Люди на станции «Лестер», должно быть, узнали меня, пока я вновь училась покупать билет и затем спускалась по эскалатору в сторону поездов, идущих на север. Но это — Лондон, и каждый делал вид, что смотрит сквозь меня. Слава богу, никто не попытался заговорить. В метро было мало народа, и сразу нашлось свободное место. Я села напротив молодой пары. Девушка и ее парень выглядели стильно в своих интересно сочетающихся кроссовках и куртках. Оба — с темными волосами до плеч. Девушка незаметно подтолкнула локтем своего спутника, и они быстро взглянули на меня. Не один раз я ловила их внимательные взгляды из-под длинных челок, пока мы проезжали мимо «Тоттенхам-роуд», «Корт-роуд», «Гудж-стрит» и «Уоррен-стрит». Они вышли на «Морнингтон-Крезент». Девушка обернулась и посмотрела на меня сквозь закрывавшиеся двери, и я улыбнулась ей, а она мне. А поезд поехал дальше в «Камден-Таун», где я вышла.

Дождь поутих, но продолжал нудно накрапывать. На Чок-Фарм-роуд в лужах плавал мусор с Камденского рынка, оставленный вчера студентами и туристами. Размякшие картонные коробки, окурки, пластмассовые упаковки с недоеденным ассортиментом из китайских кафешек валялись в канавах на обочине. Мне раньше так нравились Камден и его разношерстные обитатели: люди с кольцами в ушах, бровях и носу, торговцы марихуаной, стареющая богема, молодые журналисты и телевизионщики, молодожены. Сегодня эти места казались мне мрачными, грязными и неприветливыми. Каждый прохожий таращился на меня жадными глазами. И от этого мне стало казаться, что я — рыба в ресторанном аквариуме, в страхе ожидающая клиента, который захочет именно ею полакомиться на ужин. Я торопливо шла к переходу через железную дорогу, чтобы сесть в электричку и вернуться в зеленый Примроуз-Хилл. Шла и не отрывала глаз от своих насквозь промокших кроссовок, быстро передвигавшихся по тротуару. И вдруг я буквально столкнулась с Бекки Хэдфирст. Мы стояли, глядя друг на друга, оторопев от этой неожиданной встречи и потирая лбы, которыми только что въехали друг в друга.

— Лора, — наконец недоуменно проговорила Бекки.

— Бекки! — воскликнула я, распахнув свои объятия.

Меня охватила такая светлая радость, когда я увидела вновь ее милое, родное лицо! Я давно уже забыла о ее маленьком проступке. В конце концов журналисты все равно узнали бы, где я живу, с помощью Бекки или без нее. Я обняла свою бывшую подругу, которая стояла, не двигаясь, с опущенными руками.

— Ты в порядке? — спросила она сдержанно.

— Я так рада тебе! — Я не знала, что ответить. — Бекки, ты выглядишь просто прекрасно.

И правда, она выглядела великолепно — цветущая, румяная, полная сил женщина. Она подстригла косички, и теперь короткие белокурые волосы пушистыми беспорядочными локонами обрамляли ее круглое симпатичное личико.

— А на тебя смотреть страшно, — повторила она то, что я только что слышала от Уоррена.

Не зная, как реагировать, я просто пожала плечами.

— Хочешь… — запинаясь проговорила я, — хочешь, зайдем куда-нибудь? Может, выпьем кофе или…

— Нет, не стоит, — отказалась Бекки, покачав головой. Лицо ее было серьезно.

Несколько секунд мы стояли и молча смотрели друг на друга.

— Мне пора. Еще увидимся, — сказала она.

— Возьми мою визитку! — Я была в отчаянии. Принялась лихорадочно рыться в сумке в поисках визитки. Наконец, я вытащила одну и вложила в руку Бекки: — Позвони мне как-нибудь. Я тебя простила.

Она презрительно взглянула, подалась в сторону от меня, а затем пошла своей дорогой.

— Бекки, — крикнула я ей вслед.

Она бросила мою скомканную визитку в канаву, к коробкам и недоеденной лапше. Я провожала ее взглядом до тех пор, пока она не свернула за угол к Камден-Лок. Затем я не спеша направилась к своему дому.


Адам стоял на верхней ступеньке винтовой лестницы у входа в мансарду. Он только что закончил там ремонт. На его лице играла широкая улыбка.

— Ура! — крикнул он. — Вот и все сделано! Ну, что ты об этом думаешь?

