Подошло время для рождественского эля и пирожных. Принесли сочиво, и Кэт даже всплеснула руками от восторга:

– В последний раз я ела его еще в детстве, в Хоршеме! – воскликнула она. – Кто его готовил? Ох, в детстве я его просто обожала. – Жадно зачерпнув сочива ложкой, она набила рот. – Вкуснотища!

– Его приготовили мы с леди Бэйнтон, – сказала Нисса. – Пока вы гуляли в лесу и искали рождественское полено. Мы подумали, что вам должно понравиться.

Незадолго до полуночи Кэт и ее маленькая компания в сопровождении лорда Бэйнтона вышли подышать свежим воздухом. Было очень холодно, но небо прояснилось. Над головой сиял молодой месяц, и в его свете река внизу казалась серебряной. И вдруг послышался рождественский перезвон. Вся Англия приветствовала наступление Рождества веселым перезвоном колоколов на всех своих церквах! Воздух был так тих и чист, что они уловили даже громогласный звон огромных колоколов Вестминстера несколькими милями ниже по реке. Колокола пели свою радостную песню, приветствуя приход в этот мир младенца-Христа и изгоняя дьявола в ад. Как и все добрые христиане Англии, узницы Сайон-Хаус выслушали мессу, которую служили в примыкающей к дому небольшой церкви.

Кэтрин Говард настаивала, чтобы они отмечали каждый из двенадцати святочных дней до самого Богоявления. Каждый вечер молодые женщины танцевали друг с другом и играли в детские игры, например, в фанты или в жмурки. Бывали и более спокойные вечера, когда они просто играли в карты или бросали кости. Вот только не было рождественской пантомимы, да и деревенские дети не приходили в Сайон-Хаус петь гимны, чтобы получить монетку или пирожное. Однако бывшая королева потребовала, чтобы никто не вздумал прогонять нищих, которые приходили со своими деревянными мисочками. Генрих Тюдор пришел бы в ярость, если бы узнал, что низложенная и опозоренная супруга провела рождественские праздники куда веселее, чем он. Лорд Бэйнтон даже беспокоился, как бы король в самом деле чего не пронюхал, но у добряка не хватило духу отказать Кэтрин Говард.

Нисса наконец сообщила всем, что ее муж арестован. Кейт и Бесси даже заплакали. Но Кэтрин Говард сказала:

– Это очень похоже на Генриха! Может быть, я и вела себя дурно, но никто из тех, кого он засадил в тюрьму, в этом не виноват. Разве они знали? Разве помогали мне? Зато, осмелюсь предположить, мой дядя-герцог сумел сбежать?

Нисса кивнула.

– Наверное, ты меня ненавидишь, – сказала Кэт. – Если бы не я, ты бы ни за что не покинула Уинтерхейвен и детей. Ведь это я умоляла короля, чтобы он приказал вам приехать. Ах, если бы не я, вы с мужем сидели бы сейчас дома, в уюте и безопасности.

– Нет, Кэт, я не могу тебя ненавидеть, – мягко ответила Нисса. – И как можно жалеть о том, что уже произошло? Прошлого нам не изменить. Однако я не святая! Я действительно очень зла на тебя, Кэтрин Говард, потому что мой супруг и дети оказались в опасности из-за твоих глупых поступков. И меня можно понять.

– Король освободит Вариана, – сказала Кэт. – Он же не Говард.

– Все так говорят, – ответила Нисса. – И вспоминают, что он внук Томаса Говарда.

Больше на эту тему сказать было нечего. Двенадцать рождественских дней пролетели как один миг. Обитатели Сайон-Хаус ждали, что будет дальше. Двадцать первого января парламент наконец занялся делом Кэтрин Говард. В отношении бывшей королевы обе палаты одобрили Акт о смертной казни за государственную измену, одобренный затем королем. Итак, судьба Кэтрин Говард была решена.

Побеседовать с королевой прибыл архиепископ. Ему требовалось ее письменное признание в супружеской измене с Томасом Калпепером. Ему не хотелось, чтобы бедную женщину казнили без этого доказательства, хотя в душе он нисколько не сомневался, что она виновна.

– Госпожа Говард, за совершенное предательство Томас Калпепер заплатил самую высокую цену, как и Фрэнсис Дерем, – сообщил архиепископ. – Не желаете ли признаться мне сейчас и тем самым облегчить совесть?

– Я не считаю любовь к мужчине грехом, – ответила Кэт, отказываясь от дальнейших разговоров. Известие о казни потрясло ее, но она не подавала виду. Повернувшись к Ниссе, Кэт сказала: – Прошу вас, леди де Уинтер, проводите архиепископа до его баржи.

Набросив плащ, Нисса вышла из дома вместе со священником.

– Милорд, не скажете ли мне, как там мой супруг?

