Полина Саймонс - Красные листья

— Что случилось с твоими щеками? Они красные.

— Это из-за тебя, Альберт. Это ты заставил их гореть.

Он не спросил больше ни о чем, а она больше ничего не сказала. Он поднялся с пола и направился к двери.

— До встречи, Крисс.

— Конечно, — сказала Кристина, отвернув лицо. — Увидимся.

Перед тем как уйти, он несколько секунд пристально смотрел на нее.

Потолок покачнулся у нее перед глазами, и она снова упала на постель.

«Пожалуйста, не плачь. Перестань. Попробуй развеселиться. Ведь тебе предстоит выполнить рискованный трюк. Ты выполнишь его, и это поднимет твой дух. Если не это, то ничто не поднимет», — уговаривала она себя.

Через несколько минут Кристина встала, вышла за дверь и направилась к лестнице.

Она воспользовалась запасным выходом. И сразу окунулась в снег и ветер. «Лучше всего проделать это все быстро», — подумала она, прикрывая грудь руками. Но она знала, что быстро не сможет. Необходимо, чтобы каждое движение было тщательно зафиксировано, как в замедленной съемке. Весь день она провела как в бреду, мучаясь от боли. Сейчас Кристина надеялась, что холод заставит ее члены оцепенеть, уймет боль, ей станет лучше.

Она посмотрела в сторону библиотеки Фелдберг, пытаясь в каком-нибудь из окон разглядеть Френки. Он был ее ангелом-хранителем во время ночных приключений. Но Френки не обещал, что будет ждать всю ночь. Кристина приблизилась к мосту и встала у основания. Затем улыбнулась для поднятия духа и перекрестилась: «Ну давай же, Кристина, пошли. Пошли». Каменные перила были чуть меньше метра высотой и примерно шестьдесят сантиметров в ширину. Оберегая правое колено, она медленно забралась наверх и встала. Попыталась вытянуть обе руки в стороны, прежде чем сделать первый шаг. Подчинилась только правая рука.

Вытянув в сторону правую руку (левая так и осталась болтаться вдоль туловища), Кристина сделала первый шаг. Потом второй, третий, четвертый и зашептала:

— Меня не выдаст скрип подошв, не хрустнет ветка под ногой. Иду вперед, иду вперед. Иду дорогою прямой.

Если она сорвется в этом месте, то это не самый худший вариант. Тут справа всего около метра высоты, и слева примерно столько же. А кроме того, еще и снег. Но чем дальше, тем откос слева становился все круче и круче, а потом обрывался, открывая шоссе внизу. Кристина шла по бортику, и слева от нее зияла пропасть глубиной двадцать три метра. Она была сейчас как птица с одним крылом, ее длинные ноги ступали осторожно, черные ботинки оставляли на снегу четкие следы, а ее темные глаза смотрели вперед, и она шептала сбивчиво, запинаясь:

— Время застыло, и страху в нем нет больше места.

Подошвы черных ботинок с глубокими протекторами отлично сцеплялись с неровной поверхностью перил, но страх Кристину не оставлял. Он все еще бушевал в ее сердце. «Он существует, пока я ощущаю опасность. Нужно не бояться слов, нужно искать слова. Они помогают сохранить хладнокровие». Ну вот уже и конец пути, совсем близко. Она поежилась и скосила глаза в сторону. Ей вдруг показалось, что для удержания равновесия правой руки недостаточно. И хотя это была абсолютная глупость, она начала пытаться поднять левую руку. Острейшая боль заставила ее невольно дернуться, Кристина поскользнулась и упала.

Она упала на бок и на спину, задев правой ногой острый камень. Ей показалось, что сердце сейчас взорвется. Некоторое время она просто сидела на бортике в неловкой позе, слишком напуганная, чтобы пошевелиться, а затем начала медленно спускаться на мост.

— О Боже, о Боже, о Боже, — пробормотала она, заикаясь. Ее сердце все не могло успокоиться. — Господи, это было так близко. Господи, это опять было так близко.

Большего страха в жизни Кристина еще никогда не испытывала, даже во время автомобильной аварии.

Да, действительно, это все очень серьезно. Это не то, что проиграть Френки партию в покер. Слава Богу, все обошлось. «До каких пор я буду испытывать судьбу? Пора с этим кончать». Внутри нее, пытаясь вырваться наружу, бился черный страх:

Нетвердой походкой она проследовала до конца моста, шепча чуть слышно:

— Все. Я иду, и дело сделано. А этот колокол, что прозвенел только что, так ты не скоро его снова услышишь, Кристина, потому что это погребальный колокол. А умирать тебе еще рано.

