– Годы твои немалые, пойдешь, однако, замуж. Довольно тебе отца позорить. Выберешь из кого я скажу, и все дела, – Алеша говорил тяжело, и его маленькие глазки буквально сверлили стоящую перед ним невысокую, крепко сбитую девушку.

Варвара фыркнула и перекинула со спины на грудь синеватую косу с вплетенной в нее красной лентой.

– Говорила же тебе сто раз, отец: не заставишь! Чего ж опять? Не желаю замуж. Мне так любо, на свободе…

– Потаскушная твоя свобода! Мне уж люди в глаза тычут. Порядочная девка, хоть русская, хоть остячка, замужем быть должна. Что за свобода? Где ты шляешься, с кем любишься? Вон как налилась! Не может такого быть, чтобы тело своего не захотело. Кто он? Какой-нибудь вонючий охотник-самоед? Возитесь с ним под кустом, как собаки! Ты – моя дочь! Я – важный человек, меня люди уважают…

– Боятся, отец.

– Пусть боятся. Все равно. Я не позволю… Самоеда вонючего – вон. Пойдешь за кого я велю. Не бойся, старого или глупого не дам. Сам тебе зла не желаю…

– Пустое, отец. Ветер. Не будет по-твоему.

– Нет, будет! – Алеша встал, не распрямляя ноги до конца, шагнул вперед, и быстрым, хищным движением намотал себе на руку тугую варварину косу. – Довольно я с тобой цацкался! Теперь будешь делать, как я велю!

– Не буду! – прохрипела, давясь от боли, Варвара. – А коли снасильничаешь, самому не поздоровится! Потому что мой полюбовник – вовсе не охотник-самоед!

– А кто же?! Говори, сучка!

– Дубравин! Черный Атаман!

Желтые белки узких Алешиных глаз медленно налились кровью и стали коричневыми. Губы растянулись в жуткой ухмылке.

– Так во-от оно что… С душегубом, значит, связалась? Не будет этого! Посажу нынче в погреб, сыщу жениха, (за деньги, что за тебя дам, любой согласится!) и выйдешь оттуда только под венец. А пока, чтоб не супротивничала и посмирнее была…

Не отпуская Варвару и волоча ее за собой, Алеша подошел к комоду, открыл нижний ящик и вынул оттуда свернутую киргизскую камчу…

Спустя несколько часов избитая отцом Варвара, кряхтя, поднялась на ноги, составила вместе несколько поленьев, выдавила раму из слухового окошка в конюшне, где ее запер Алеша, кулем вывалилась на сваленный под окном мусор и, хромая и кусая губы от обиды и жгучей боли, ушла в ночь, в тайгу. Возвращаться она не собиралась.


– Сегодня – последний раз, – в словах мужчины оставалась лишь слабая тень вопроса.

Вера молча кивнула и, придвинувшись, положила голову ему на плечо. Мужчина высвободился и, согнувшись, принялся собирать в кучу палки и хворост.

– Ты хромаешь, – сказала женщина. – В тебя стреляли, когда ты бежал?

– Нет, то все зажило. Это с каторги, тачка с рудой… Я не говорил?

– Нет… Коська все показал и рассказал. Я удивилась: по-твоему получалось, что он совсем дикий, а он, оказывается, грамотный и даже карты понимает. Передай атаману, чтоб он за Хорька не волновался. Мы пока поселили его у себя, чтоб он не напивался, и все такое. Пока он еще нам нужен… Правда, он уже научил детей в кости играть и выиграл у Матвея шапку, а у Сони – яшмовый перстенек…

– Вера! Дубравин не волнуется за Коську-Хорька!

– Ну да, конечно… Я просто так сказала…

– Но ты все равно не обижай его. Ему по жизни досталось, не дай Бог кому…

– Не буду. Дети его приняли, только собаки рычат… Алеша пока хлопочет насчет бумаг, документов. Ты же понимаешь, это все не просто…

– Понимаю. А можно начинать работы, пока все не закончено?

– Можно, кто запретит в тайге торф копать? Медведь? Но если у Алеши что-то не сладится, то деньги на ветер пойдут. Надо же машину строить, бараки, амбар. Все эти бутары, вашгерды… Первый сезон, понятно, придется малым обойтись… И чтобы счета и выработка вся прозрачная. Сам понимаешь, горный исправник землю будет рыть. Я да Алеша – партнеры еще те… Да слухи прибавить. Так что на большую прибыль пусть твой атаман покуда не рассчитывает…

– Да я ж говорил: атаману эта прибыль и без особой надобности. Он на интерес играет. И против Опалинского. Понимаешь?