– Все хорошо, моя дорогая, ему ничто не угрожает, – ответил Томас Кранмер. – Но Тайный совет счел его и всех остальных виновными в сокрытии государственной измены. Их имущество отойдет короне.

– Но это несправедливо! – вскричала Нисса. – Мой супруг ничего не знал о дурном поведении королевы!

– У меня нет оснований не верить вам, дитя мое. Но король – злой и жестокий человек. Он жаждет отмщения. И Говардам придется заплатить.

– Мой супруг не Говард, – сердито возразила Нисса.

И тут ее осенило. Очень скоро Кэтрин Говард будет предана смерти. В этом никто не сомневался. Так зачем молчать? Кэт уже не спасти, зато можно спасти Вариана. Нисса видела, что отказ Кэт дать письменное признание очень расстроило архиепископа. Еще бы – теперь ему вечно терзаться сомнением. Вдруг он отправил на казнь невинную женщину? Разве что…

И Нисса сказала архиепископу:

– Милорд, я хочу, чтобы вы приняли мою исповедь. Прошу вас!

Томас Кранмер даже опешил:

– Здесь, мадам? Сейчас?

Нисса с жаром закивала.

И тут архиепископ догадался, что молодая женщина хочет поведать ему что-то, однако хочет обезопасить себя тайной исповеди. Значит, это что-то очень важное. Вероятно, хочет выторговать прощение для супруга и возвращение конфискованного поместья.

– Я не могу гарантировать вам ничего, кроме отпущения грехов, дитя мое, – честно признался он. – Что еще может служитель церкви?

Нисса снова кивнула, на сей раз задумчиво.

– Я понимаю, милорд, но все равно хочу вам исповедаться. Я не встану на колени, чтобы не возбудить подозрения тех, кто, возможно, наблюдает за нами из дома. – Она взяла руки архиепископа в свои. – Простите меня, отче, ибо я согрешила.

– В чем же состоял ваш грех, дитя мое? – спросил архиепископ.

– В Йорке я застала королеву за прелюбодеянием, но никому не сообщила. Я застигла ее с Калпепером за актом совокупления, пока король был на охоте.

Архиепископ почувствовал, что земля уходит из-под его ног. Прошла долгая минута, пока он не обрел возможность дышать и говорить.

– Почему вы не разоблачили этот грех, дитя мое? Таким образом вы сами сделались соучастницей преступления.

– Я боялась, что мне не поверят, – ответила Нисса. – Вспомните, одно время король колебался, кому отдать свою любовь – Кэтрин Говард или Ниссе Уиндхем? Я искренне полагала, что король и все остальные подумают, будто я оговорила королеву из ревности. И знала, что король слишком любит королеву, чтобы поверить мне. Нас бы наказали за ложь, меня и моего супруга. Поэтому я молчала. Поначалу боялась признаться даже мужу! Но в Гулле я наконец сказала королеве, что знаю о ее греховной связи с господином Калпепером. Я умоляла ее прекратить эту связь, чтобы быть верной и преданной супругой нашему королю.

– Вас можно похвалить за подобный совет, дочь моя, – одобрительно заметил архиепископ. – Однако что же было потом?

– Королева заявила, что любит Калпепера и не может от него отказаться. Я напомнила ей, что таким образом она подвергает опасности не только себя, но и всю родню. Я спросила, что будет, если она понесет ребенка? Она отмахнулась от моего предостережения. Потом мы прибыли в Кеттлби. Там Том Калпепер и его друг сэр Синрик Воэн напали на меня ночью, когда я в одиночестве возвращалась к себе из королевского шатра. Они угрожали мне насилием. Сэр Синрик разорвал на мне платье и трогал мою грудь. Когда он поднял мои юбки, я сумела ударить его ногой, и он упал без чувств. Калпепер, который меня держал, вынужден был отпустить, чтобы помочь другу. Я хотела бежать, но тут Калпепер стал угрожать, что убьет моих детей, если я его выдам. И я не осмелилась рассказать мужу, из страха, что он потребует немедленной сатисфакции у них обоих и скандала не миновать.

Что мне оставалось делать, ваша милость? Я всего лишь женщина. Я боялась за своих малышей. Кроме того, Калпепер и королева были так неосторожны, что я решила – рано или поздно их связь все равно откроется. Вот почему я столь отчаянно рвалась домой, чтобы быть подальше от двора, когда разразится гроза. Не сомневайтесь в своей правоте, милорд. Кэтрин Говард действительно виновна в прелюбодеянии, а что до моего молчания относительно этого дела, так я прошу Господа простить мне этот грех, – заключила Нисса.

