Представьте мое удивление, когда я добралась до его дома, открыла калитку и увидела через окно девушку в его объятьях. Не друга или сестру. Я достаточно долго стояла там, чтобы в этом убедиться. Они улыбались, а вот я — нет, особенно, когда Рори протянул руку, чтобы намотать локон ее волос на свой палец. Она захихикала, и он уставился на ее пышную грудь перед тем, как притянуть ее к себе для долгого поцелуя. Остальное, как говорится, история. К тому времени, как я отправилась в Тайланд, я больше не могла выносить и мысли о нем, мои воспоминания потускнели, как дешевые рождественские украшения, когда с них стираются блестки.

Но я обожглась. Мне было больно. И сдуру, я пообещала сама себе, что не позволю такому повториться.

Это было доведенным до крайности ребячеством.

Оставив свои воспоминания, я ставлю фотографию на место и чувствую, что Айви входит в комнату позади меня, судя по звуку ее ложки, звякающей о тарелку с овсянкой. Я говорю тарелка с овсянкой, но более вероятно, это блюдо, содержащее всевозможные виды заменителей сахара и пищевых добавок и возможно около двух процентов каши. Отлично, сахар не является продуктом животного происхождения. Сомневаюсь, что она выживет.

— Думаю, нам с тобой пора немного поболтать, — говорит она, хрумкая эту гадость.

Это не совсем средство от похмелья.

Великолепно.


Глава шестая.


Фин.

Фу-у.

Время для небольшого разговора, и мой кофе остыл. Посмотрев на лицо Айви, я понимаю, что разговор будет более серьезным. Всю неделю она была тихой, и я думала, что это из-за большого количества работы, но теперь я задаюсь вопросом, может, она была погружена в раздумья.

Похоже, что разговор коснется последствий моих действий.

— Что случилось? — упрямо отвечаю я, прижимая остывающую чашку к своей груди. — Это по поводу лесоруба? — также известного под именем Рори; часть моего прошлого, о котором она не имеет понятия. Как ни странно, этот момент в начале недели, был одним из тех, которые заставляли меня вновь почувствовать себя почти человеком. Таких моментов не много, и происходят они довольно редко в настоящее время.

— Почему ты спрашиваешь?

— Не знаю. Может я вела себя неправильно.

— Как неправильно?

— Не как вдова, полагаю. — Проследовав за ней в комнату, я сворачиваюсь калачиком на краю дивана, пока Айви хмурится, а ее ложка на мгновение застывает в воздухе, прежде чем отправляется в ее рот. Затем, театрально закатив глаза, она скользит в кресло напротив и при этом бубнит что-то, что очень похоже на "неледихамичем".

— Что это было? — я почти не спрашиваю, завороженная розовыми и зелеными кусочками, балансирующими на ее ложке, и крошками — это зефир? — которые вот-вот станут перетертым месивом.

— Я сказала, — она прожевывает — никто не ждет, что ты станешь Леди Хэвишем (Леди Хэвишем — одна из главных персонажей романа Ч. Диккенса "Большие надежды". Прим. пер.).

— Я уверена, что она была брошена перед алтарем, а не овдовела, — отвечаю я, делая ненужный акцент на слове.

— Дело не в обстоятельствах, а в реакции. Ты не можешь законсервировать себя в двадцать шесть лет.

— Двадцать пять.

— Дурочка, у тебя день рождения на носу. И хотя Бог знает, мужчины должны быть за версту от твоего радара сейчас, честно, я была бы счастлива, если бы ты просто заглядывала в магазины время от времени.

— Я выхожу в люди. Во вторник я ходила на почту.

— Во вторник две недели назад. И это был последний раз, когда ты покинула дом. Почему бы тебе не начать снова бегать?

— Слишком холодно.

Она фыркает, прищурив глаза.


— Я не говорю, что это не естественно, твое поведение, потому что горе — это странная и ужасная вещь. Но, знаешь, ведь в какой-то момент ты должна начать двигаться дальше?

Я молчу, потому что не знаю. Как можно двигаться дальше, когда такое чувство, будто ты застрял? Живешь в каком-то странном забвении, живешь уже не своей жизнью, а жизнью какой-то престарелой тетушки? Возможно, мне следует запереться в доме в пожелтевшем от времени, старом подвенечном платье, потому что я чувствую себя достаточно древней. Каким образом можно двигаться дальше, если ты просто не знаешь даже с чего начать? Или кем ты должен быть?

— Пришло время. — Она ставит свою тарелку с овсянкой на стол с тяжестью молотка. — И как бы я не была благодарна тебе за помощь в успешном открытии салона, ты не можешь жить со мной вечно.

