— Фин. — Мое имя, словно мольба, произнесенная шепотом. В попытке сдержать себя Рори сжимает руки в кулаки и снова разжимает. — Возьми меня в рот, — хрипло шепчет он, после чего более отчаянно добавляет, что звучит еще слаще, — пожалуйста.

Я обхватываю головку члена губами, и Рори издает стон, что-то между пыткой и восторгом. Его бедра приподнимаются, а тело изгибается, словно от боли, когда я почти касаюсь его основания. Крепко сжав губы и обхватив основание его члена рукой, я медленно ласкаю его языком, снова и снова скольжу вниз-вверх по его твердой плоти.

Пока трахаю его своим ртом.

Я увеличиваю темп, его движения становятся все более хаотичными, и он хрипло матерится.

— Твою мать. — Больше утверждение, чем ругательство. — О, господи, охренеть.

Я так сильно возбуждена, что могу оказывать на него такое влияние, что интимность этого момента, когда я ласкаю его своим ртом, настолько обнажает его чувства. Согнув ноги, он наконец-то запускает руки в мои волосы и без предупреждения или извинения кончает мне в рот.

— Боже всемогущий, у меня чуть сердце не выскочило из груди. — Прижав ладони к его мускулистым бедрам, я начинаю хихикать, и в следующее мгновение я прижата к его груди. — Я серьезно, — говорит он, хотя его взгляд говорит об обратном. — Мне кажется, у меня сердце остановилось.

— Хорошо, что я знаю, как делать искусственное дыхание.

— Твой рот затрахал меня до смерти.

Я снова хихикаю и, свернувшись калачиком, прижимаюсь к нему. Многое можно сказать о таких объятиях. И это моя последняя мысль.

Бледные лучи солнца просачиваются сквозь открытые шторы; постель теплая, но в комнате зябко. Мой нос похож на сосульку, и я зарываюсь глубже в одеяло.

— Доброе утро, крошка. — Рот Рори у моего плеча, его губы оставляют легкие поцелуи на коже, пока одна рука сжимает мою грудь, а другая обнимает за талию, притягивая меня к себе на подушку. — Похоже, радиатор вырубился.

— Да, такое с ним бывает.

— Ты расскажешь мне, почему оставалась тут ночевать?

Обернувшись через плечо, я смотрю на него.


— Я уже говорила. Не успевала уехать до прилива. Проще было остаться тут пару раз.

— Пару раз? — Его бровь вопросительно изгибается. — В сумке у двери слишком много одежды для того, кто иногда тут оставался.

— Я же девушка. Мы не путешествуем налегке. — Я роняю голову обратно на подушку. — Маньяк.

— Не, это было на прошлой неделе, когда ты меня продинамила. Довольно впечатляющая у тебя коллекция маленьких штучек. — Хотя я не смотрю на него, улыбка в его насмешке более чем очевидна. — Впрочем, не уверен, что слово "маленький" вообще относится к кое-чему из того, что я нашел. Некоторые из тех полосок кружева вообще ничего не прикроют.

— Еще больший маньяк. — Смеюсь я. — Я просто запихнула кое-какую одежду в сумку. Понятия не имею, что там было.

— Я разочарован, — отвечает Рори с насмешливым раскаянием. — Шикарные трусики, — бормочет он, раскатывая букву " р " по чувствительной коже моей шеи. — И ни одни из них не для меня.

— Так и есть, — содрогаясь, отвечаю я. И не из-за низкой температуры в комнате. — Я старалась избегать тебя, а не завлекать.

И вот она; правда, которую мы игнорировали каждый раз, оказываясь в постели.

— Да. Но иногда нет смысла бороться с приливами. — Его голос ласковый и нежный, в нем нет и следа озорства. Ну, не считая его языка, который оставляет влажный след на моей шее. И поцелуев. О, поцелуи. — И это слишком серьезная тема для разговора в такое, — он наклоняет голову через мое плечо, пытаясь разглядеть в окно солнце, которое скрылось за не предвещающими ничего хорошего тучами, — Я обирался сказать "прекрасное утро", но по крайней мере нет дождя. — Облокотившись на руку, Рори смотрит на меня сверху-вниз, его взгляд почти нежный. — Нет, утро все же прекрасное.

— Правда? Эй! — Внезапно я голая и замерзаю. Одеяло сдернуто, обнажая мою наготу. — Отдай обратно!

— Время принимать душ, — смеется Рори и натягивает одеяло между своих ног.

