При этих словах Кэм настолько разозлился, что смел на пол и письмо, и большую часть лежавших на столе вещей.

— Разрази тебя гром, Бентли! — рявкнул он, и Боадицея тут же бросилась наутек. — Клянусь, ты не лучше отца. Вы на пару способны в мгновение ока оставить джентльмена без пенни.

— Каждый делает для семьи что может, — язвительно заметил Бентли и насмешливым шепотом добавил: — Господи, как же мне нравится выводить тебя из этого пресловутого самообладания, Кэм. Напоминает мне добрые старые дни, когда еще была жива Кассандра. Рад, что за всем льдом у тебя еще сохранился темперамент.

Граф вскочил с кресла.

— Моя покойная жена тебя не касается. Бентли, ты не понимаешь, что тебе нельзя позорить наше имя? Ты думаешь, мы сидим на мешках с деньгами? Ты полагаешь, наша репутация настолько безупречна, что вынесет и твои выходки?

— Наше имя? — презрительно хмыкнул Бентли. — Наша репутация? Неужели?.. Отец не особо заботился об этом, так почему я должен? Полагаю, одного святоши для семьи вполне достаточно. А что до денег, то, если нам вдруг станет их недоставать, в чем я сомневаюсь, может, ты снизойдешь и опять женишься на дочери торговца? Но Джоан не годится для этой цели, так ведь?

Кулак графа с силой опустился на столешницу, отчего задребезжала ручка ящика, а Бентли вздрогнул и, кажется, впервые испугался.

— Не смей впутывать в эту историю мою будущую невесту. Ты слышишь меня? Я не позволю тебе оскорблять доброе имя нашей кузины.

Юноша мгновенно вскочил с кресла и подошел к окну, сжав кулаки.

— Черт бы тебя побрал, Кэм, — прошептал он, глядя в сад. — Ты знаешь, что я никогда не обижу Джоан. Я презираю тебя. Я устал кланяться и расшаркиваться перед спасителем нашей репутации, нашего состояния и нашего чертового лицемерия. А ты все продолжаешь командовать и диктовать свою волю. Отец никогда меня не отчитывал. Это делал ты.

Кэм открыл рот, потом снова закрыл его. Он хотел бы сказать: «Да, потому что отцу не было до тебя дела». Но сейчас даже ему стало ясно, что их ссора не имеет никакого отношения ни к скандалу, ни к учебе, ни к похоронам. Кэм никак не мог понять, в чем дело, хотя сложилось впечатление, что обида глубоко засела в душе Бентли, и его младший брат, этот, по сути, еще щенок готов ринуться в бой. Но он, черт возьми, не даст ему повода.

Кэм медленно выдохнул, заставив себя успокоиться.

— Очень хорошо, Бентли, — ровным голосом сказал он. — Как я полагаю, ты намерен устраивать свое будущее, не опираясь на образование. Более того, не хочешь жить под моим опекунством. Я правильно тебя понял?

Брат упорно не желал смотреть ему в лицо, но подозрительно косился на него.

— Я… нет. Я… то есть… я пока еще не решил, — пробормотал он.

— Тогда разреши помочь тебе, — с обманчивой мягкостью ответил Кэм. — Юриспруденция… или церковь? Нет, видимо, не подходит. Раз ты не способен учиться в Оксфорде, такие методы зарабатывания на хлеб не годятся, не правда ли? Возможно, ты хотел бы стать военным? Или же тебя привлекает морской флот?

— О нет! — сказал Бентли, резко поворачиваясь. — Я не покину Англию, и ты меня не заставишь!

— Сущая правда! — задумчиво сказал Кэм. У него появилось кое-какое представление о том, с чем связана последняя вспышка, точнее, целый ряд таких вспышек. Но с этим уж ничего не поделать. — Тогда я отошлю тебя в наше имение в Девоншире. Перед наступлением зимы старому Гастингсу не помешает помощь. Можешь поехать вместо меня, узнать кое-что об управлении имением.

— Не планируй мое будущее, Кэм! Ты понятия не имеешь, что для меня лучше.

— Вероятно, — мягко согласился граф. — Но если ты намерен транжирить свою жизнь — ради Бога, только не здесь. — Кэм задумчиво помолчал, барабаня пальцами по столу. — Очень хорошо, Бентли, даю тебе возможность самому решить, как планировать свое будущее. У тебя есть время до Нового года, а потом выбирай. Или ты, без моей помощи, естественно, поступаешь в Кембридж, или отправляешься в замок Трейхерн к старому Гастингсу. Есть третий вариант. Если первые два тебя не устроят, ты должен искать счастья по своему усмотрению.

Карие глаза Бентли расширились от ужаса.

— Ты не можешь… нет, ты не можешь отослать меня из Халкота!

