– Ну и ради этого тоже, наверное! А что, разве не так? А зачем тогда надо было из Белоречья тащиться сюда на пять лет? Чтоб потом снова вернуться туда какой-нибудь училкой? Глупо же!

– Мисюсь, уймись! Замолчи сейчас же! Господи, что она несет, Антон…

Тина в ужасе хваталась за голову и замолкала, и не могла подобрать подходящих для случая слов, будто они вмиг разбегались испуганно из ее головы, не выдержав напора этой ничем не прикрытой то ли непосредственности, то ли наглого такого простодушия. Антон же хохотал от души, как раз и забавляясь этой искренней, как ему казалось, детскостью, и, обняв Тину за плечи, по-рыцарски кланялся и благодарил Мисюсь нарочито шутливо:

– Спасибо, спасибо тебе, юная праведница, что раскрыла мне глаза на мою коварную женушку! Так вот, значит, зачем она мне в любви признавалась, искусительница этакая! А я думал, она тоже писателя Чехова любит, как и я… А тут вон в чем дело, оказывается!

– А что, Тинка сама вам призналась в любви? Первая? – раскрывала удивленно на Антона Палыча глаза Мисюсь. – Вот это да…

– Ага. В любви. И ко мне, и к тезке моему, писателю Чехову. Так что возьми на вооружение, Мисюсь, если тоже таким способом замуж решишь выйти! Только вот какого бы тебе писателя любимого для этого дела подобрать поромантичнее… Тебе самой-то кто больше нравится, Мисюсь? Гоголь? Пушкин?

– Ой, да не люблю я этих ваших писателей, Антон Палыч! Ни Гоголя, ни Пушкина! Чего вы на них так зациклились-то, ей-богу, на писателях этих? Я вот, например, вообще читать не люблю. Тоже мне занятие… Как будто больше делать в жизни нечего…

– Ну нет, милая Мисюсь, тут ты просто категорически не права! – шутливо продолжал Антон Палыч, исподтишка подмигивая Тине. – Так ты никогда себе приличного мужа и не найдешь! Они ведь сейчас, потенциальные приличные-то, гранит науки в разных институтах грызут! И грызут его не одни, а в окружении таких же, как ты, красивых, но, в отличие от тебя, очень начитанных девушек. Так что шансы твои, милая Мисюсь, очень уж минимальны, получается…

– И ничего не минимальны! – весело возражала ему Мисюсь, с трудом выговаривая трудное слово. – Я вообще, между прочим, за молодого замуж не хочу!

– Это почему же?

– Да потому! Пока он из своей, как вы говорите, потенциальности в мало-мальскую какую приличность выберется, я уж состариться десять раз успею! Нет уж, не хочу. Я хочу жить прямо сейчас, чтоб у меня сейчас все было, а не потом когда-нибудь… А вот вы, Антон Палыч, вместо того чтоб шутки всякие надо мной разводить, взяли бы да и познакомили меня с профессором каким…

– Ого! А тебе, значит, меньше профессора в мужья и не надо? Эк тебя понесло-то сразу! Не больше и не меньше – сразу чтоб профессора?

– Ну да… А чего мелочиться-то? Ну так познакомите или нет?

Антон опять захохотал, откинувшись на спинку дивана. Тина, взглянув сначала на сестру, потом на веселящегося от души мужа, вдруг произнесла сердито:

– Ну все, друзья, хватит! Что это за разговоры вообще? Не нравятся они мне! И ты тоже хорош, Антон… Девчонка несет чушь несусветную, а ты смеешься, будто поощряешь…

– И ничего не чушь! – обиженно протянула Мисюсь. – Я все это абсолютно серьезно говорю…

– Господи, Мисюсь, ну вот скажи: откуда, откуда в тебе это?

– От верблюда! – весело огрызнулась Мисюсь.

– Да ладно, Тин-Тин, отстань от нее… – беспечно махнул рукой Антон, поднимаясь с дивана и потягиваясь. – Повзрослеет, поумнеет… Пойдем лучше спать, колокольчик…

– А я и так уже умная! – так же весело огрызнулась Мисюсь в Антонову спину. – И взрослая! И сама знаю, чего хочу!

– …А не поумнеет, так обратно в Белоречье ее отправим! Раз не хочет учиться, то что ж… – будто не слыша ее, продолжал разговаривать с Тиной Антон. Потом, обернувшись к Мисюсь и незаметно подмигнув Тине, уточнил деловито: – Хочешь обратно в Белоречье, Мисюсь?

– Нет! Нет, я не хочу обратно! Я это… Я лучше в техникум какой-нибудь поступлю! А? Можно? А еще лучше – в училище… В педагогическое, или на модельера еще можно… Только на следующий уже год, ладно? Я же устала после школы! И потом, надо же подготовиться…

– Ну, что будем делать, Тиночка? – уже не смеясь спросил Антон, обращаясь к жене. – Пусть и правда отдохнет, что ли? Не станем мучить ребенка науками?