— Что? Ты выгоняешь меня?

— Тебе нужно начать жить самостоятельно, — говорит она, не обращая внимание на панику, отразившуюся на моем лице. — И тебе нужно найти работу до того, как твои профессиональные навыки устареют.

— Я — у меня временная передышка. Уклонение, или как там это называется. — Я читала статью об этом, пока находилась за стойкой регистрации внизу. Эта статья из журнала Cosmo, и я решаю не говорить об этом. — Видимо, делать длительный перерыв в работе — это новое корпоративное явление.

Судя по выражению на ее лице, это ее нисколько не впечатляет, поэтому я пробую другую тактику.


— Слушай, если тебе нужно, чтобы я начала вносить свою долю в оплату счетов —

— Дело не в этом, — говорит она, отмахиваясь от моих слов. — Кроме того, ты не можешь себе это позволить.

— Добей меня, когда мне плохо, — жалуюсь я.

— Это правда. Но тебе нужна работа, ради карьеры, не говоря уже о душевном равновесии.

— Я не уверена, что я — слова заканчиваются, потому что я не уверена, и точка. Все внезапно пугает меня; этот разговор, будущее — все. Мое сердце начинает громко стучать, и с каких пор мне нужно сосредотачиваться, чтобы продолжить дышать? В ловушке, кажется, так я себя чувствую, когда ставлю кружку на стол и начинаю говорить. — Я думала о том, чтобы пройти эти курсы по восковой депиляции.

Айви бросает на меня еще один скептический взгляд, не подозревая в каком смятении я сейчас нахожусь. — Я уверена, Нэт хотела, как лучше, упомянув о них, но это не для тебя.

— Ты знала, что она сделала — я делаю вдох, будучи не в состоянии заставить себя закончить предложение. Зачем я об этом заговорила?

— Пирсинг клитора? Да, знала. — Последнее прозвучало, как усталый вздох. — Она им покрасовалась, я полагаю.

— Боже, нет!

— Тогда тебе повезло. — Айви вздыхает, бормоча что-то о том, что у этой девушки слишком большие наклонности к эксгибиционизму.

— Она просто рассказала мне об этом, когда мы разговаривали о курсах по интимной восковой депиляции.

— Ты действительно хочешь проводить свои дни, глядя на вагины?

Ее подача вопроса далеко не антагонистичная, и даже если он звучит, как настоящий вопрос, у меня по-прежнему нет слов, чтобы ответить. Могу ли я полностью изменить свою карьеру — стать косметологом? Действительно ли я хочу проводить свои дни, имея дело с волосатыми подмышками и ногами? С волосатыми задницами отдельных придурков вместо корпоративных? Или это просто еще один способ избежать возвращения в реальный мир?

— Знаешь, они не все одинаковые. — Несмотря на невозмутимость моего тона, я была потрясена, узнав это от Нэт. Сюрреалистический разговор оставил меня с пониманием, что прелести некоторых женщин определенно отличались от моих собственных. Думаю, ее точные слова были следующими: некоторые похожи на сэндвичи с ростбифом, приготовленные очень небрежно в каком-то кафе.

— Ты считаешь, что разнообразие плоти является достаточным для поддержания твоего вдохновения? Ты, со своим дипломом с отличием и блестящим послужным списком? Или, возможно, ты хочешь добавить несколько пунктов в свое меню? Спрей для загара, может быть?

— Я могла бы, — отвечаю я, поднимая свой подбородок вверх, беспокойство переходит в огорчение.

— Очень жаль. Тебе придется найти какое-то другое место, чтобы практиковаться в своих навыках. Я не могу позволить себе подпустить тебя к платежеспособным клиентам, как Суини Тодда интимной депиляции. Из-за тебя мне придется закрыться.

— Может я смогла бы делать что-то особенное? — страх реального мира снова начинает подкрадываться ко мне. — Привлечь людей?

— Людей, на которых ты будешь практиковаться?

— Да.

— Детка, местные женщины не хотят дешевизны. Они хотят удовлетворения от мысли, что, когда их мужья занимаются с ними оральным сексом во время их ежемесячного поедания вагины, стоимость указанной восковой депиляции была почти такой же болезненной для кармана, как и сам процесс. Если у нас будет много работы, и мне понадобится нанять косметолога по воску на полный рабочий день, я найму кого-то опытного. Я не могу позволить, чтобы на меня работал Мучитель малышей.

— Малышек, — поправляю я.

— Если малышек слишком сложно обрабатывать воском, то удаление волос на спине, между ягодиц и на мошонке вызовет настоящие трудности.

