— Мне пора. Я приду к тебе послезавтра. Можно?

— А завтра нельзя?

— Нельзя, но я постараюсь. Можно тебе позвонить?

— Запиши номер.

Он позвонил через пять минут после ухода, по дороге домой. Сказал просто:

— Я тебя люблю.

А Верка ничего не сказала. Она плакала. От счастья.

А дальше было еще много чего. Все эти вещи, банальные до безобразия, в каждой семье происходят по-разному. Но закономерности проследить можно. Одна семейная пара была счастлива во всех отношениях — с точки зрения и окружающих, и одной из половин. Пока вторая половина, уходя утром на работу, не сказала:

— Возьми бумагу там, на столике. Это тебе.

И закрыла за собой дверь. А на столике лежало приглашение в суд на развод. Так поступают те, кто хочет сберечь нервы по максимуму в данной нервомотательной ситуации. Тихушники. Держатся до последнего. Остальных ожидает удел скандалистов. Причем чем продолжительнее, яростнее период скандалов, тем больше шансов, что дело кончится ничем. Поругаются и перестанут. Все логично, раз ругаются — значит, есть за что. И большинству действительно есть. А Саше было не за что. Вдобавок он терпеть не мог ругаться. С Мариной жил мирно и, надо сказать, неплохо. Удобно. Она была комфортабельной женой для человека, которому в принципе надо, чтобы его поменьше трогали и не мешали реализовывать свои интересы, не имеющие отношения к интересам семьи. Он был сыт, обстиран, отглажен, даже сейчас. А жизнь до этого заменял ему экран компьютера. Он мог сидеть за ним круглосуточно, не выходя из дома. Что всех и устраивало, особенно Марину. Была она неглупой и всегда понимала, что села не в свои сани. По изумленным лицам подруг, смотревших на ее мужа с чисто женским интересом, когда она его с ними знакомила, по сочувствующим взглядам прохожих в его сторону, когда они шли куда-то вместе, даже по лицам акушерок, когда выписывалась из роддома. На всех было написано одно и тоже: «Ну надо же!» А тем не менее за эту мужскую стать и симпатичную внешность ей же и приходилось расплачиваться. В буквальном смысле. Она работала, заводила связи, нужные на данный момент, и на всякий случай те, которые вдруг потом пригодятся. Строила свой дом и свою жизнь. Ребенка завела. С трудностями превеликими, не просто так. И сейчас несладко. Но ничего. Не век же это будет продолжаться. Старалась как могла. Иногда, конечно, хотелось заорать, затопать ногами. И она орала и топала. Но редко, надо отдать ей должное.

Пока же он шел к дому, думая о Верке. Планов никаких не строил, переживая недавние события. Он чувствовал себя так, как если бы ему вкололи наркотик, и в роли героина выступала Верка. С одной стороны, он приобрел зависимость, и организм был отравлен, с другой — его переполняло счастье, ворованное, но уже свое. И он к нему постепенно привыкал.

Домой идти не хотелось. Он понимал, что сейчас его ждет немедленное разоблачение, как школьника, получившего двойку, после родительского собрания. Ничего оригинального в голову не приходило, и он зашел в магазин, купил бутылку водки и выпил половину в подъезде, из горла. Было противно, алкоголем он не увлекался, но надо. Как лекарство от трудностей, как алиби для преступника. А что еще придумаешь? Главное — потом не терять бдительность. Водка начала действовать быстро. Пошатываясь, вошел домой, глупо улыбаясь. Марина учуяла сразу. Отговорился, что праздновали день рождения на корте после тренировки. Идиотское счастливое выражение лица уже можно было списать. Усталая Марина особенно возникать не стала. Ситуация была спасена.

А ночью он сам встал к сыну, когда тот по своей привычке принялся орать с трех часов.

Хотелось пить. Он тряс сверток с ребенком и тут вдруг вспомнил. Почему не подумал раньше — непонятно. Он вспомнил о Веркином старике, на содержании которого она живет, и о том, что Марина называла Верку, помнится, шлюхой, интересно, почему? Ужалила ревность. Он вспомнил Веркину квартиру, ухоженный дом. Она явно не нуждалась, в отличие от них. Что ему делать? А потом его опять понесли мечты. Наркотик продолжал действовать. Не хотелось думать ни о чем, только о них двоих. Завтра он с ней встретится. Уйдет с работы, в конце концов, днем. Поговорит и все выяснит. Хотя в глубине души ничего выяснять ему не хотелось. Закончатся выяснения не в его пользу. Когда мужчина влюблен, он неизбежно начинает задавать себе вопрос: «А что я ей могу дать?» Дать очень хочется. Все, вплоть до кольца с бриллиантами. Вот тут желания и возможности вступают в неизбежный конфликт. Саша явно витал в облаках. И вдруг посмотрел на какой-то сверток, который автоматически потряхивал. Ребенок давно молчал. Уснул. Боже, это же мой сын! Откуда он взялся? — пришла в голову дикая мысль. Влип. Вот влип, по самые уши. Захотелось бросить все и бежать. То ли водка, разбавленная водой, продолжала действовать, то ли с ума начал сходить. Он долго еще метался по кухне. Потом лег и заснул. Пробуждение радостным уже не было. Но стоило ему выйти из дому, как Веркин наркотик опять начал работать. Чем она его опоила, эта девчонка? Не мальчик уже, скоро тридцать. А Марине тридцать четыре — услужливо подсказала память. А Вере — ну двадцать от силы, подумал он. Любовь, как известно, слепа.

