– Хочешь чаю? – неловко спросил он, принимаясь жаться и еле открывал рот, скрывая кривые желтые зубы.

– Да, пожалуй, не откажусь.

Александр приготовил чай, поставил на стол все необходимое, пряча от девушки некрасивые руки, и промолвил:

– К сожалению, мне нечего предложить к чаю.

– Ничего. Сущий пустяк. Я сама виновата. Прихожу в гости с пустыми руками.

Александр растерялся и не нашел, что ответить. Он сел за стол. Алёна сидела рядом и пила с ним чай. Что это? Галлюцинация? Сон? Как поверить в это? Он почувствовал, что в квартире словно испарялась пустота. Как будто в совершенно пустой комнате, где нет ничего, совсем ничего, стояла хрупкая, красивая ваза с живым цветком нежно-кремового цвета, на котором еще сохранилась роса.

– Чем могу быть полезен? – спросил Александр.

– Саш. Я просто зашла. Поговорить. Мне не нужна никакая помощь. Может быть это дурно, если учесть последние обстоятельства, но, может, так даже лучше. – Алена опустила взгляд.

Александр оторопел.

– Ты пришла, чтобы мне легче было переносить горе?

– Я просто пришла. Мне захотелось, и я позвонила.

Александр не верил, что всё происходило реально. Он сильно нервничал, не знал, куда себя деть, какую принять позу, чтобы более скрыть свою неудачную внешность. Сегодня присутствие Алены Александра волновало больше, чем вчера. Свет на кухне был, как на беду, ярок. Но, казалось, Алене была безразлична внешность ее собеседника.

– Как прошел твой день? – спросила девушка.

– Совершенно неинтересно. Я был в институте, но на занятия не пошел.

– Почему?

– Просто не смог.

Алена помолчала, глубоко вздохнула.

– Может, мне лучше уйти? Возможно, ты хотел бы побыть один? Наверное, я неправильно поступила, что пришла.

– Нет. Что ты! – Александр как будто испугался, что девушка сейчас уйдет. – Так, правда, лучше. Легче. Спасибо, что пришла.

Они оба посмотрели на фотографию Анны Владимировны.

– Я слышала в ночь перед трагедией как приезжала скорая помощь. Ты можешь рассказать что случилось? Ты можешь говорить об этом?

– Сейчас да. Прошло всего несколько дней, но я хотя бы опомнился от этого кошмара. Хотя мне до сих пор кажется, что все вокруг ненастоящее, но тогда …..когда все только начинало происходить…Я словно находился в невесомости, все кружилось и замирало одновременно, ничего не осознавалось, а решения принимались сами собой. Была только одна мысль. Проснуться.

По непонятным для себя причинам, Александр решил открыться девушке, хотя никому, кроме Анны Владимировны не открывался. Да и с бабушкой не до конца был откровенен ради ее блага. Но вы сами все помните. Вдобавок, рассказов маленького, щуплого, немного горбатого уродца никто никогда не желал. Все собралось воедино. Алена первый человек кто поинтересовался его жизнью и Александр доверился ей. Она его слушала. Но зачем? Что она хотела? Зачем пришла? Возможно ли, что привлекательная белокурая милая особа настолько устала от навязчивых ухаживаний молодых людей, у которых в глазах мелькает только достижение довольно примитивной цели, что теперь ищет приют душевный? Скорее всего, так и есть.

Александр рассказывал Алене, как приехала «скорая» и как вели себя врачи. Алена удивлялась. Но ей, видимо, хотелось слышать и события, предшествовавшие плохому самочувствию Анны Владимировны. Но об этом Александр умолчал.

– Это, конечно, ужасно. Врачи не должны были оставлять ее дома. Даже не верится.


Александр молча согласился.

– Я корю себя за это…– сказал он.

– За что именно?

– За все случившееся! Я слишком легкомысленно воспринял ситуацию. Нужно было вести себя иначе. Вдобавок, я много наговорил ей.

– Вы ругались? – удивилась Алена.

– Нет, нет. Мы не ругались. Никогда. Мне кажется, я убил ее собственной откровенностью!

– Что ты имеешь в виду?

– Были вещи, которые я никогда не рассказывал ей. Ко всему прочему, накануне произошел случай, который мы никак не могли ожидать. И причина возникновения этого случая – я!

Алена смотрела на Александра любопытным, но ласковым взором, видимо, желая узнать, что же это за случай. Но Александр не видел выражения ее глаз, так как не смел глядеть на девушку.