— Могу и сделаю это! — сухо возразил Кэм. — Пора уже проснуться, мой дорогой. Тебе скоро восемнадцать. Если жизнь под моей крышей лишает тебя благоприятных возможностей, тогда уезжай, ищи счастье где сможешь.

Долю секунды Бентли выглядел раскаявшимся, но потом на его лице вновь появилась наглая ухмылка.

— Ну что ж, хорошо, — сказал он. — Раз у меня есть время до Нового года, я проведу его за каким-нибудь приятным занятием. Например, соблазняя твою новую гувернантку. Женщины в возрасте так опытны, а бюст старой мисс Эггерз не идет ни в какое сравнение с ее…

Закончить Бентли не смог, поскольку брат схватил его за галстук, безжалостно вдавив в полки. Книжный дождь обрушился на них, когда граф яростно поднял юношу, так что его ноги беспомощно повисли над персидским ковром.

Лицо Бентли покраснело, он, задыхаясь, пытался разжать кулаки брата.

Кэм грубо ударил его головой о книжную полку.

— Значит, ты хочешь увидеть, как я потеряю мое чертово самообладание? — прошипел он, затягивая галстук. — Посмей дотронуться хотя бы до ее перчатки, и, клянусь Богом, ты это увидишь! Я собственной шпагой лишу тебя мужского достоинства.

Внезапно Кэм выпустил его, и Бентли рухнул на груду книг.

— И поставь обратно мое собрание поэзии, — добавил он, направляясь к двери. — Я больше не намерен за тобой убирать.

Кэм услышал, как спрыгнула на пол Боадицея. Она бросилась вперед, чтобы выйти из комнаты первой, высокомерно помахивая рыжим хвостом, словно герольд наступающей армии.

* * *

Граф шагал к конюшне, все еще дрожа от гнева. Конечно, он понимал, что мог причинить боль своему брату. Много лет ему, как бедному фермеру, пришлось трудиться бок о бок с арендаторами, чтобы не допустить окончательного разорения поместья. Эта работа дала ему сильные руки и мощную спину, но самодисциплина всегда сдерживала его.

Господи, что с ним творится? Сначала Хелен Мидлтон, теперь это! При одном упоминании этой женщины он едва не задушил семнадцатилетнего мальчика! Честно говоря, он любил брата, желал ему только добра. Как Ариане и Кэтрин.

Да, имя его семьи пока еще запятнано, хотя последние несколько лет Кэм вынуждал старого дьявола ограничить свои проделки сельской местностью. Но теперь, когда их отец наконец обрел вечный покой, Бентли не подвержен дурному влиянию и может преуспеть в жизни. Он ведь наследник Кэма. Неужели это злит его брата? Неужели мысль о повторной женитьбе Кэма напоминает ему о том, как легко можно им пренебречь?

Когда граф подошел к конюшне, он уже немного успокоился. Миновав стойла, он взял в чулане свое седло и повесил на плечо.

— Вам понадобится лошадь, милорд? — услышал он голос конюха. Тот выглянул из стойла, и пылинки заплясали вокруг его головы, образуя на солнце подобие нимба.

— А, Шривз! Будь любезен, приведи нового жеребца, — сказал Кэм, поправляя седло на плече. — Хочу несколько размяться.

Лицо конюха расплылось в ухмылке.

— Конечно, милорд, если желаете размяться, то получите сполна. Этот дьявол сегодня не в духе.

— Тогда из нас выйдет хорошая парочка, — мрачно улыбнулся граф.

— Ах, даже так! — Широкая ухмылка конюха открыла пустоту на месте переднего зуба. — Вроде утром разгружали вещи этого безрассудного парня, сразу после новой гувернантки.

Кэм про себя улыбнулся прозвищу, которое слуги дали его брату.

— Да, Шривз, именно так. А теперь приведи мне жеребца, чтобы я мог погибнуть красиво.

Он вынес седло из конюшни и десять минут спустя был уже близок к тому, чтобы сломать себе шею. Жеребец оказался не просто раздраженным, а по-настоящему злобным, и граф потратил более получаса, стараясь привести в нормальное состояние и лошадь, и себя. Наконец животное успокоилось, смирившись с перспективой долгой прогулки, и Кэм стал обдумывать, что ему делать с Хелен. Это всегда было сложной задачей!

Впервые он увидел ее совсем девочкой с широко распахнутыми глазами, но уже в те годы Хелен обещала превратиться в красивую темноволосую кокетку, имея перед глазами соответствующий примеру. Ее мать — красавица Мэри Мидлтон, французская эмигрантка неопределенного происхождения и очаровательная вдова, — прибыв в Лондон, мгновенно покорила его. Вскоре она похоронила двух респектабельных английских мужей, а уж число ее любовников известно одному Богу.