– Нет, не очень. Это слишком тонко для моих крестьянских мозгов. Если ему надо Опалинскому отомстить, так затащил бы его в лес, да прикончил любым потребным способом. Или уж объявил бы все, как есть, если по закону хочет… Хотя какой для разбойника закон?

– Я тоже разобрать до конца не могу, и сам по-иному сделал бы. Но он безумен к тому же. Видела бы ты его терем на Черном озере! А в нем рояль и портрет… Все-таки мы с тобой, Вера, не господа, как бы не обернулось…

– Твоя правда, Никанорушка. Нам этих господских штучек не понять… Впрочем, так или иначе Черный Атаман свое получит. Другое скажи: а ты? Ты-то… получил ли?

– Вера… зачем ты спрашиваешь? Да откуда ж мне тех слов взять, чтобы выразить…? Мне, прошлому слуге, каторжнику беглому?

– А ты не говори, просто головой кивни или уж помотай…

– Вера-а… – Никанор склонил голову и снова, как в первую встречу, закрыл лицо руками.


Старый остяк Алеша сидел на сухой кочке, удобно скрестив ноги. Ветви кустарника почти полностью скрывали его. У его ног лежало ружье. Как и все охотники-самоеды, он мог без труда часами сидеть не шевелясь и не издавая ни звука. Муравьи проложили дорожку через голенище его правого сапога. Иногда, двигаясь медленно и плавно, он позволял себе выкурить трубочку или пожевать корочку хлеба. Еще три дня назад он аккуратно срезал одну из ветвей старой ели и теперь с удобством, словно из ложи театра, наблюдал за происходящим в лесном шатре.

Несмотря на острый, лесной слух, разговоры между Верой и Никанором он разбирал только отрывочно. Да они его не особенно и интересовали. Но действие завораживало.

Остяк Алеша был когда-то крещен, но давно позабыл все христианские сведения и наставления, которые получил в юности от старенького ялуторовского попа. Отчего-то запомнилось, что христианский бог всегда передвигался и являлся своим последователям в огненном столпе. Лесному жителю это казалось глупым и опасным. Ладно – зимой, но – летом, когда тайга готова вспыхнуть от малейшей искры?!

Верования своего собственного народа, полученные в детстве от бабки с дедом, Алеша позабыл еще прочнее, чем христианскую мифологию. Для того, чтобы жить в тайге, торговать, обманывать равно русских и самоедов, делать деньги, а из них – еще деньги, успешно и выгодно сотрудничать с умным и жестоким Иваном Гордеевым – для всего этого боги, духи и религия в целом оказались как-то не слишком нужными и употребительными. Женился Алеша как-то походя, рождения дочерей не заметил, и теперь даже с трудом вспоминал, как, собственно, звали его единственную жену. Старшую дочь, Анну, он и нынче почти не замечал. Впрочем, младшая, Варвара, упорством и торговой сноровкой удавшаяся в него самого, занимала его гораздо больше. Жаль, он-то ее теперь не занимал совершенно. И прислушиваться к его мнению, она, как выяснилось, тоже не собиралась.

Лихой узел завязался! – вздохнул Алеша и вернулся к наблюдаемому им театральному действу. Сильные, красивые, лишенные стыда и сплетенные в страстных объятиях тела Веры и Никанора казались ему соединяющимися на его глазах земными стихиями. Если бы Алеша мог мыслить и говорить подобными категориями, он сравнил бы их с языческими божествами, творящими любовь.

Ему нравилось смотреть на них. Ему было сладко и красиво. Однако, он еще не решил, как поступит потом, когда все кончится. Он знал, что сегодня – их последняя встреча. Поразительно, но зная людей и презирая все на свете клятвы, Алеша ни минуты не сомневался в том, что Вера и Никанор сдержат данное друг другу слово. НО как следует поступить ему самому?

Внезапный шорох привлек внимание остяка. Зверь? Но какой таежный зверь по собственной воле приблизится к месту, где находятся сразу трое людей? Большая птица в кустах? Нет, он явственно слышал звук осторожных шагов. Алеша почувствовал внезапный и неожиданный для него прилив ярости и потянулся к ружью. Никто, кроме него, не должен, не смеет видеть это! Что бы не случилось потом, и какое бы решение он ни принял, это действо просто не предназначено для чужих глаз. Пусть этот некто уйдет, а иначе… Сжимая в руках ружье, Алеша вылез из-под куста и осторожно передвигался на согнутых ногах приставными шагами в сторону, где слышал непонятный звук. Шаг, еще шаг и… он увидел.

На краю поляны, присев на корточки и крепко взявшись за руки, внимательно и серьезно наблюдали за происходящим под елью дети – сиротка Соня и Матюша-младший.