– Прощение вам даровано, дитя мое, – ответил архиепископ и перекрестил ее. – Вы правильно поступили, что исповедались. Я ничего не могу вам обещать, кроме отпущения грехов, которое уже свершилось. Но не исключено, что я сумею помочь вам и в другом, крайне важном для вас деле, Нисса де Уинтер! Вы успокоили мою совесть, за что я вам очень благодарен. Приговор королеве не был бы несправедливым, однако в таких делах очень неплохо знать всю правду до конца.

Архиепископ поднялся на свою баржу и поплыл вниз по реке в Лондон. Нисса смотрела ему вслед. Словно тяжелый груз спал с ее плеч и души. Только сейчас поняла Нисса, какую страшную тайну хранила все это время. Судьба Кэт Говард была предрешена задолго до ее исповеди Томасу Кранмеру. По крайней мере теперь она знала, что Вариан будет спасен.

Проходили неделя за неделей, а новостей все не было. Но утром девятого февраля, в четверг, к ним без предупреждения нагрянул герцог Норфолк в сопровождении прочих членов Тайного совета. Никто не ожидал их появления. Только одна из горничных, заметив на реке баржи, идущие в направлении Сайон-Хаус, подняла тревогу, благодаря чему у них было немного времени, чтобы подготовиться.

Лорды толпились в маленькой гостиной. Бывшая королева присела в реверансе.

– Я слышала, дядя, что вы были в Леддингхолле, – обратилась она к герцогу.

– Действительно, – кисло отозвался он, – я там был. Но прежде всего я слуга короля. Он приказал мне вернуться, и я тотчас же повиновался.

– Но как поживают моя тетя Бриджуотер и мой дядя Уильям с супругой, мой брат Генрих, его жена и дети? А мой кузен Вариан? Ах да! Как там вдовствующая герцогиня? – многозначительно сощурилась она.

– Вы дерзите, девчонка, что в вашем положении совсем неуместно, – сурово возразил он.

– Я не девчонка, милорд, я женщина!

– О да, девственность вы потеряли давным-давно, – сердито отрезал он. – А теперь помолчите, Кэтрин, ибо я привез вам известие чрезвычайной важности. Акт о государственной измене, принятый в отношении вас еще двадцать первого января, был провозглашен еще дважды, шестого и седьмого числа сего месяца. Вы приговариваетесь к смерти, как и леди Рогфорд.

– Генрих подписал мой смертный приговор?

– Еще нет, – спокойно ответил Норфолк.

– Тогда еще есть надежда! – тихо воскликнула она.

– Никакой надежды, – холодно ответил он. – Не питайте иллюзий, мадам. Вы осуждены на смерть.

– Когда? – Лицо Кэтрин стало мертвенно-бледным, как и лица ее дам.

– Дату еще не назначили.

– Если меня казнят, – сказала Кэтрин, – нельзя ли, чтобы это произошло втайне? Я не хочу стать потехой для публики.

– Вы умрете в Тауэре, как ваша кузина Анна Болейн, в присутствии нескольких свидетелей, как того требует закон, – мягко пояснил он. – Несмотря на чудовищность вашего проступка в отношении короля, он не желает быть жестоким в отношении вас, Кэтрин. А теперь готовьтесь покинуть Сайон-Хаус в любой день ближайшего будущего. В Тауэре вы задержитесь лишь на день или два.

Поклонившись всем собравшимся в гостиной, Норфолк удалился. За ним последовали прочие члены Тайного совета, а также лорд Бэйнтон.

– Генрих меня не убьет, – в отчаянии повторяла Кэтрин Говард, отказываясь принять свою злосчастную судьбу. – Я его знаю. Он просто очень разозлился. И он имеет на это право. Но он меня не убьет.

Потом Кейт Кэри долго плакала на плече у леди Бэйнтон.

– Мой дядя совсем не ведает жалости, – рыдала она. – Почему Кэт верит, что он ее пощадит? Неужели она так плохо его знает? Она виновна, а моя тетя, королева Анна, была невинна. Тем не менее королеву Анну казнили. Я боюсь за Кэт. Что с ней будет, когда она не сможет больше отрицать очевидное?

– Ей придется взглянуть правде в лицо, – сказала леди Бэйнтон.

– Она пытается спрятаться от беды, – успокаивала Нисса плачущую Кейт. – Иначе бедняжка просто сломается. И мы тоже должны быть храбрыми, Кейт, – ради нее. Иначе на кого еще может она положиться в этот страшный час?

Леди Бэйнтон приготовила перемену платья и все, что могло понадобиться Кэт в те несколько дней жизни, что ей еще оставались. Фрейлины же старались занять чем-нибудь бывшую королеву, чтобы отвлечь ее мысли о неизбежной смерти. И все же их застали врасплох, когда на следующее же утро Совет прибыл в Сайон-Хаус, чтобы забрать Кэтрин Говард в Лондон, в Тауэр.