— Ты...они...ты будешь это делать здесь?

— Почему нет? — говорит она, слегка пожимая плечами. Это легкое движение не скрывает ее дискомфорта. — Не могу представить шестидесятилетнего мистера Полетти, цирюльника, предлагающим интимную депиляцию наряду с короткими стрижками. Будет глупо с моей стороны не расширить мужскую часть клиентской базы.

— Думаешь, среднестатистический мужчина хочет, чтобы его шары были лысыми?

— Не уверена, что есть такая вещь.

— Но ты только сказала —

— Я имею в виду, что нет такого понятия, как среднестатистический мужчина. Разве что, ты рассматриваешь их всех, как кучу лживых, сокращающихся от желания мошонок.

— Мошонок? — перебиваю я несколько возмущенно.

— Большие, волосатые мешочки для яичек, — отвечает она упрямо. Между тем, я вроде как лишаюсь дара речи. Во-первых, Айви всегда старается видеть хорошее в любом человеке, но она ставит крест на всем мужском поле? И во-вторых, она матерится, потому что, эй! Она редко ругается и никогда без румянца на щеках или заикания. — В любом случае, — добавляет она, снова раздражаясь, — это не так затратно, поэтому я ожидаю, что мы достаточно скоро выясним, являются ли мужчины Охкелда кучкой девиц, предпочитающих тело без волос. Мужчин, удаляющих волосы с тела, как девчонки? — она качает головой. — Не то чтобы это имело для тебя значение. Ты не задержишься тут надолго, чтобы узнать об этом.

— Ты ведь знаешь, что я все еще скорблю. — Я сразу же ненавижу свой умоляющий тон, не говоря уже о том, как мое сердце снова начинает колотиться, а поясница покрывается тонким слоем пота — Я - я не готова.

— Но пришло время, милая. Прошло четыре месяца. Ты должна двигаться дальше. Ты все еще молода, и мне просто ненавистно видеть, как ты прячешься от жизни.

— У меня была жизнь! — пронзительно выкрикиваю я, паника сдавливает мое горло. — У меня была жизнь. — Мои руки теребят край рубашки Balenciaga, торчащая нитка позволяет сфокусироваться на чем-то еще, кроме Айви. — И я знаю, что не могу вернуться к ней, но я...я просто не знаю, как начать все сначала. — Когда я поднимаю голову, у меня по щекам текут слезы.

— О, Фин, — говорит она, пересаживаясь со своего кресла на диван. Она обнимает меня за плечи, успокаивающе поглаживая меня по спине одной рукой. — Я знаю, что это страшно, но ты должна попробовать. Ты должна вытащить себя из этой хандры, солнышко. Знаешь, я все понимаю. — Она отстраняется от меня, убрав теперь уже влажную прядь волос с моего лица. — Ты никогда не жила самостоятельно. Тебе никогда не приходилось обеспечивать саму себя.

Я хмурюсь.


— Какое это имеет отношение ко всему?

— Ну, ты выбралась из-под маминой опеки и стала жить со мной, пока мы учились в университете. Затем, через несколько месяцев после окончания учебы ты уехала и вышла замуж за Маркуса.

У меня сжимается сердце при звуке его имени, и я чувствую тяжесть внутри. Но я не буду плакать — я отказываюсь.

— Я поехала в путешествие после колледжа. Возможно, я не жила самостоятельно, но все это требовало мужества. И я не забыла, что ты должна была поехать со мной, но в последний момент отказалась от наших планов. А я все же поехала — отправилась одна. — Это ведь должно что-то значить. Воинственность, может быть.

— Я вижу, ты все еще носишь обиды.

— Balenciaga, на самом деле. — Я не говорю ей, что ее поведение — наилучший показатель. Скинув ее руки со своих плеч, я говорю,


— Прости. Я понимаю, тебе надо было ехать.

Айви пришлось уехать в Лондон, когда ей предложили пройти стажировку в одном из ведущих салонов. Этот опыт дал ей возможность работать по всему миру, даже поработать с кино звездами на съемочных площадках различных блокбастеров. Но тогда, у нас были планы отправиться путешествовать вместе после моего выпуска, тем не менее, я не могла позволить ей отказаться от работы своей мечты. Особенно, когда она начала дышать одним воздухом с великолепным Крисом Пайном. Это была ее мечта, и, безусловно, казалось, она занималась именно тем, что было ей предначертано. А теперь, она вернулась обратно, сказав, что устала от всего этого. Это кажется очень странным, что она бросила работу, которую обожала.