Остяк Алеша помертвел. Несколько мгновений ни одной внятной мысли не приходило в его старую голову. Потом он опустил ружье, решительно вышел на поляну, обошел ее и тихонько свистнул, привлекая внимание детей. Когда они обернулись, Алеша весело улыбнулся им и помахал рукой. Улыбка по его собственным ощущениям напоминала трещину в не до конца закрывшейся и разошедшейся от усилий ране.

Дети, по-видимому, не догадались о подлинных чувствах остяка. Им вполне хватало своих собственных переживаний. Соня приложила палец к губам, призывая к тишине, а Матюша возбужденно замахал рукой, указывая в направлении злополучной ели.

Алеша обнял Соню и Матюшу за плечи и повлек прочь, приговаривая: «Не надо, не надо…» Следует сказать, что дети не слишком сопротивлялись.

Отойдя на полверсты вглубь леса, все трое, не сговариваясь, присели на поваленное, уже поросшее изумрудным мхом дерево. Молодые, еще скрученные на концах листьев папоротники окружали родник. Алеша опустился на колено и напился чистой воды, такой холодной, что от нее ломило зубы и спирало дыхание. Потом снова уселся между детьми. Они тут же с двух сторон вцепились в его рукава, словно искали защиты. Алеша сунул им по куску вынутого из кармана сахара и крепко обнял их, пробормотав: «Ничего, ничего…» Через некоторое время все трое перестали дрожать.

– Расскажи сказку, – попросила Соня.

– Далеко-далеко на севере есть земля, где совсем не растет лес, а мелкие озера имеют ледяное дно, – послушно начал Алеша. – Полгода там стоит день, а полгода – ночь. Летом солнце кругами ходит по небу, и совсем не прячется за горизонт. А зимой… зимой только звездный шатер да луна освещают эту землю. Даже железо там трескается от зимних морозов. Люди, которые живут в этой земле, носят двойную меховую одежду прямо на голое тело и внешне похожи на меня. Они и теперь пасут там оленей и поклоняются звездным богам. Но вот когда-то в древности жил среди них могучий мата Боролмин. Всех своих врагов он побеждал одной левой рукой, а правую привязывал себе за спину, чтобы соблюсти справедливость – вот такой он был сильный. У него было много оленей, но не было семьи. И вот однажды решил Боролмин жениться. Долго искал он себе невесту среди девушек племени, но все казались ему недостойными. Та – недостаточно стройна, у той – кривые зубы, а эта хороша собой, но слишком глупа… Однажды, гуляя в тундре и думая о своем одиночестве, он поднял взгляд на небо и увидел в нем Северную Звезду. Она показалась ему прекрасной девушкой, и он сразу же полюбил ее так сильно, что даже упал замертво. Когда же Боролмин очнулся, то обнаружил себя в Звездном Чертоге. Он лежал на хрустальной кровати, укрытый покрывалом из звездного света, а рядом с ним сидела удивительная красавица с прозрачным, как лед голосом – Северная Звезда.

– Неужели я оказался в Верхнем Мире? – удивился Боролмин.

Девушка кивнула.

– Но я думал, только шаманы могут путешествовать сюда…

– Их приводит сюда дорога знания, – объяснила Северная Звезда. – А тебя привела дорога любви. Иногда она бывает короче.

Боролмин и Северная Звезда провели вместе прекрасный и удивительный день. Они пировали в хрустальных чертогах, катались на небесных оленях с алмазными рогами, из-под копыт которых летели самоцветные камни. Они скатывались с ледяных горок прямо в горячие источники, и купались в них, а потом отдыхали на мягких снежных перинах, укутанные жемчужными покрывалами.

– Мне было хорошо с тобой, но теперь мы должны расстаться навсегда, – сказала после Боролмину Северная Звезда. – Мы из разных миров, и лишь на краткий миг сила любви может соединить наши судьбы.

– Но я не смогу жить без тебя! – с болью сказал Боролмин.

– Сможешь, – возразила девушка. – Ведь мы не совсем расстаемся с тобой. Полгода, когда у вас стоит ночь, я смогу видеть тебя на земле. А ты – сможешь увидеть меня на небе…

– Но я увижу только звезду! А вовсе не тебя! – вскричал Боролмин. – Мне этого мало!

– Хорошо! – согласилась Северная Звезда. – Я буду писать тебе письма о своей любви.

– Но я не умею читать! – в отчаянии воскликнул Боролмин. – Мой народ не знает грамоты!

– Не беспокойся об этом, мои письмена ты всегда сумеешь прочесть, – улыбнулась Северная Звезда. – И легко разгадаешь в них силу моей любви.

Боролмин очнулся посреди тундры. «Неужели все это лишь привиделось мне?! – с горечью подумал он и заплакал. – Северная Звезда, моя любовь, где ты?!»