, только непонятно, зачем бы им лгать. Будь я на ее месте, я бы сходила с ума от страха.

Но леди Рогфорд с ума не сходила. Напротив, заточение в одиночной камере помогло ей вернуть рассудок, хотя бы на некоторое время. Она предстала перед Тайным советом в Тауэре, облаченная в прекрасное платье черного бархата. Чепец украшали прекрасные жемчужины. Она стояла перед Советом, держась очень прямо и надменно глядя перед собой.

– Она напряжена, точно струна лютни, – прошептал лорд Одли сэру Уильяму Полету, который как раз вернулся в Англию с письмом от французского короля к Генриху Тюдору. Взглянув на леди Рогфорд, сэр Уильям согласно кивнул.

– Постарайтесь вспомнить, мадам, – начал герцог Саффолк, – когда началась эта связь?

– Весной, – спокойно ответила Джейн Рогфорд.

– Королева сама приблизила к себе господина Калпепера или господин Калпепер стал добиваться внимания королевы?

– Он первым начал ее преследовать, – ответила леди Рогфорд. – Он всегда сходил по ней с ума, с того времени, как они были детьми. Калпепер хотел на ней жениться, но она стала женой короля. Но он был отважный малый и хотел ее. Королева была весьма смущена его ухаживаниями, но он продолжал упорствовать. Во время болезни король отдалился от нее, и она пала жертвой обаяния господина Калпепера.

– Вы уверены, что это случилось весной, мадам? Я хотел бы установить поточнее.

– Да, весной. В апреле, кажется. Да, это случилось в апреле.

– Где они встречались? – продолжал расспрашивать Саффолк.

– В моих личных покоях, – ответила Рогфорд и улыбнулась. – Они понимали, что там безопаснее. Я сама несла караул за дверью.

– Она лишилась рассудка, – тихо заметил граф Саутгемптон.

– Она совершенно спокойна и говорит правду, – возразил Саффолк. – Как будто хочет, чтобы мы знали, какую она сыграла роль! Как будто гордится тем, что сделала. – Он взглянул на леди Рогфорд. – Что еще, мадам?

– Я относила письма и записки, которые они писали друг другу. Но вам, без сомнения, об этом уже рассказывали горничные. Но знаете ли вы, что королева называла господина Калпепера «сладеньким дурачком»? – Женщина горько рассмеялась. – Она-то была еще большей дурой, но умела быть хитрой! Каждый раз, когда она хотела поступить по-своему, а Калпепер не поддавался, она напоминала ему, что есть и другие, жаждущие ее милостей, «ждут прямо за дверью», говорила она. Калпепер тогда сходил с ума от ревности.

– Известно ли вам наверняка, – продолжал Саффолк, – была ли у Кэтрин Говард плотская связь с Томасом Калпепером?

– Да, – ответила леди Рогфорд. – Летом, во время путешествия, я много раз была свидетелем их страсти, поскольку обычно находилась в комнате, она не могла отослать меня прочь, оставаясь в моих покоях – это вызвало бы подозрения.

Герцог Норфолк почувствовал дуновение смерти.

– Почему вы не пытались ее остановить? – вскричал он, обращаясь к леди Рогфорд. – Отговорить от этой опасной глупости? Почему не пришли ко мне, если боялись сообщить кому-нибудь еще?

– Зачем было мне ее останавливать? – холодно спросила Джейн Рогфорд, устремив на них исполненный ярости взгляд. – Вспомните, когда я в последний раз стояла перед Тайным советом, милорды! Вы выслушали мои показания и исказили их смысл. А затем казнили моего мужа. Вы поступили так для того, чтобы король смог избавиться от жены и жениться на другой. – Она рассмеялась, и смех ее был тронут безумием. – Так пусть сердце Генриха Тюдора будет разбито, как разбилось мое сердце! Нет, я не остановила эту глупышку Кэтрин Говард, когда она столь легкомысленно двинулась по кривой дорожке к собственной погибели. Зачем мне было ее спасать? Кэтрин Говард предала бы короля и без моей помощи. Она прирожденная шлюха.