– ….Слишком много разных признаний, она перенервничала. И перенервничала из-за меня. Я – вина ее смерти!

– О, пожалуйста, не говори так.

– А как мне говорить, если так оно и есть? Теперь всю жизнь доживать мне с этим чувством вины. Главное, чтобы бабушка смогла простить меня, – Александр взглянул на фотографию, – если после Земной жизни все же что-то есть.

– Я думаю есть, – сказала Алена. – Нас с детства учат этому, рассказывают, что Земная жизнь это только начало.

– Вот видишь. Ты говоришь «учат». А все ли правильно чему учат людей с детства?

Голос и интонация Александра были спокойны. Он всегда говорил ровно, без резких перепадов и восклицаний. Можно сказать, что даже тембр голоса Александра был добрым.


Алена задумалась.

– Ну, нам прививают мораль. Разве это плохо? – спросила она.

– Нет, я думаю, это хорошо. Однако плохо то, что мораль прививают из корыстных побуждений.

– Как же так?

– То, что я говорю не истинно. Но я верю в то, что говорю. Например. Людей учат с детства быть честными, вежливыми, отзывчивыми. Отзывчивость восхваляется особенно.

Алена кивала в процессе беседы. Мягкие, белые волосы красиво обрамляли милое лицо, и каждая прядь лениво шевелилась при очередном кивке.

– А зачем она, эта отзывчивость? Задумано воспитать здоровое общество, которое будет в дальнейшем работать, не покладая рук на бездушное существо. – Александр намеренно сделал паузу.

– Государство? – предположила Алёна.

– Да. Я имел в виду государство. Я сейчас осмелюсь на наглое изречение, но все-таки скажу, что так же дело обстоит и с уголовно-наказуемыми деяниями. К примеру, убийство. Государству не выгодно, чтобы люди убивали друг друга, поэтому они придумали запрет. Ему все равно на то, что где-то и при каких-то обстоятельствах убили чужого им человека, но не все равно, что умерла единица труда. Государство выигрывает еще с одной стороны, запрещая убивать. Оно симулирует защиту жизненных интересов, оберегая жизнь каждого человека, чтобы этот каждый человек думал, что государство любит его. А потом государство бросит эту жизнь в какую-нибудь войну. И теперь жизнь человека уже не жизнь, а способ. И я говорю не про правительство, а про государство. Люди сами создали эту структуру, которая съела их. И я не пойму, зачем одушевленным лицам сливаться в механизм, чтобы давать жизнь государству, которое не имеет ни сердца, ни совести. Хотя, другого выхода и не было, наверное. Иначе получился бы жуткий хаос, а, в конце концов, все равно образовалось государство. Совершенно неизбежный инструмент общества. Только инструмент стал больше, сильнее и хитрее мастера.

– Подожди. Мы начали с религии. Хочешь сказать, что ты придерживаешься одной из распространенных точек зрения, которая гласит, что Бог был выдуман правящими людьми? Для того, чтобы….как это? Регулировать сознание людей?

– Я не придерживаюсь этой точки зрения. Я сам уже не знаю, какого мнения придерживаюсь. Но вышесказанное может быть одним из вариантов, и я его рассматриваю.

– Значит жизни после смерти нет? Бога нет? Есть только государство?

– Отчего же? Если государство придумало нам Бога, внушило свою религию, то это не значит, что всего этого нет. Просто, возможно, люди, работающие на благо страны и мира, сильно модифицировали найденную истину, если она все же была найдена. Я ни в коем случае не хочу сказать, что та же мораль – это плохо и чтобы противостоять сложившейся системе, нужно быть плохим, аморальным – нет. Систему уже не искоренить. Система искоренит любого искореняющего. Тем более, она многих устраивает. Устраивает она и меня. А тебя?

Алена задумалась, устремив глаза вверх.

– Я признаюсь, что не копала так глубоко. Но если я просто живу и не думаю о системе, религии, а просто верю, просто учусь, просто хочу работать, то значит, меня все устраивает.

– По-моему, ты хорошо сказала. Может еще чашечку чая?

– Да, пожалуйста. Еще чашечку и я пойду делать задание на завтра.

– Ты, кстати, учишься в медицинском, да?

– Да, как и папа. Я всегда восхищалась им, его работой. И с детства мечтала помогать людям, лечить их, спасать. – Алена слабо приподняла края красиво очерченных губ.