Я обвела взглядом просторную уютную комнату. Стены — темно-голубые, а на полу — циновки цвета морских водорослей. Из двух мансардных окон на скошенных стенах — панорамный вид на окрестности. Если высунуться из правого окна, можно даже увидеть жирафов в Лондонском зоопарке. В центре стоял огромный диван, обитый коричневой кожей. По нему разбросаны монгольские подушки из овечьих шкур. Под крышей Адам встроил невысокие прочные полки из махогонового дерева для моих книжек и дисков. На тибетском старинном столике, который он отыскал в Ислингтоне, гордо возвышалась моя только что купленная наисовременнейшая стереосистема. У остроконечной стены стоял огромный телевизор с плоским экраном. Изящный индонезийский кофейный столик, на который небрежно брошен журнал «Воуг», обрамляли три высокие свечи. Эта комната как будто сошла со страницы интерьерного журнала.

— Вот комната отдыха твоей мечты. Ведь именно такую ты хотела?

— Адам, она великолепна, она просто потрясающая, — сказала я.

Мне и правда все очень понравилось. Эта была действительно изысканная комната. Но я не ожидала, что он закончит ее так быстро, и не была готова к тому, что он меня покинет. Я вдруг осознала: как только Адам уедет, я останусь совсем одна в этом огромном доме и совсем одна в огромном городе. Люси не стало, Рики был на гастролях, Натали уехала из города, а Бекки дала мне ясно понять, что не собирается вешаться мне на шею с поцелуями, позабыв все обиды. Теперь даже мой жилец покидал меня. А я так привыкла к тому, что он всегда рядом. Я буду скучать по нему.

— Почему у тебя такой несчастный вид? — спросил он недоуменно.

— Потому что это последняя комната, — сказала я со вздохом и села на диван, — а значит, ты выполнил всю работу.

— Гм. И ты будешь скучать по мне? — Он плюхнулся рядом со мной в своей грязной строительной робе. В его ярко-голубых глазах плясали озорные чертенята. Ему нравилось дразнить меня.

— Да, черт возьми, — ответила я, уютно устроившись у него под мышкой, несмотря на то что она слегка пахла потом. — Я привыкла жить вместе с соседом…

— В собственном большом доме, — продолжил он. — Ну, а как тебе дом?

— Дом получился великолепный, поверь, — сказала я. — Спасибо тебе, ты настоящий мастер своего дела. — И я благодарно поцеловала его в щеку, а он застенчиво улыбнулся.

— Знаешь, я тоже буду скучать по тебе, — тихо проговорил он.

— Спасибо, Адам. — Мне было приятно думать, что есть еще на свете люди, которым я нравлюсь. — Надо отпраздновать окончание работ. Спущусь за шампанским!

— Я бы просто выпил пива, — крикнул вслед Адам, когда я спускалась по лестнице.

— Некоторые люди не умеют жить с шиком, — прокричала и я в ответ. Все-таки он заставил меня улыбнуться.

Мы выпили за дом. Я налила себе шампанского «Вдова Клико», а Адам наслаждался баночным пивом «Стелла Артос». Я достала новый диск «Шуга Риф», чтобы опробовать суперкрутые низкочастотные колонки.

— Неужели нельзя обойтись без этого? — застонал Адам.

— Ну что ты, ведь это любовь всей моей жизни. Прекрати издеваться. — Я хлопнула его по голове пушистой подушкой.

— Неужели тебе не надоедает постоянно слушать его голос?

— Нет, — ответила я, неожиданно вспомнив, что вот уже три дня как я не слышала его голос, несмотря на кучу сообщений, которые оставила Рики в самых разных отелях Среднего Запада. — Он звонил сегодня? Оставил сообщение? — с надеждой спросила я.

Адам отрицательно покачал головой и отвернулся. Его вдруг очень заинтересовала черно-белая фотография меня и Люси, украшавшая заднюю стену. Он понимал, что я огорчусь, узнав, что Рики не ответил на мои звонки, и не хотел видеть моего страдальческого лица.

— Но зато звонил Уоррен и сообщил, что все улажено, надеюсь, тебе понятно, что он этим хотел сказать. Также звонила Моника, — он явно хотел меня утешить, — спрашивала, не хочешь ли ты пойти на вечеринку в Фулхам. Какой-то Том что-то выпустил… извини, но я так и не понял, о чем она говорила.

Я равнодушно махнула рукой, давая понять, что мне это неинтересно.

— Мне сегодня что-то не хочется никуда идти, — объяснила я.

— Как? Лора Макнотон хандрит и желает сидеть дома? — хмыкнул он, удивленно подняв брови.

— Да, мне хочется насладиться моим образцово-показательным домом, — улыбнулась я, — а также обществом моего соседа, который вскоре уедет из города.

— В самом деле? — спросил Адам. Он не скрывал своей радости.