Узкая дорожка огибала здание библиотеки Фелдберг и вела дальше в сосновый лесок. Вход в здание освещала одинокая желтая лампочка.

«Я, наверное, сошла с ума, — подумала Кристина. — Нет, определенно, я сумасшедшая. Никогда больше. Никогда. Ни в коем случае. Спенсер Патрик О'Мэлли, я обещаю тебе: я буду жить долго. По крайней мере, поужинать вместе мы успеем».

Стряхнув с себя снег, Кристина Ким перекрестилась, поблагодарив Бога за спасение. В очередной раз. Она уже сделала несколько шагов в сторону общежития Хинман, когда услышала (или ей показалось?), что ее кто-то зовет:

— Кристина… Кристина…

Она оглянулась, но в той стороне, откуда слышался голос, никого видно не было. «У меня, наверное, начались слуховые галлюцинации», — подумала Кристина, устремляясь туда, на голос, в темноту, и сердце ее соскользнуло в пропасть.

Когда из динамика громкоговорящей связи раздался голос диспетчера, вызывающий Спенсера, тот как раз допивал седьмую чашку кофе, посматривая на пустую папку, где по всем правилам должен был находиться протокол автомобильной аварии Кристины Ким. Он думал о Кристине всю неделю, каждый день, надеясь, что завтра вечером она не обманет и придет. Сегодня четверг, то есть после Благодарения прошла неделя, а от нее ни слуху ни духу. Даже не позвонила.

Получив во вторник данные от страховой компании второго участника аварии, он позвонил Кристине. У нее никто не отзывался, и он решил, что она на занятиях. Когда в тот же вторник вечером он позвонил ей из дома и снова никто не ответил, он решил, что она еще не возвратилась после праздников.

Ну а если она возвратилась и просто его избегает? Намеренно. Правда, эти опасения не очень согласовывались с тем впечатлением, какое она произвела на него, когда он видел ее в последний раз. Тогда Кристина, как ему показалось, согласилась принять его приглашение с удовольствием. «Неужели я ошибся? Вряд ли».

— Трейси, сюда только что звонили из колледжа и кое-что сообщили.

— Кое-что? — спросил рассеянно Спенсер. Потом вдруг его что-то взволновало. Волнение перешло в раздражение. — Что значит «кое-что», Кайл? Говори яснее, а то городишь черт знает какую чепуху.

— Извини. Но информации у меня действительно мало, — сказал Кайл. — Звонил студент, очень нервничал. Говорит, что обнаружил что-то, возможно представляющее для нас интерес. В общем, сказал что-то вроде этого.

Спенсер округлил глаза и, не скрывая иронии, спросил: — Вроде чего?

— Слушай, — проговорил Кайл после небольшой паузы, — возможно, там ничего нет, но все же поезжай и проверь.

— Как зовут этого студента? Хотя бы это тебе известно?

— Да. Это известно. Его зовут Милтон Джонсон, так назвал себя этот парень.

Спенсер закрыл папку с бланком протокола аварии, которую потерпела Кристина и спрятал ее в ящик стола. Затем встал:

— Кайл, ты уже послал туда кого-нибудь?

— Фелл был свободен. Я послал его.

— Отлично, — пробормотал Спенсер, А затем добавил громче: — Свяжись с ним по радио и сообщи, что я выезжаю. — Он начал надевать теплую меховую куртку, бормоча: — Может быть, это… Хотя нет, вряд ли…

По пути на выход Спенсер постучал в дверь шефа. Она была слегка приоткрыта, но Спенсер никогда не позволял себе заглядывать в кабинет без приглашения.

— Шеф.

Из глубины кабинета раздалось ворчание. Это был хороший знак. Спенсер вошел.

— Шеф, я отправляюсь в колледж. Позвонил какой-то парень и говорит, что нашел что-то странное.

— Странное? — мрачно проговорил шеф Кен Галлахер. Это был седой пожилой мужчина с явно лишним весом. Он восседал за металлическим столом, который блестел так, что Спенсер затруднился бы сказать, что выглядело более неуместным в этом кабинете — стол или сам шеф. Спенсер и Кен Галлахер, оба ирландцы, в духе ирландской солидарности время от времени встречались, чтобы вместе выпить виски. Спенсер подозревал, что шеф питает к нему слабость. Когда же его повысили в должности, причем раньше многих, например напарника, Уилла Бейкера, который был по возрасту старше, Спенсер в этом уже не сомневался. Но шеф был с ним резок и бесцеремонен, как, впрочем, с любым в управлении.

