Ферн Майклз - Красная лента

Даже во сне Морган Эймс знала, что спит и что, когда проснется, подушка будет мокрой от слез. Она вскрикнула – Кейт собирался надеть кольцо ей на палец – и проснулась. Сон заканчивался всегда одинаково. Мо протянула руку и взяла с тумбочки часы. Было четыре часа утра. Она вытерла слезы и улыбнулась. Сегодня был тот самый день – день Рождества, когда Кейт наденет ей на палец кольцо, и они назначат день свадьбы. Это великое событие должно было произойти перед рождественской елкой в доме ее родителей. Она и Кейт будут стоять точно так же, как и два года назад, и точно в такой же час. Их роман продолжался.

Мо соскочила с кровати, накинула желтенький халатик, натянула толстые шерстяные носки. Потом, пританцовывая, влетела в миниатюрную кухню приготовить чай.

Канун Рождества был ее самым любимым временем года. Много лет назад, когда она была еще девочкой, ее родители переносили рождественский ужин и раздачу подарков на канун Рождества, чтобы подольше поспать в рождественское утро. Они с гостями распевали рождественские гимны, а потом пили обжигающий эггног.[1]

Мо поставила чайник. В ожидании чая она приготовила себе тост. Ее руки дрожали, когда она намазывала масло и джем на хлебец. Чайник засвистел. От волнения Мо пролила воду на стол, когда наливала чай в чашку. Через шестнадцать часов она увидит Кейта. Наконец-то! Два года назад он подвел ее к рождественской елке. Он очень волновался, а она – еще больше, ведь Кейт должен был сказать ей об обручальном кольце. Этого ждали все – она сама, ее родители, друзья. Кейт взял ее за руки и сказал:

– Мо, ты должна понять меня. Ты не сделала ничего, чтобы я… В общем, я хочу сказать, что мне нужно время. Я не готов сейчас к браку. Мне кажется, нам обоим нужно приобрести побольше жизненного опыта. У нас хорошая работа, а я только что получил повышение. Я буду работать в офисе. Это дает огромные возможности, но мне придется подолгу задерживаться на работе. Я хочу купить квартиру в городе. Я предлагаю… взять отпуск друг от друга. Думаю, двух лет вполне хватит. Мне будет тридцать, а тебе двадцать девять. Мы станем более зрелыми, более готовыми к этому важному шагу…

Горячий чай обжег ей язык. Она вскрикнула. В тот вечер она тоже вскрикнула. Ей хотелось показать себя искушенной, пресыщенной, уверенной в себе женщиной, сказать: «О'кей, ну конечно, это не важно», – но вместо этого она спросила, что означает его предложение. Значит ли это, что он намерен встречаться с другими женщинами?

Его ответ не успокоил ее, и она тогда зарыдала. Он говорил вещи вроде:

– Все будет хорошо… два года – небольшой срок… возможно, мы не предназначены друг для друга… это нужно проверить… мне тоже будет тяжело… я знаю, что это неожиданно… я не хотел… я собирался позвонить… Вот что я предлагаю. Ровно через два года мы встретимся здесь, под елкой. Договорились, Мо?

Она кивнула с несчастным видом. Тогда он добавил: – Послушай, я должен ехать. Мой босс устраивает вечеринку в своем доме в Принстоне. Нехорошо, если я опоздаю. Рождественские вечеринки – хорошая возможность завести полезные связи. Вот у меня тут для тебя подарок.

И ушел. Она даже не успела сказать, что под елкой лежит куча подарков для него.

Это было самое плохое Рождество в ее жизни. И самый плохой Новый год. Следующие Рождество и Новый год были такими же плохими. Родители смотрели на нее с сожалением, а потом с раздражением. На прошлой неделе они позвали ее и сказали:

– Тебе надо устраивать свою жизнь, Морган. Ты уже потеряла два года. За все это время Кейт ни разу не позвонил тебе и не прислал ни одной открытки.

Но Мо заупрямилась, потому что любила Кейта. Она даже повздорила с родителями. И вот сегодня настал этот день.

Жизнь будет прекрасна. Родители перестанут сердиться, когда увидят, как она счастлива. Мо взглянула на часы. Пять тридцать. Пора принять душ, одеться и собрать вещи для двухнедельного отпуска. О, жизнь хороша, она все спланировала. Они поедут кататься на лыжах, но сначала она поедет к Кейту в Нью-Йорк, приготовит ему завтрак, и они займутся любовью. Может быть, нежной, ленивой любовью, а если будет настроение, то и страстной, неистовой.