— Правда, и все равно мне вовсе не до веселья в эти выходные. Наверно, я перебрала в течение недели на вечеринках. Знаешь, у меня такое чувство, будто все эти «крутышки» слоняются в поисках чего-то интересного, но ничего интересного не происходит из-за того, что все слишком заняты поисками, вместо того, чтобы сделать хоть что-нибудь… Понимаешь, о чем я говорю?

— Пытаюсь. — Адам казался озадаченным. — Думаю, да. Наверно. Нет, честно говоря, не понимаю. Что ты имеешь в виду?

— Я думаю, это потому, что все сидят на кокаине. Никто из них не может сосредоточиться на чем-то одном более пяти минут. Ты разговариваешь с человеком, но на самом деле никто из вас другого не слушает. И вы оба все время глядите по сторонам, боясь пропустить что-то действительно интересное где-то, где вас нет. Потому что все вертится вокруг одной задачи: общаться с нужными людьми, правильно одеваться и знать, в какой момент тебе следует сфотографироваться. К тому же приходится постоянно выходить в туалет, чтобы оставаться в форме. Такое времяпрепровождение быстро приедается.

— Какое же ты в нем находишь удовольствие? — спросил Адам, глядя на меня как на сумасшедшую.

Хороший вопрос. Я пожала плечами, не зная, что ответить.

— Разве ты не так же проводишь время, когда не работаешь?

— Нет, совсем не так, — ответил Адам. — Я иду в бар, встречаюсь там со своими приятелями, пью пиво, мы болтаем о жизни, о футболе, еще я играю в бильярд, изредка хожу на концерт.

— Я тоже раньше так жила. — Внезапно меня охватила ностальгия по моей прежней жизни.

Я потянулась к коробке с кокаином, но Адам перехватил мою руку, обхватив своей большой ладонью мое запястье.

— Адам, ты что? — спросила я изумленно.

— Извини. Просто мне так хотелось, чтобы ты этого не делала. Хотя бы один вечер продержись без кокаина, — ответил он, отпустив меня.

— Иди к черту, — резко ответила я. — Ты мне папа, что ли?

— Нет… мне казалось… я твой друг.

— Конечно, ты мой друг. Но это не значит, что имеешь право командовать, — огрызнулась я.

— Просто мне кажется, ты совсем запуталась из-за этой гадости. — Он сердито ударил рукой по коробке. Я не могла понять, чего это он так разошелся. — Посмотри на себя. Ты совсем испортила свое здоровье. Когда я увидел тебя в первый раз, я подумал: «Вот это да! Какая красивая девушка». В тебе чувствовалось что-то особенное. Ты не была похожа на других. А теперь ты столько засунула себе в нос этого дерьма, что превратилась в очумелую зомби. А твои так называемые друзья и этот придурок Рики только потворствуют в этом. Они все глубже и глубже затягивают тебя вместе с собой в бездну. Лора, если ты не выберешься оттуда, ты пропала. Ты кончишь так же, как и Люси, а я не могу с этим смириться и спокойно ждать, когда ты погубишь себя.

Я вся покраснела от гнева. Да как этот строитель смеет лезть в мою жизнь и говорить о таких личных вещах! Все оно, конечно, так и было, но тем возмутительнее казалось его поведение. Когда в глубине души знаешь правду, но боишься признаться в этом даже самой себе, нет ничего хуже, чем услышать ее от другого человека. Ведь если произнести вслух эту невыносимую правду, то от нее уже нельзя будет отвернуться. Ее уже не заткнуть на задворки сознания, и она постоянно будет преследовать тебя, не давая ни минуты покоя. Дернул же черт Адама сказать это!

— Не суй нос не в свое дело! — выпалила я. Затем взяла щедрую дозу кокаина и принялась сердито раскладывать ее на индонезийском столике.

И тут, к моему ужасу, Адам стряхнул рукой со стола на пол свежую белую полоску, а заодно и все мои запасы.

— Ты что, совсем сдурел? Что ты делаешь?!

Я ползала по полу на коленях, тщетно пытаясь собрать руками порошок, но ничего не получалось. Целый грамм мгновенно впитался в ковер.

— Что ты наделал! — стенала я. — Ведь у меня больше ничего не осталось.

— Вот и хорошо, — сказал Адам.

Я подтянула коленки к подбородку и, сжавшись в комок на полу, разрыдалась, как ребенок.

— Зачем ты это сделал, Адам, зачем? — раскачиваясь всем телом, причитала я.

Адам стоял и смотрел на меня. Лицо его потемнело, и трудно было понять, что он переживал в эту минуту.