— Ну и чего же ты ждешь? Ребят из Конкорда?

— Конечно, нет, сэр, — быстро ответил Спенсер.

— Ладно. Поезжай и проверь. Возьми в помощь Уилла.

Спенсер подумал, что вряд ли ему понадобится напарник, чтобы осмотреть пустяковину, которую там нашли.

— Хорошо, сэр.

Спенсер вышел из кабинета и направился к диспетчеру Кайлу, который сидел в своей кабинке за пуленепробиваемым стеклом.

— Куда?

— Что «куда»? — спросил Кайл.

— Куда я должен ехать? — крикнул Спенсер, спустившись на несколько ступенек.

Диспетчер проверил запись и сказал:

— За библиотекой Фелдберг есть лесок. Так вот туда. Ты знаешь это место? Между шоссе Так-Драйв и библиотекой Фелдберг.

Спенсер ушел. Где находится библиотека Фелдберг, он не знал, но знал шоссе Так-Драйв. Это была плохо освещенная извилистая дорога, которая шла вдоль берега реки, а с другой стороны стеной стояли сосны высотой метров тридцать и больше. Он решил поехать по Так-Драйв и перехватить по дороге полицейский автомобиль Фелла — белую «корону викторию» с синими полосками на дверях.

По мере того как Спенсер приближался к своему автомобилю, его все больше одолевало беспокойство. Библиотека Фелдберг — где же это? Он знал общежитие Хинман-Холл, оно находилось ближе к реке и было одним из зданий десятка студенческих общежитий, которые образовывали целый микрорайон Ривер-Кластер… Лесок, начинавшийся у Хинман-Холла, заканчивался у шоссе Так-Драйв.

— Хм, Хинман… — Спенсер убыстрил шаг.

Его не очень новая светло-голубая машина была припаркована рядом со зданием Хановер-кантри-клуба и курсов гольфа. Последние несколько лет полиция и пожарная команда располагались в этом современном здании. Но Спенсеру было больше по душе, когда полиция занимала отдельное здание. Конечно, в старом помещении, откуда они переехали, столы и стулья были допотопные, половые доски прогибались под ногами, оконные рамы нуждались в покраске, тяжелые деревянные двери скрипели, а сливные бачки в туалетах были расположены почти под потолком, и ручки для слива держались на цепочках девятнадцатого века. Очень дряхлый дом, это верно, но Спенсеру это место для их работы казалось более подходящим.

Он поехал, вначале прямо, затем взял вправо, на шоссе номер 10, и медленно двинулся к колледжу. Дороги, даже посыпанные солью, были скользкими. Он свернул направо, на Колледж-стрит, и дорогу ему перегородили две машины, поджидающие место для парковки. Первый стоявший в очереди, заслышав визг сирены Спенсера и обратив, конечно, внимание на его мигающий красный маячок, тут же смотался. Второй, видимо, тоже решил, что с парковкой можно подождать.

Рождественские елочки, выстроившиеся в. ряд на неогороженной площадке перед библиотекой Бейкер, припорошенные снегом, выглядели празднично. К вечеру на них зажигались лампочки, они весело сверкали, и Спенсеру нравилось проезжать мимо них декабрьскими вечерами.

На шоссе Так-Драйв было пусто. Он двинулся по направлению к эллингу на реке Коннектикут, но и там ничего не обнаружил. Полицейский автомобиль Фелла как сквозь землю провалился.

Дорога, деревья, эллинг — все было покрыто снегом. После метели, которая пронеслась над городом перед Благодарением, когда уровень снега в Хановере составил шестьдесят шесть сантиметров, вот уже неделю стояла ясная морозная погода. Вчера тоже обещали снег, все его ждали, но выпало не больше шести сантиметров.

Спенсер развернул машину и поехал по Так-Драйв назад. Проезжая под мостом, перекинутым через шоссе, он разглядел сквозь деревья небольшую группу людей. Он узнал шляпу Фелла и его форменную черную куртку. Спенсер припарковал свою машину на Так-Драйв, оставил ритмично поблескивающий маячок и начал подниматься на холм.