Два года – долгий срок; можно и изменить, но Мо хранила верность любимому все это время. Ее передернуло от мысли, что Кейт спал с другими женщинами. Он любил секс больше, чем она, и Мо чувствовала, что он не был ей верен. Ее мать пользовалась каждым случаем, чтобы напомнить об этом. Родителям Кейт не нравился. Отец любил повторять: «Я знаю такой тип людей – это плохие люди. Не связывай с ним свою жизнь, Мо».

Сегодня должна была начаться ее новая жизнь. Если только… если только Кейт не решил, что быть холостяком лучше, чем женатым. Господи, что ей делать, если это случится? Нет, этого не случится! Она всегда была оптимисткой и сейчас надеялась на лучшее. Этого не случится, потому что когда Кейт увидит ее, он потеряет голову. За два года она сильно изменилась. Сбросила двенадцать фунтов и стала изящной и стройной, потому что занималась на тренажерах и бегала ежедневно после работы по пять миль. В Нью-Йорке ей сделали новую прическу, а стилист подобрал макияж и цвет волос. Мо выглядела теперь ничуть не хуже манекенщиц с Мэдисон-авеню. Она научилась модно одеваться. Сейчас на ней была одежда от Кельвина Кляйна, обувь от Феррагамо и сумочка от Шанель, которую она купила по дешевке на рынке. Во французском чемодане лежали туалеты от Донны Каран.

Мо тоже получила повышение, ей прибавили жалованье. Если дела пойдут хорошо, то к лету она сможет открыть собственную архитектурную контору. Клиенты, с которыми она работала, говорили, что ей следует открыть свой офис. Один даже обещал поддержку, после того как увидел ее чертежи для летнего домика в Кейп-Мей. Ее отец, сам архитектор, предложил ей помощь и даже получил для нее разрешение на открытие собственного дела. Мо могла начать прямо сейчас, если бы захотела. Но хотела ли она? Что подумает Кейт? Чего она действительно хотела, так это выйти замуж и родить ребенка. Она всегда сможет давать консультации и иметь нескольких частных клиентов. Но больше всего ей нужна была семья… Кейт.

Зазвонил телефон. Мо нахмурилась. Никто никогда не звонил ей так рано. Ее сердце затрепетало. Она сняла трубку.

– Морган? – Это была ее мать.

– В чем дело, мама?

– Когда ты выезжаешь, Морган? Мы с папой просили тебя выехать вчера вечером. Ты должна была послушаться нас.

– Зачем? Я же сказала вам, что не могу. И как раз сейчас я собираюсь выходить.

– А ты смотрела в окно?

– Нет, еще темно.

– Подними жалюзи, Морган, и посмотри. Снег идет.

– Что ж такого, снег идет каждый день. Мне ехать всего два часа, в крайнем случае, три. Если будет сильный снегопад… у меня джип. – Она подняла жалюзи и выглянула на улицу. Все было белым-бело.

Мо посмотрела на огни на парковочной площадке. Свет фонарей тонул в предрассветном тумане и кружащемся снеге. – Действительно идет снег, мама.

– А я о чем говорю? Он пошел часов в двенадцать ночи, а сейчас, наверное, сугробы намело выше крыши. Снежная туча, видимо, идет с юга, от тебя. Скорее всего, у вас там снега еще больше. Может быть, ты переждешь, пока метель кончится? Я думаю, рождественское утро ничуть не хуже, чем канун Рождества.

– Не беспокойся обо мне, мама. Я должна быть сегодня вечером дома. Я ждала этого дня целых два года. Пожалуйста, мама, ты же понимаешь!

– Я понимаю, Морган, что ты безрассудна. Я недавно видела мать Кейта, и она сказала, что он не был дома уже десять месяцев, а ведь он живет всего лишь на другой стороне реки. Она также сказала, что не ожидает его к Рождеству. Это что-нибудь говорит тебе? Я не хочу, чтобы ты рисковала жизнью ради какого-то глупого обещания.

У Мо руки опустились. Слова, которых она боялась, слова, которые она не хотела слышать, были произнесены: Кейт не возвращается домой на Рождество. Да нет, не может быть! Кейт любит сюрпризы. И это очень на него похоже – сказать матери, что не приедет, а потом вдруг появиться и крикнуть: «Сюрприз!» Если бы он не собирался выполнить обещание, он бы позвонил или прислал записку. Кейт не был таким бессердечным. Или был? Мо уже больше ни в чем не была уверена.

