Полина Саймонс - Красные листья

Кристине был нужен Альберт. Но он был с Конни.

— Джим! Погуляй с Аристотелем, — сказала Кристина и опустила глаза на свои грязные изношенные кроссовки. — Пожалуйста.

Джим вышел с Аристотелем, а Кристина некоторое время смотрела ему вслед. Она не пошла выводить собаку не только потому, что плохо себя чувствовала. Она просто боялась выходить в темноту. Кристина медленно сбросила тренировочный костюм, надела халат и почти вслепую начала перестилать простыни.

Когда возвратился Джим, она все еще занималась этим. Не снимая куртки, он надел на подушку свежую наволочку, потому что Кристина не могла это сделать сама. Все это время они молчали. Потом он все же снял куртку, сел на постель и уставился на Аристотеля, а Кристина принялась бесцельно слоняться по комнате. Так ей было легче, чем сидеть. Продолжалось это минут десять. Наконец она осторожно опустилась в складное кресло и безмолвно замерла в нем. Оно еще сохраняло запах Альберта.

«Может быть, мне действительно надо поехать в травмпункт?»

Наконец Джим поднял глаза, холодно посмотрел на Кристину и осуждающе произнес:

— Ты опять пила, Крисси?

— Как и ты, — ответила она, массируя себе бок. — Три «Миллера».

«Даже когда он злится, все равно не перестает звать меня Крисси. Не Кристина, не Крис, не «милая», не «глупышка», а просто Крисси».

Джим покачал головой и возразил без улыбки:

— Я пил светлое пиво «Миллер», и всего две бутылки. Я имею в виду, что ты вообще в последнее время много пьешь.

— А что в этом плохого? — медленно произнесла Кристина.

— Да, действительно, в этом нет ничего плохого, — сказал он, как бы констатируя факт. — Я видел, как ты поднималась по лестнице. Ты шла как по канату с балансиром в руках. Очень неустойчиво. Все время теряла равновесие. Очень жаль, что нет снегопада. Иначе ты бы уже была на этом мосту. Верно?

Она улыбнулась и спросила:

— Хочешь, чтобы я сходила на мост, Джимбо?

Он пожал плечами:

— Это не имеет значения.

«Когда-то имело», — подумала Кристина.

— Обычно я тебя этим сильно пугала. Да? — сказала она, как будто извиняясь.

— Пожалуй… — Он замолк. — В любом случае сейчас тебе это не под силу. Для того чтобы держать баланс, нужны две руки.

— Я скоро покажу тебе, что это не так. Это будет рекордный трюк: баланс на канате с одной рукой…

— Да, а потом мне придется подбирать то, что от тебя останется, на шоссе внизу.

«Да окажешься ли ты способен на это? — подумала про себя Кристина. — Будешь ли ты в состоянии подобрать мое разбитое тело с мостовой?»

— Я еще никогда не падала, — сказала Кристина. — Тот раз в феврале не в счет.

— Крисси, если заняться вероятностными расчетами, то они всегда будут против тебя, — тихо произнес Джим.

«Ему очень не хочется вести этот разговор», — подумала Кристина, но все же спросила:

— Джимбо, при чем тут теория вероятностей? Тут все решают выдержка, сила воли, характер. Не будет этого — не будет и победы.

— Понятно. А как насчет тех, кто участвует в бое быков? У них что, мало силы воли или выдержки? Но бык время от времени тоже показывает свою выдержку и силу воли.

Кристина усмехнулась.

— Тебе что, действительно не боязно этим заниматься?

— Я же тебе говорила много раз. Конечно, страшно.

— Значит, в этом и есть вся соль. Чтобы напугаться до смерти.

— Нет, соль как раз состоит в том, чтобы напугаться до смерти и все же суметь это сделать.

Некоторое время он молчал.

— И к тому же голой? Почему обязательно это нужно делать в голом виде?

Она улыбнулась и легко ответила:

— Видишь ли, во мне сидит эксгибиционистка. На первом курсе я видела парочку из Эпсилона. Они после вечеринки сняли с себя одежду и с криком побежали по шоссе к реке и прыгнули в воду. Я тогда подумала, что это, наверное, очень здорово.

— Крисси, — сказал Джим, — неужели эта парочка является образцом для подражания?

Свесив голову набок, Кристина кусала губы, чтобы унять боль:

— Джимбо, почему это ты заговорил об этом? Неужели только это сейчас тебя так тревожит?