– Это прекрасно, что тобой руководят такие мотивы. Хорошо, что ты не сказала: «Профессия врача сейчас престижна и хорошо оплачиваема».

Алена, смутившись, позволила себе выраженную улыбку.

Александр поставил на стол свежий, сладкий чай. Зазвонил домашний телефон. Теперь это точно был Осипов. Хозяин квартиры объяснил ему, как добраться и вернулся на кухню.

– Мы, кстати, отошли немного от темы. Я хотела б поставить точку в этом разговоре. По крайней мере, сегодня. По поводу смысла существования. Ты же пришел к какому-то выводу?

– Выводу, выводу. Все это просто мои рассуждения. Пока без выводов, даже для самого себя. И все эти рассуждения возникли в моей голове совсем недавно. Как меня покинула бабушка. Хоть я и находился словно в невесомости; как только я мало-помалу опомнился – меня сразу обуял вопрос о смысле существования. Смерть близкого человека кинула в меня этим вопросом. За короткий промежуток времени я передумал огромное количество мыслей, хотя раньше жил целью, мечтой. Работать в суде. Работать и честно служить народу. А теперь….сегодня я не пошел на занятия и мне все равно.

– Я думаю, это пройдет. Это пройдет, несомненно. Прости, может я говорю жестоко, но все проходит. Объем горя ужимается. Сейчас это занимает всего тебя. А потом станет частью. Тем более, жизнь не дает нам права слишком погружаться в свои мысли. Современный человек слишком много действует, что исключает мысль. Да и человек так устроен. Он со всем смиряется. Нужно только время.

– Да, наверное. В общем, к выводу никакому я не пришел. Думается, что это и невозможно сделать.


Хоть тысячи веков потрать на рассуждения,


Не найдешь ты жизни объяснения, – неожиданно продекламировал Александр.

Алена удивленно и выразительно поглядела на него.

– Ко всему прочему, сегодня я уверен в одном, завтра в другом. Послезавтра, например, я, возможно, буду недоумевать, как можно было наговорить тебе столько разнообразной чуши.

– И все же. Есть у тебя вариант, к которому ты наиболее склоняешься?

– Сегодня вот пришла в голову занятная мысль.

Алена сложила нежные руки и подперла ими подбородок, приготовившись слушать.

– Мысль эта пришла неожиданно, сама собой. Как озарение, но далеко не факт, что завтра я смогу считать эту мысль за мысль здравую.

– Итак? – Алене не терпелось узнать.

– А вдруг весь мир матрешка?

Алена сложила брови домиком.

– Я подумал: а вдруг мы живем внутри живого существа, а оно в свою очередь, не подозревая, что содержит в себе галактики, тоже живет внутри более разумного существа. Хотя, может, и не более. Быть может, мы внутри листочка живем?

Алена опешила.

– И ты назвал это матрешкой?

– Матрешкой. И конца, и края ей нет.

– Но конец-то должен быть! Как же без него?

– А что за ним? За ним ведь что-то должно быть?

– Пустота, – уверенно сказала Алена.

– А пустота тоже же из чего-то состоит. Какие-то частицы должны формировать ее?

– Ты совсем меня запутал, – Алена тряхнула блестящими волосами. – И все же я думаю, что это исключено. Не может быть и все.

– Почему?

Наверное, глупо было начинать такой разговор с женщиной. Единственное, о чем может думать большинство женщин – это замужество, потом воспитание детей, затем замужество и женитьба детей, потом воспитание внуков. В этом счастье и горе большинства женщин. И, вероятно, так и должно быть.

– Да невозможно все это! – ответила Алена. – Просто не укладывается в голове.

– А что может уложиться в маленькой человеческой голове? Оцени ее масштаб. Он ничтожен. Плюс мы даже на четверть не используем возможности мозга!

– То есть ты хочешь сказать, что если мы часть матрешки, то и внутри нас галактики? – не верила Алена.

– Не исключено, что даже в каждой клеточке.

– Тогда ничья людская жизнь не имеет смысла и никакого значения! Просто клетка, способствующая жизнедеятельности организма?

– Получается так.

Они замолчали.

– И, следуя этому мнению, это все, что осталось от бабушки. – Александр указал жестом на фото. – Просто фото и ничего больше.

– Это кошмарная гипотеза, – сказала Алена и помотала головой.

– А я думаю, что кошмарно то, что есть сознание, которое противостоит таким гипотезам и не хочет верить, желает вечной свободы, вечной жизни, вечного удовольствия – от этого все беды.