Два года она страдала, мучилась, не хотела думать о Кейте плохо. Может быть, она просто закрывала на все глаза? Может быть, Кейт использовал эту двухлетнюю разлуку, чтобы смягчить удар, считая, что она направит свои чувства на кого-нибудь другого и отпустит его с крючка? Но она зациклилась на нем и убедила себя, что, если будет верна ему, сегодняшний день принесет ей вознаграждение. Возможно, она просто дура, как считала ее мать. Сегодня все станет ясно. Но ничто не помешает ей поехать домой сегодня: ни жестокие слова матери, ни снежный буран. Если она дура, то заслуживала наказания за свою глупость. Дорожные сумки стояли у двери – яркие рождественские сумки, набитые подарками. Интересно, что мать сделала с подарками, которые она купила для Кейта два года назад? Отнесла их в дом Кейта или сунула в шкаф? Мо никогда не спрашивала ее.

В этом году она потратила на Кейта целое состояние. Даже связала ему носки и набила их всякими безделушками. Она вышила его имя на ярко-красном носке блестящей зеленой ниткой. Глупо, да?

Мо надела дубленку и принялась перетаскивать сумки вниз, в машину. Ей пришлось дважды бегать наверх, пока она перетащила все. После этого Мо взялась за лопату. Она была без сил, когда откопала из-под снега машину. Печка заработала на полную мощность. Мо счистила снег с ветрового и заднего стекла, проверила фары. Потом взглянула на показания приборов: бензобак был на три четверти полон. Она собиралась вчера заехать на заправочную станцию, но торопилась домой, чтобы упаковать подарки Кейту. Господи, она потратила несколько часов, завязывая всякие бантики, приделывая украшения на завернутые в золоченую бумагу пакеты! Но бензина должно хватить на дорогу. Если память ей не изменяет, у нее никогда не уходило больше чем четверть бака. На девяносто пятом километре есть станция, там она и заправится. Сейчас ей некогда. Мо вернулась в квартиру, сбросила дубленку и сапоги. Она хотела согреться горячим чаем. Может быть, ей стоит подождать, пока кончится час пик? Может быть, позвонить Кейту и прямо спросить, собирается ли он встретиться с ней под рождественской елкой? Нет, так она все испортит. Но зачем ехать в эту ужасную метель, если ничего не будет? Она бы избежала сочувствующих взглядов родителей и поехала бы завтра утром, а потом вернулась бы вечером зализывать раны. Если он действительно не приедет, так сделать было бы лучше всего.

Мо пожалела, что у нее нет ни собаки, ни кошки – существа, о котором надо заботиться и которое любило бы ее без всяких условий. Она раз десять за эти два года собиралась завести собаку, но не могла заставить себя признаться в тем, что ей кто-то нужен. И не важно, что у этого «кого-то» четыре ноги и шерсть на теле.

Мо взяла телефонную книгу, хотя знала нью-йоркский телефон Кейта наизусть. Она ухитрилась раздобыть его в брокерской конторе, где работал Кейт. Да, Мо получила его хитростью, но что с того? Она не нарушала их договора и не звонила. Ей просто приятно было сознавать, что в случае крайней необходимости она может набрать его номер. Мо взяла трубку. Посмотрела на часы: семь сорок пять. Он должен быть еще дома. Дрожащей рукой она набрала код и номер. Телефон прозвонил пять раз, а затем включился автоответчик. Возможно, Кейт еще в душе. Он всегда откладывал его на последний момент и уходил из дома с мокрыми волосами.

«Привет. Это Кейт Митчелл. Я или занят, или меня нет дома. Оставьте свое сообщение, но будьте осторожны, чтобы не разболтать какие-нибудь секреты. Дождитесь сигнала».

Длинный, сиплый гудок. Мо покраснела от стыда и бросила трубку.

Спустя мгновение она застегивала дубленку и натягивала тонкие кожаные перчатки. Она уменьшила отопление в своей уютной квартирке, бросила взгляд на елочку, стоящую на кофейном столике, и загадала глупое желание.

Когда Мо вышла из дома, в лицо ей ударил ледяной ветер, а снег обжег щеки. Мо добежала до джипа, забралась внутрь и захлопнула дверцу.

Джип медленно двигался по девяносто пятому шоссе. Ей потребовалось целых сорок минут, чтобы добраться до него. В этот момент Мо поняла, что совершила ошибку, но было уже поздно: движение было настолько плотным, что не было никакой возможности съехать с шоссе или повернуть обратно. Видимость была нулевой. Мо знала, что впереди должен быть огромный зеленый указатель, но не могла разглядеть его.

– О дьявол!

Девушка крепче сжала руль, когда машину перед ней занесло. Мо опять выругалась. Господи, что ей делать, если дворники не справятся с наледью? Судя по звуку, который они производили, этого оставалось ждать недолго. Радио трещало. Невозможно было ничего разобрать, и Мо выключила его. Часы на приборной доске показывали, что она ехала уже больше часа, но до поворота на Джерси-тернпайк[2] было еще очень далеко. По крайней мере, ей так показалось, потому что прочесть указатели, под налипшим снегом было невозможно.