Прибежал он к ней в двенадцать часов. На работе никто уже особенно не бдил. Пусть скажут спасибо, что ходят и работают каждый день. Денег все равно почти не платят. Раньше он об этом, в отличие от окружающих, и не беспокоился. А мужики сначала бесились, потом часть разбежалась на заработки, остальные пытались подрабатывать на месте. А ему было все равно. Теперь подумал, что надо сегодня купить цветы. Пришлось занять. Хватило на три большие белые розы — он спрятал их под куртку и побежал к Верке.

Та уже ждала. Ребенок опять спал. Во время этих событий дочь ей практически не мешала. Спала себе да спала, как будто чувствовала, что матери не до нее. Верка взяла цветы, повела на кухню. Кормить обедом.

Они проговорили долго. У него было ощущение, что Верка была в его жизни всегда. Он не задумывался о том, насколько она образованна и умна, просто смотрел и слушал. Она рассказывала про свою жизнь, о том, с кем она живет, речь не заходила. И его самого он ни разу не видел. И где этот старик? Наконец решился спросить. Верка спокойно сказала, что он приезжает иногда из Москвы. Она его не любит и не любила. Решила родить ребенка — и родила. А лет ей оказалось побольше, чем он думал. А на вид — совсем девочка. Она рассказала ему и о матери. В таких подробностях о ней Верка еще никому не рассказывала. Смотрела на него — и говорила, говорила — как никому и никогда в жизни. А он чуть не плакал от любви и жалости к ней. Хотя оснований жалеть Верку особых не было, если разобраться. Но это на трезвый разумный взгляд. Потом они вдвоем возились с дочкой. Саша изумлялся, до чего красивыми могут быть дети. Как кукла — розовая, пухлая, но живая. Ее дочь. Девочка была забавная, спокойная, все время улыбалась. Он ревниво думал, что она должна была быть его дочкой, забывая при этом о своем сыне.

Они буквально вцепились друг в друга — не оторвешь. Так только голодный тигр может вцепиться в кусок мяса, добытый на долгой тяжелой охоте. Разорвал бы каждого, кто посмел посягать на добычу или хотя бы помешать ею насладиться. Всей кожей, каждым сантиметром тела они чувствовали друг друга. Это мое, такое мое, что странно даже представить, что раньше его не было. Как если бы раньше не было руки или ноги, а потом вдруг появилась. И непонятно, как жил до этого без нее. Они чувствовали одинаково, думали одинаково. Смотрели в одну и ту же сторону и даже, открыв рот, говорили часто одни и те же слова. Так бывает, когда люди проживут бок о бок не один десяток лет. Растворяться друг в друге им не мешала ни разность интеллектов, ни наличие у каждого детей. Любовь заставляла занимать в жизни новые позиции, делая жесткую Верку застенчивой, трепетной, уступчивой и тактичной, а вялого, равнодушного, мягкого Сашу — волевым и решительным. Как будто появилась добрая фея, взмахнула волшебной палочкой и расколдовала обоих, заколдованных давным-давно неизвестно кем, наверное, самой жизнью. Они прилипли друг к другу, по-животному обнюхивая, изучая до мельчайших подробностей каждый волосок, каждую родинку, каждую клетку. И все это казалось чудом — небывалым, долгожданным. Процесс познания так их захватил, что даже занятия сексом отступили на второй план. Трахаться хотелось обоим, но жаль было времени. Его можно было потратить, просто обнимая, целуя и рассматривая друг друга.

Так появилась в Веркиной жизни любовь. Она ее угадала, уловила с полувзгляда и насторожилась. Потом терпеливо дожидалась в засаде, как рысь. Выстрадала. Он об этом не знал, конечно. У него был свой путь. Главное, что сошлись они в одной точке.