— Придурок, отдай мне одеяло! — Кричу я, хватаясь за него, внезапно обеспокоенная состоянием своих волос. Не то, чтобы это было важно, Рори не сводит глаз с моей груди, с моих напряженных сосков.

— Я вел себя по-джентльменски. — Но его взгляд говорит об обратном. — Просто даю тебе возможность первой воспользоваться горячей водой.

Я перестаю жаловаться, потому что дело вот в чем: этот дом почти невозможно прогреть и мыться здесь определенно неудобно, учитывая, что древним погружным нагревателем можно нагреть лишь около половины галлона горячей воды в день.

— Но, если ты не против холодной воды, я без проблем приму душ первым.

— Вот уж фиг, — отвечаю я, соскакивая с кровати и поспешно ступая по голому полу. — Северное море и то теплее!


***


— Я объявляю собрание открытым. — Рори стучит чайной ложкой по пустой кружке, заставляя вздрогнуть официантку, которая обслуживает соседний столик.

— Так что это? Деловой завтрак? А я-то думала, ты пригласил меня подкрепиться.

— Сама виновата, — отвечает он, окидывая взглядом не внушающее доверия заведение. Желтые обои в цветочек, облупившиеся от времени, и такие же потертые пластиковые скатерти. — Мы бы лучше узнали друг друга, и я бы накормил тебя где-нибудь в более приличном месте в субботу, если бы ты пришла.

— Значит, это не совсем деловая встреча?

— Вовсе нет. — Улыбаясь, отвечает он и тянется через стол к моей руке. — Сегодня я полностью настроен на личные и интимные темы.

— Ничего нового.

— И именно поэтому мы сегодня здесь.

— Серьезно? Я думала, что мы пришли позавтракать.

— Да, но, если бы не это, — он стучит указательным пальцем по столу с пластиковой скатертью, разделяющему нас, — я бы наслаждался вовсе не завтраком.


Я начинаю хмурится.


— А тобой.

Если бы я сказала, что выражение его лица в данный момент нисколько меня не возбудило, это было бы полное враньё. Мать честная!

— Итак, — продолжает он, загибая пальцы. — Значит, мы сидим за столиком, завтракаем и общаемся.

— Кажется неразумным, — парирую я.

— Но необходимым. — Он проводит рукой по своим густым волосам, откидывая их со лба. — И стол очень важен. Нам понадобиться на что-то выложить все карты.

— Карты, — повторяю я, отводя глаза в сторону. Серьезность — это что-то новенькое для него.

— Ты мне нравишься. По-настоящему нравишься, и я не помню, когда последний раз испытывал такое. — Он почесывает подбородок, потом опускает руку на стол, быстро постукивая по нему пальцами, как по барабану. — Очень, очень давно.

— О-о.

— Поменьше энтузиазма, — сухо произносит он. — Ладно?

Я морщусь, не зная, что должна на это сказать. Я знаю, что чувствую, хотя должна наоборот сдерживать свои чувства.

— Знаешь, ты меня не проведешь.

— Я и не пыталась, — поспешно отвечаю я и также быстро краснею, потому что я врунья и дурочка.

— Итак, перейдем к первому пункту повестки дня по более близкому знакомству…

— Я... Я на это не соглашалась.

— Не соглашалась, потому что это моя повестка. Мое собрание, понятно? Дай знать, когда будешь готова, — говорит он, наклоняя голову, чтобы одарить приближающуюся официантку обаятельной белоснежной улыбкой.

— Чай и два полных шотландских завтрака, — говорит она, звеня тарелками, когда опускает поднос на стол.

— А можно мне кофе, пожалуйста?

— Да, — отвечает она, чуть не уронив передо мной тарелку, хотя по ее выражению можно подумать, будто я спросила, чистое ли у нее белье. Она достает карандаш из гнезда с химической завивкой волос стального цвета. — Вам одну или две чашки?

Быстрый взглянув на Рори, уточняю.


— Одну. Эспрессо, пожалуйста.

— Либо пьете Nescafé, либо ничего.

— Э, ладно. Спасибо, — отвечаю я немного шокировано.

Запихнув поднос подмышку, она топает прочь. И тут я понимаю, что плечи Рори трясутся.

— Это было великолепно. Боже, да тебя уже для одного развлечения хватит.

— Повторяю еще раз... придурок. — Я краснею и утыкаюсь взглядом в свою тарелку, разглядывая ее содержимое. Бекон, квадратная мясная колбаса, яичница, грибы, тушеная фасоль — никогда не понимала, почему она приемлема для завтрака — жуткий черный или кровяной пудинг и самая настоящая шотландская картофельная лепешка.