Он покачал головой и сказал:

— Почему это тревожит? Мне безразлично. Просто любопытно.

— Для того чтобы пройти по мосту так, как я это обычно делаю, — сказала она, — мне надо, во-первых, выпить как следует, иначе я буду недостаточно устойчиво себя чувствовать, и, во-вторых, обязательно должен идти снег.

— Почему?

— Мне кажется, так безопаснее, — ответила она. — Потому что если я упаду, то на снег.

Джим фыркнул. Ей жутко не нравилось, как он это делает. Выглядело очень противно.

— Крисси, если это случится, то ты полетишь вниз, на асфальт. А будет там снег или нет, совершенно не важно.

Она кивнула:

— Вот именно поэтому мне и нужен снег. Тогда и асфальт не будет чувствоваться. Мягкий такой снег. Пуховой. Облако снега. Я буду в нем чувствовать себя как в раю. Я представляю, — медленно проговорила она, подбирая слова, — как падаю вниз на это снежное облако и оно подбрасывает меня, как на трамплине. Вот тогда, мне кажется, я буду. По-настоящему счастлива.

— Так ты несчастна, Кристина?

Она посмотрела на потолок и произнесла:

— Не совсем.

Он помолчал несколько секунд и спросил:

— Несчастна в принципе или… именно с нами?

— А ты счастлив с нами? — ответила она вопросом на вопрос.

— Нет, — немедленно отозвался он. — Совершенно.

Кристина кивнула и предложила:

— Хочешь поговорить об этом? Джим тяжко вздохнул.

— Нет. Я устал. Послушай, — произнес он, вставая, — сегодня я у тебя не останусь. А об этом мы поговорим после.

— Ты не хочешь остаться? — спросила она. — Но ведь сегодня мой день рождения…

— Да, конечно. — Он внимательно посмотрел на нее. — Я хотел остаться тогда, в ночь с субботы на воскресенье.

— Я же говорила тебе, что была в «Красных листьях».

— Да, ты говорила мне это. Говорила. — Он надел куртку и погладил Аристотеля. — Счастливо!

Кристина не была уверена, ей он это сказал или псу.

— Но мы… мы… — Кристина с трудом заставила себя подняться с кресла. — Мы поговорим в другой раз. Правда, Джимбо?

— О чем, собственно?

Она вздохнула и решительно произнесла:

— Джим, почему ты не хочешь поговорить о нас с тобой?

— Тут не о чем говорить, Крисси.

— Не о чем?

Она подумала о том, что произошло всего несколько часов назад, когда автомобиль перевернулся и падал на землю, на которой не было снега. Где он, этот мягкий снежный покров, который оградил бы ее от удара, окутал бы ее своим мягким облаком?

— Джим, ты меня любишь? — спросила Кристина и подошла к нему ближе.

— Конечно, — сказал он после секундного колебания. — А ты меня?

Не отвечая, Кристина легко коснулась его лица:

— Не думаю, что ты это искренне сказал, Джимбо. Не думаю, что ты меня любишь.

— Ты хочешь сказать, что разлюбил?

— Я хочу сказать, что ты вообще никогда меня не любил.

— Не будь смешной.

— Смешной? Что значит «смешной», Джим?

— А то и значит: смешной.

Трудно было не понять, что он и не думал о том, чтобы сделать хоть какое-то усилие для облегчения ее ситуации. Например, обнять. То есть он не прилагал ни малейших усилий, чтобы показать ей, что она ошибается.

— Позволь мне спросить тебя вот о чем, Джим. Ты любишь Конни?

Он неловко засмеялся:

— Что за вопрос? Когда-то что-то было.

— Я имею в виду, сейчас.

— А я говорю «когда-то», — твердо произнес он.

— Она была твоей настоящей любовью. Верно?

Джим ответил после небольшой паузы:

— Верно. Я действительно был без памяти влюблен.

— Без памяти влюблен, — повторила она.

— В то время — да, — подтвердил он.

— Послушай, Джим, сделай одолжение. — Она с мольбой подняла на него глаза. — Будь со мной искренним. Хотя бы раз.

— Ты этого хочешь? — проговорил он хрипло. Его напряженное лицо на мгновение исказила гримаса боли. — Ты хочешь искренности? Чтобы по-честному? Но искренность должна быть взаимной, Крисси.

Ответ ей искать пришлось довольно долго, и наконец она согласилась:

— Да. Искренность должна быть взаимной. Что ты хочешь знать?