Конечно, их ожидало немало неприятностей, а конкретно — его, Сашу. Но эти неприятности воспринимались не более чем досадные мелочи. Марина повела себя так, как и должна была повести. А как еще реагировать человеку, которого внезапно и дерзко обокрали? Ты пришел домой с работы, а там пусто. Имущество вынесли. Все, что заработано тяжким трудом. И самое ужасное — знаешь, кто это сделал. А вернуть свое не можешь, хоть и принадлежит оно тебе по праву. А вор еще и насмехается, потирая руки. А обидней всего — сама, собственноручно дала наводку, поспособствовала собственному ограблению. Можно было рехнуться от одних этих мыслей. Но Марина, к счастью, не рехнулась. Билась она долго, но безрезультатно. Потом вышла на работу и вскоре поняла, что ущерб не так уж и велик. Ну как они жили? Она на него работала, а он, гад, воспринимал это все как должное. В их тандеме она всегда была стороной активной и дающей, а он — милостиво берущей. И это было неприятно. Но так повелось с самого начала, Марина привыкла. Теперь привычку пришлось забыть, и по прошествии времени выяснилось, что в новой ситуации есть и преимущества. А вот она, гадина и шлюха, пусть хлебает. Это тебе не старик. Его самого содержать надо — все чаще мелькали злорадные мысли. И пусть потом ходит рогатый, все равно рога ты ему наставишь рано или поздно. В свое время она пыталась открыть ему глаза на Веркино прошлое, раздобыв соответствующую информацию, но эффекта не добилась. Ничего, сам, дурак, поймет.

Все эти дрязги и склоки продолжались около года, что, впрочем, не очень омрачало их счастье. После того как Марина успокоилась, никто им больше жить не мешал. С Михаилом все решилось без особых нервных затрат. Когда он приехал в очередной раз навестить Верку с дочерью, а скорее, просто к ребенку, Верка, пряча счастливую улыбку, сказала ему, что она влюбилась, нашла человека и теперь они живут вместе. Что ездить сюда ему не надо больше и помогать ей тоже не надо. Сама будет дочку растить. А ему — спасибо и пусть не обижается на нее. И что она очень счастлива. Веркины глаза сияли, в движениях появилась плавность. На Михаила смотрела другая, новая Верка. И он не имел к этому никакого отношения. Вскоре явился и виновник этих превращений. Пришел, как хозяин, хотя бог знает что творилось тогда в душе у Саши. Они уже стояли перед ним вместе, тот мягко обнимал ее за плечи, и видно было, что их не разорвать. С одной стороны, Михаил почувствовал облегчение. В глубине души он всегда ждал чего-нибудь подобного. И не удивился, когда увидел. Не так проста была сама Верка, если ей удалось влюбить в себя такого мужчину. Был он красив и неглуп, сразу чувствовалось. Такие и сводят женщин с ума. Но как Верке удалось свести с ума его, было непонятно. И семью свою мужик бросил, и сына. Ребенок маленький совсем, как и его дочь. Верка ему рассказала, не стала скрывать. Ребенок — вдруг вспомнил Михаил. Ведь это осталось главным, что тянуло его сюда. Дочь. Он не позволит им лишить его дочери. Он не позволит скрывать от нее, кто настоящий отец. Он уже привязался к ней, этому бесподобному ангелочку, его плоти. Она казалась ему совершенством, чудом. Неопытная мамаша Верка воспринимала ребенка спокойно, как должное, не видя в ней ничего особенного. Она ее просто любила, кормила и заботилась. Влюбилась вот, параллельно. А он считал, что они родили на свет чудо, до того она была хороша. Эта красота и погнала его сюда, точно. Не Верка, а мать ее, ослепительная женщина, виденная давным-давно, но облик ее прочно отпечатался в памяти. И дочь его была удивительно на нее похожа, уже сейчас он это видел. Такие же глаза, опушенные темными густыми ресницами, такой же маленький носик, идеальные пропорции маленького тельца, ручки и ножки будущей красавицы. Своего он не видел ничего. И Веркиного в ней было мало. Это она, Ирина, загадочным образом воплотилась в их ребенке.

Человек любит красивое, так уж он устроен. Любит иногда вопреки собственным интересам, даже жизни. Охотится за невиданной красоты алмазами, потом прячет добычу у себя и втихаря любуется. Пока следующий охотник не отберет. И тоже будет любоваться в одиночку. Красивых женщин в истории человечества тоже было украдено немало. За прекрасную Елену Троя столько лет воевала. И Михаил был не согласен просто так отдать свою дочь. Он понимал, что вырвать ребенка у Верки из рук не сможет. Устраняться тоже не хотел. Она будет его дочерью. Пока он жив, он будет с ней рядом. Или неподалеку. Он ее будет приучать к себе. А когда вырастет — посмотрим. Годы, к сожалению, уже ушли. Он вспомнил, как ему пришлось пережить неприятный момент. И как это Анька унюхала? Зазвала к себе и устроила выволочку. Ревновала, что ли, непонятно. А может, о Верке беспокоилась. Когда завязал он с Веркой свою интрижку, побаивался, что она узнает об этом. Но она часто была в разъездах, они долго не виделись. А потом Верка и родила.