Ах да, и тарелка тостов с толстым слоем масла.

— Я должна съесть всю эту гору еды или взобраться на нее? — бормочу я, взяв вилку и нарочно не обращая внимания на огромного викинга напротив, который кладет кусок бекона между двумя треугольными тостами и заглатывает этот бутерброд. — Мне никогда это не съесть..., и я могла оказаться вегетарианкой. — Он не спросил, просто заказал. Хорошо, что этим утром мне нравится альфа-самец.

Продолжая жевать, Рори окидывает меня задумчивым взглядом.


— Но это же не так.

— Не так, но может я хотела что-то другое.

— Разве похоже, что тут подают яйца с копченым шотландским лососем, сбрызнутым ликером Бенедектин и посыпанным органическим укропом?

— Я даже не уверена, что такое существует.

— Либо это, либо овсянка. Будь паинькой и ешь свои углеводы. Они тебе пригодятся после прошлой ночи. — Я бросаю на него сердитый взгляд, презрительные слова и яичный желток на кончике языка, когда он добавляет: — После той пробежки.

— Не имею ничего против углеводов. Я боюсь сердечного приступа. — Снова взяв вилку, я едва избегаю столкновения с моей только что прибывшей двухпинтовой кружкой растворимого кофе, поданной с подозрительным взглядом.

— Здесь вешают женщин как ведьм и за меньшее.

— Неправда, — возражаю я. — В этой части Шотландии никогда не было судов над ведьмами.

— Так ты знаток истории?

В ответ я небрежно пожимаю плечами, и когда становится понятно, что моего жеста недостаточно, добавляю.


— Я тут росла. — Я в буквальном смысле могу откусить себе язык. — Какое-то время.

— Я помню, — произносит Рори, сверкая глазами и стряхивая хлебные крошки с пальцев. — Мама — шотландка.

Чувствую, как меняюсь в лице прежде, чем вспоминаю обрывки нашего разговора в баре.


— Хорошая память.

— Я в этом мастер.

Не уверена, что у меня полностью получилось придать лицу непринужденное выражение — в конце концов, кажется, он не все обо мне помнит. Скажем, э-э, ну... как лишил меня девственности?

Также у меня не выходит сдержать пренебрежительное фырканье.

— Что я такого сказал?

Я запихиваю в рот полную вилку грибов, умудряясь пробормотать.


— Ничего.

— Получается... — Рори тянется к серебристому чайнику, стоящему между нами, в наши дни такой посудины уже нигде не увидишь. Налив себе чай, он указывает на пустую кружку, но я мотаю головой. — Хм. Не совсем шотландка.

— Думаю, мы давно уже установили, что во мне есть немного шотландского.

— А иногда и чуть больше. — Я чувствую, как краснею больше от его внимания, чем от инфантильного и поддразнивающего тона. Да, он поглощает свой завтрак с приличной скоростью, но при этом, смотрит на меня так, словно собирается отодвинуть тарелку и съесть меня. — Что еще?

— На самом деле мне не удобно говорить о себе.

— Прошу занести это в протокол. И?

— И... и я не хочу.

— Съешь тост, — предлагает он, толкая ко мне серебряную тарелку. Я беру кусочек остывающего хлеба и откусываю. — Как давно ты... — Он замолкает, как будто подыскивает более мягкое слово.

— Одна? — поспешно спрашиваю я. — Около четырех месяцев.

— Хм. Логично.

— Ты и твое внимание к вещам? — мой ответ полон сарказма.

— Какая-то ты колючая сегодня утром. Как крошечный ежик.

— Неправда.

— Как угодно. Ты живешь с мамой?

— Ты скажи мне, — отвечаю я, скрещивая руки на груди.

Рори замирает с вилкой в воздухе, пристально разглядывая мое лицо, словно может определить по нему ответ.


— Это объяснило бы, почему ты прячешься в маленьком домишке без отопления.

— Там есть отопление, просто не всегда, — пожимаю плечами.

— Но?

— Ты намеков не понимаешь?

— Меня не провести, — широко улыбаясь, отвечает он.

— Что?

— Я тот еще калач. Ну, типа тертый.

— О, боже, Рори, какая глупость, — восклицаю я, роняя тост на тарелку. — И я остановилась у друга. Знаешь, ты похож на похотливого пса. — Как только слова слетают с языка, я понимаю, что превратилась в менее красноречивую версию Айви.