– Ну хорошо… Пусть… Но только на следующий год – обязательно учиться! Слышишь, Мисюсь? Чтоб без глупостей!

– Ага! На будущий год – просто обязательно! – весело подтвердила Мисюсь. – Слово даю…

На том и порешили. К тому же унылые троечки в школьном аттестате Мисюсь такое решение проблемы сами собой подсказывали – все равно этим летом ей никуда не поступить, по всем предметам репетиторов нанимать придется… Так Мисюсь и осталась в доме дневной хозяйкой, пока Тина с Антоном пропадали в своем университете. Спала до обеда, еду готовила, по городу гуляла… А в конце августа они взяли ее с собой в отпуск, в хороший крымский санаторий, – девчонка аж обмерла от счастья, когда в приятную курортную жизнь окунулась, и поначалу принимала все ее прелести с восторженным смешным благоговением. А потом как-то незаметно благоговение это перелилось в спокойное и горделивое достоинство, и Тина только диву давалась – откуда что взялось… Слишком уж быстро сестренка научилась не распахивать красивые свои глаза навстречу необычным курортным изыскам, слишком уж быстро появилось на ее лице выражение благодушно-капризной лени избалованной хорошей жизнью приличной воспитанной барышни…

В сентябре вернулись домой. Жизнь снова потекла по прежнему своему руслу – вечером Мисюсь встречала их дома красиво накрытым столом, веселым беспричинным смехом да сверкающими от довольства новой своей жизнью глазами.

Антон попытался было снова проявить педагогическую инициативу да заинтересовать-таки свояченицу своей раритетной библиотекой, вкус к хорошему чтению привить, но не тут-то было. Не хотела Мисюсь книжек читать, и все тут. Так со смехом ему как-то и объявила:

– Ой, да ну вас, Антон Палыч, не приставайте вы ко мне со своими Гоголями да Чеховыми! Не люблю! Да и не понимаю я…

– Чего ты не понимаешь, Мисюсь? О чем они пишут?

– Да нет! Не понимаю, как это можно в городе жить и все свое время на какие-то там книжки тратить! У вас же тут столько всего интересного! У вас здесь жизнь настоящая, а вы – книжки… Книжки можно и в Белоречье читать! А здесь жить, жить надо! Наслаждаться жизнью, а не бумажную пыль глотать… Нет, не буду я читать, отстаньте! Вы бы лучше и впрямь меня с кем-нибудь познакомили, а? А то я торчу все время дома одна… Обидно же! И скучно…

– Ну, скоро, я думаю, тебе скучать некогда будет. Скоро на подготовительные курсы тебя определим… А про идею эту с профессорским замужеством забудь, я тебя умоляю! Иначе и в самом деле в Белоречье обратно отправим, поняла?

– Все, все, забыла… Ей-богу, забыла… – испуганно махала маленькими ладошками Мисюсь. – Я же просто так сказала, к слову…

К слову не к слову, но в яростном своем стремлении зацепиться за хорошую жизнь Мисюсь удалось-таки не только самой красиво оскандалиться, но и протащить по одной нехорошей истории и Тину с Антоном Палычем. Они и сами не поняли, как все это произошло…

Объектом для своего нахального охмурения Мисюсь выбрала, как это ни смешно, и впрямь настоящего профессора, Виноградского Илью Александровича с кафедры иностранной литературы, хорошего приятеля Антона Палыча. Вообще, за Ильей этим Александровичем давно уже полз по факультету нехороший такой шлейфик из разных пикантных историй. Поговаривали, что некоторым симпатичным студенткам дорога к вожделенной положительной оценке в зачетке была им заранее определена и заказана, то есть дорога эта вовсе не зависела ни от знаний его предмета, ни от наличия интеллекта, ни от других каких девчачьих сверхспособностей. Сам Антон Палыч, однако, слухам этим нисколько не верил и дружил с Ильей Александровичем с большим удовольствием, то есть хаживал в его дом запросто. Дружил он многие годы и с его женой, моложавой смешливой дамой, профессором-историком Владленой Вячеславовной. Простота эта в общении с семьей Виноградских сложилась у него еще до женитьбы на Тине, но и молодая жена его профессорской парой была впоследствии хорошо принята и обласкана. В общем, можно сказать, дружили Званцевы и Виноградские семьями. Потому и не пришло ни в одну умную голову заподозрить неладное, когда на семейном празднике по случаю Тининого дня ангела Мисюсь повела себя очень уж странно – взяла и зацепилась сразу глазами за бедного Илью Александровича и не отпускала его из поля зрения весь вечер. А глаза у девчонки, надо сказать, и впрямь были необычными, так и жгли прозрачно-ядовитой юной зеленью. Это уж потом Тина с Антоном спохватились и ругали себя последними словами, что не отнеслись должным и серьезным образом к коварным устремлениям своей молодой родственницы. Думали, так, болтает девчонка попусту, строя планы насчет профессорского замужества. А получилось и впрямь так, как Мисюсь и задумала, – голову Илье Александровичу сразу и напрочь снесло. До такой степени снесло, что пришел он как-то к Антону Павловичу за советом, о разводе заговорил. Тот только за голову схватился, ужаснувшись…