Мать Кэма умерла через несколько месяцев после рождения Бентли, когда Кэм был подростком, а Кэтрин совсем ребенком. Рэндольф Ратледж недолго пребывал в трауре и с радостью пустился во все тяжкие. По правде говоря, фарс, который он разыгрывал, изображая убитого горем мужа, вовсе не шел ему, ибо он никогда не любил жену.

Миссис Мидлтон вращалась в несколько странных кругах, едва признаваемых светским обществом. Теперь Кэм понимал, что для такой женщины было вполне естественно подружиться с его отцом. Всю осень Халкот буквально гудел от шумных вечеринок, пикников, выездов на охоту, и все это время Кэм зачарованно наблюдал за порывистой, энергичной Хелен, поскольку она являлась воплощением того, чего так недоставало ему самому.

Мэри Мидлтон стала возлюбленной его отца, а они с Хелен стали друзьями и партнерами в разных шалостях, потому что она, как никто другой, умела найти приключение во всем. Будучи по природе серьезным даже еще ребенком, Кэм пришел в ужас, когда под беспутным влиянием Хелен у него появилась склонность к озорным проделкам.

Время шло, их дружба крепла, и постепенно возникла привязанность более опасного свойства. Потом Хелен буквально околдовала и измучила бедного Кэма до такой степени, что он находился в беспрестанном возбуждении. Он был совершенно унижен, совершенно очарован и совершенно утонул в ее бездонных темно-синих глазах.

В конце концов желание настолько свело его с ума, что, потеряв над собой контроль, он скомпрометировал ее, даже по самым либеральным английским меркам. Если бы Мэри Мидлтон имела хоть какой-то вес в свете, Кэм не избежал бы ловушки брака, и даже юные годы не спасли бы его.

Но какой тогда стала бы его жизнь?

Будь он честным, Кэм признал бы, что думал об этом все годы. И ответ всегда был одинаков: его жизнь стала бы чертовски трудной. Ведь тогда не появилось бы состояние жены, чтобы спасти Халкот or чрезмерных аппетитов его батюшки. Не появились бы деньги ни на приданое сестры, ни на обучение Бентли. По крайней мере в этом отношении брак Кэма можно было счесть удачным. Но эта мысль уже не согревала его, когда он вспоминал прошедшие десять лет своей жизни и чувствовал, как его снедает бесконечный голод.

А теперь… Хелен вернулась. И на его взгляд, хотя ей вскоре будет уже двадцать восемь, она совсем не изменилась. Если он позволит ей остаться, то могут последовать нежелательные осложнения. И его спор с Бентли — тому пример.

Но черт побери, она сама напросилась на подобные высказывания! Эта обольстительная улыбка! Эта кокетливая шляпка! Этот смелый, оценивающий взгляд! Тем не менее Кэм вынужден был признать, что в данном споре Хелен не виновата. Как смел этот мальчишка даже мечтать о том, чтобы уложить Хелен в свою постель? Или другую служанку? Черт бы его побрал, так в приличных домах не поступают.

Увы, поступали, он был достаточно умен, чтобы это знать. Но только не в его доме!

Бентли и так уже слишком похож на их отца. В восемнадцать лет мальчик был красавцем обольстителем, выглядевшим гораздо старше своих лет и успевшим посетить самые злачные места Лондона. Граф совершенно точно знал, что мальчишка при удобном случае не пропускал ни шлюх Нью-Маркета, ни деревенских служанок. Кэму оставалось лишь надеяться, что брат не осуществит свою угрозу поразвлечься с Хелен.

Тем не менее он подумал о возможной реакции Хелен. Польстило бы ей внимание более молодого человека? Бентли весьма красив, а через несколько лет у него будет вполне приличное состояние.

Кэм вспомнил себя в восемнадцать лет. Он хотел уложить в постель Хелен и был уверен, что ничто его не остановит. Ее мать едва успела помешать ему. Потом он старался убедить себя, что это не его вина, что Хелен сама такое искушение, которому не смог бы противиться ни один молодой человек.

Но по правде говоря, она была виновата не больше его, и Кэма влекло не просто ее тело. Он злился на родителей за то, что они разлучили их, злился на себя за то, что скомпрометировал Хелен, И довольно часто, причем совершенно необоснованно, злился на Хелен за то, что она заставляет его желать ее.

Конь размеренно шел по знакомой тропе, его сильные мускулы плавно перекатывались при движении, но Кэм давно забыл, где находится.

* * *

Ариана стояла на цыпочках, пока у нее не заболели ноги, следя за новой дамой в щелку приоткрытой двери гардеробной. Ей почти ничего не видно! Какая досада! Если бы не Милфорд, она бы сейчас была уже под кроватью этой дамы.