Возникла неловкая пауза. В течение нескольких секунд он пристально смотрел на нее, пока не попросил:

— Сделай мне одолжение, давай прекратим этот разговор. Я пошел.

Она повысила голос:

— Что ты хочешь узнать, Джимбо?

— Ничего.

— Я так и думала, — произнесла она мягко, почти с нежностью.

И он ушел.

Кристина перебралась на постель и попыталась поднять руки, но это удалось ей только отчасти. Все получилось у них с Джимом как всегда. Ничего не выяснено. Он, как обычно, ушел посередине разговора. Ведь и прежде такое случалось. Не раз. Она его не уговаривала, он возвращался к себе, она к себе, а на следующий день они встречались и болтали о политике, или о следующей статье для «Обозрения», или о том, что взять на завтрак, или о Конни с Альбертом. И все продолжалось так, как будто он не уходил посередине разговора, не уклонялся от ответа на вопрос, не признавался, что фактически никогда ее не любил. И она позволяла ему уйти.

Кристина легла на спину, и у нее появилось ощущение, будто она летит. Парит в темном небе Нью-Хэмпшира по направлению к Вермонтским холмам. Летит к Фаренбрею, над Фаренбреем, где там внизу Она и Он, а Аристотель поднял голову и гавкает им вслед. Она закрыла глаза. Ей не хотелось больше летать над ними. Ей хотелось только одного: чтобы Альберт был рядом. Она хотела видеть близко любимое лицо, прикоснуться к его волосам, прижаться губами к заветной татуировке.

Ей снились кошмарные сны, и боль ее не покидала. Она проснулась мокрая от пота, чувствуя, как на левой руке онемели пальцы. Но все-таки это обеспокоило ее не очень сильно. По-настоящему Кристину встревожили слезы, которые струились по лицу сплошным потоком. Они стекали вбок, к ушам, и терялись в спутанных волосах. Слезы! Вот что ее разбудило. Она почувствовала, что плачет, а когда открыла глаза, то не смогла остановиться. Все тело было комком боли.

Кристина поднялась с постели и перебралась в складное кресло Альберта. Сквозь давно не стиранные белые шторы просачивался желтый свет уличных фонарей. Она вытерла платком лицо. «Что это со мной творится? Ведь, собственно, ничего особенного не происходит. Просто впереди очередной дурацкий уик-энд на Благодарение».

Маленькой девочкой Кристина никогда не плакала, хотя для этого было множество причин. Плакать она не плакала, но для страха поводов было предостаточно: ночью она боялась родного огромного темного дома, погруженного в тишину, боялась автомобильной аварии, боялась ураганов, боялась смерти.

В подростковом возрасте Кристина кое-как научилась контролировать свои страхи.

Она снова утерла лицо и подумала о том, как близко прошла рядом со смертью. Кристина быстро перебрала в памяти события вчерашнего дня: разговор с Конни, «Красные листья», приближающиеся огни, водохранилище, удар встречной машины, как она отчаянно карабкалась на откос, вцепляясь ногтями в землю. Коснувшись своих сломанных ногтей, Кристина поежилась: «Неужели меня разбудило это? Сознание того, что я разминулась со смертью всего в двух шагах? Если бы я погибла, то что бы тогда стало с моими деньгами? Теперь, когда мы с Говардом официально разведены. Вот так бы и умерла, не оставив после себя никакого завещания. Даже простой записочки. А кто взял бы собаку? Кто взял бы мои вещи в этой комнате и то, что хранится в банковском сейфе? А все остальное?»

Сидя в темноте, она начала тереть глаза, до тех пор пока они не заболели. И ее вдруг как током ударило: «Боже мой, сколько неоконченных дел осталось у меня здесь, в этой комнате, в Хинман-Холле и вообще в Дартмуте. Я приехала в Дартмут, чтобы исправить свою жизнь. Но вот прошло уже целых три года, но ничего не изменилось. По иронии судьбы, жизнь запуталась еще больше. В каком же месте я пошла неправильной дорогой?»

Дартмут — такой милый колледж. Живописный маленький городок в горной долине, на берегу реки Коннектикут, которая служит естественной границей, разделяющей штаты Нью-Хэмпшир и Вермонт.

Эта идея насчет Дартмута пришла Кристине в голову, когда она училась в старших классах и пыталась найти выход из своего совершенно невозможного положения. Она поедет в Дартмут, будет учиться изо всех сил, потом найдет хорошую работу, найдет чудесного человека, выйдет замуж, нарожает детей.