В общем, скандал назревал еще тот. А самое нехорошее – грозил перетечь своим аморальным, страстно осуждаемым обществом в те годы адюльтером уже и на кафедру, и мог очень плохо кончиться для них всех. Потому что, как ни крути, а Мисюсь была членом семьи уважаемого Антона Павловича Званцева, и он тоже был за эту так называемую «аморалку» в большом ответе. Да и Тине достался бы от этой истории свой хороший кусок неприятностей – погнали бы из университета молодого преподавателя Званцеву, как и положено, по какой-нибудь очень уважительной причине, которая для таких случаев обычно всегда заранее и бережно заготовлена.

Положение спасла жена Ильи Александровича. Бывают на свете, слава богу, такие умные жены. Быстренько воспользовавшись приглашением Рижского университета, бросила в один день все и уехала туда на целых полгода, и Илью Александровича с собой утащила, правдами и неправдами выхлопотав и для него семестр лекций по зарубежной литературе. Там Илья Александрович благополучно и прозрел и одумался. И очень своей мудрой жене впоследствии был благодарен…

Антон Палыч долго потом на свояченицу сердился за эту историю. Как бы там ни было, а хорошего друга потерял. Потому что хоть и обошлось все, а осадок в душе остался. Тот самый осадок, который дружбу под корень разрушить может. Хотел даже в первом, самом яростном гневе Мисюсь обратно в Белоречье спровадить, но довольно быстро остыл. И Тина за сестру просила – жалко девчонку стало. В самом деле, глупая еще. Да и сама Мисюсь после этой истории испугалась, притихла совсем, как мышка. После ноябрьских праздников и впрямь пошла на подготовительные курсы при университете, и даже однажды – о чудо! – поднялась к Антону Павловичу в мезонин и попросила дать ей почитать что-нибудь из классики…

– Неужель и вправду поумнела? – насмешливо спросил он, доставая с полки пушкинские «Повести Белкина». – На, почитай вот «Барышню-крестьянку», что ли… Та еще хитрюга была эта барышня, вся в тебя…

– Да я не хитрюга, Антон Палыч! – обиженно вскинула на него глаза Мисюсь. – Просто… Просто вы меня не понимаете совсем… Ни вы, ни Тинка…

– И в чем это, интересно, мы тебя не понимаем?

– Ну, не всем же дано книжки любить. А вы только по себе о людях судите! А может, у меня другие какие способности? А вы – книжки да книжки…

– А что… Может, ты и права, слушай… – задумчиво и внимательно на нее глядя, произнес Антон Палыч. – И даже определенно права… Чего это мы к тебе так с этим чтением привязались?

– Ну так и я говорю…

– Тогда скажи: чем бы тебе хотелось заниматься? Вот скажи четко и определенно: чем?

– А вы сердиться не будете?

– Нет.

– Точно?

– Слово даю!

– Ну, тогда… Вы бы меня машину вашу водить научили, вот это было бы здорово…

– Машину?! – опешил от такого неожиданного заявления Антон Палыч. – Ну, Мисюсь, не знаю… Это ты у Тиночки сначала разрешения испроси… Чего это тебе вдруг такая фантазия в голову пришла?

– Не знаю! Хочу, и все! Давно хочу. Даже во сне вижу, как я руль кручу…

– Ну что ж, хорошо… – грустно-снисходительно усмехнулся Антон Палыч. – Машину так машину. Вот завтра прямо и начнем, если Тиночка возражать не станет…

Тина нисколько против нового увлечения Мисюсь не возражала. Очень тяжело пережив историю с Ильей Александровичем, она даже обрадовалась такому повороту событий. Тем более видела, как и сам Антон идеей этой неожиданно вдруг увлекся – свояченицу вождению научить. А уж про Мисюсь и говорить было нечего. Совсем будто подменили девчонку – и глаза интересом загорелись, и способности к новому занятию откуда ни возьмись проявились у нее недюжинные. Схватывала все с лету, ученицей была прилежной, чем вызывала к себе особого рода уважение. Потому что не полагалось юным девушкам в те времена баранку крутить. Совсем не женское это было дело. Считалось тогда, что у женщин мозги вовсе не так устроены. Антон Палыч Мисюсь в этом отношении даже похваливал. И удивлялся восторженно, насколько она способной автомобилисткой оказалась. И экзамены водительские с первого захода сдала, будто играючи. И Тина была довольна, что сложились у девчонки наконец с ее мужем хорошие и доверительные отношения…