— Мосье Патрик рано ушел? — спросила Соня.

— Даже не стал ждать мои булочки. Сказал: «Не беспокойся. Ода, я перекушу солониной». Шарль приготовил ему грог, по утрам стало совсем холодно.

Ушел не прощаясь. Не захотел ее будить или тоже обиделся? Что это Соня ведет себя как маленькая девочка, а ведь они почти как муж и жена… Мужчин отправляют на каторгу за двоеженство, а интересно, женщин наказывают за двоемужество? Или такого слова в русском языке вообще нет?

19

Вечером Соня рано ушла в свою комнату. С сегодняшнего дня в замке стала ночевать Ода. Объяснила, что ее сестра вернулась из города с новым мужем и тот, кажется, неплохо относится к малышке. У него золотые руки, так что сестре не придется работать и она станет сама заниматься дочерью. Ода теперь вроде как болтается у них под ногами, так что, если ее сиятельство не возражает, она будет теперь жить в замке и только изредка ненадолго уходить, чтобы повидаться с племянницей.

Шарль, едва начало темнеть, закрыл дверь на засов, уверяя, что спит он очень чутко и, если кто постучит, сразу услышит.

Княжна за день набегалась, устала и не стала дожидаться, когда вернется Патрик, но дверь в свою комнату на засов не закрыла, полагая, что, вернувшись, он зайдет к ней и загладит свою вину. Тем более что Патрик сам говорил: во всех случаях ссор между мужчиной и женщиной просить прощения должен мужчина.

Но Патрик к ней не зашел. Соня опять не заметила, как заснула, потому что накануне находилась по окрестностям замка вместе с Шарлем и наведалась к арендатору, у которого к концу года кончался срок аренды. Об этом, кстати, предупредил Соню нотариус Тюмель, которого она посетила на днях.

— Маркиз сам общался с арендатором, — вроде даже с обидой сказал ей Тюмель, — а зачем? Процент за такой контроль мы берем ничтожный, зато вам самой не придется заниматься столь скучными делами. Вы же не хотите отнимать хлеб у бедного нотариуса?

Соня заверила молодого юриста, что не хочет.

Арендатор — в качестве его выступал глава семьи Андре Корнюэль — несколько опешил, увидев Софью на пороге своей хижины. Наверное, он не ожидал, что княжна так быстро разберется с делами. А возможно, и надеялся, что новая владелица вообще о нем забудет. В последние годы он вообще не платил за аренду, а старый маркиз и не вспоминал об этом.

А ну как новая хозяйка заставит его оплатить все долги?

Но княжна лишь напомнила ему о том, что срок истекает и если ему еще нужна земля…

— Нужна, еще как нужна! — воскликнул Корнюэль.

Он мысленно поминал всех святых, чтобы защитили его семейство от разорения. Но при этом старался не смотреть в глаза княжне, понимая, что ведет себя не слишком честно.

— Теперь дела аренды будет вести мой нотариус, так что вам следует наведаться в его контору, чтобы заключить новый договор.

Вести дела с нотариусом, да еще таким молодым и хватким, как мэтр Тюмель, Корнюэлю не хотелось — этот ничего не забудет. Но уже то, что новая хозяйка не стала требовать с него возврата старых долгов, арендатора обрадовало.

Поэтому, видимо, Корнюэль начал рассказывать ей о Патрике, какой он вежливый, внимательный.

При встрече где-нибудь непременно поприветствует.

Вот и вчера, когда скакал мимо, тоже поздоровался…

— Скакал? — удивленно переспросила Соня.

— Скакал! — подобострастно подтвердил арендатор.

Хозяйка, называется! Не знает даже, что в конюшне не хватает лошади. И Шарль не предупредил ее об этом. Или он считает, что подобные мелочи женщину интересовать не могут?

Но вчера Соня ни о чем Шарля не спросила, а сегодня… Она даже не знает, возвращался домой Патрик или нет. Испытывая странную тревогу — мало ли куда мог заехать Патрик! — Соня быстро оделась и поспешила на конюшню.

Шарль чистил денник, и она некоторое время помялась, не зная, как задать ему вопрос. Прямо так, напрямую: Патрик сегодня опять уехал чуть свет? Отчего-то даже Оду она не спросила о Патрике.

Соня приняла возможно равнодушный вид и поинтересовалась:

— А где вторая лошадь, Шарль?

Слуга выглянул из-за перегородки и удивленно воззрился на нее.

— Но, ваше сиятельство, ее взял мосье Патрик.

Еще вчера.

— Что значит «еще»? Со вчерашнего дня он не возвращался?

Шарль испуганно кивнул, соображая, в чем он провинился перед госпожой. И сказал тихо:

— Не возвращался. Я подумал…

Правильно говорила покойная маменька: от того, что слуги думают, ничего хорошего не происходит.

— Он говорил, что уезжает надолго?

— Нет.

От умственных усилий у Шарля даже кожа вздулась на лбу.

Соня поспешила обратно в замок. Надо порасспрашивать Оду. Она куда сообразительнее этого туповатого Шарля.

— Мадам? — вопросительно уставилась на нее кухарка, когда Соня вошла на кухню. Кажется, у Сони был очень встревоженный вид.

— Ода, скажи, пожалуйста, вчера мосье Патрик брал с собой что-нибудь из съестного?

— Нет.

— Но, может, из кладовой…

— Ничего не тронуто, мадам, уж мне ли не знать.

Что-то случилось?

— Патрик… оказывается, наш дворецкий вчера не вернулся в замок, хотя, как говорит Шарль, вовсе не собирался где-то задерживаться.

Все-таки она постеснялась сказать служанке, что Это ее снедает беспокойство, а Шарль и не подумал волноваться. Кухарка забеспокоилась:

— Присядьте, мадам, на вас же лица нет! Разве не может мужчина задержаться по каким-то своим делам?

— Может, конечно, — согласилась Соня. — Но он, как ты говоришь, не взял с собой ничего из еды и меня не предупредил. Как бы не случилось с ним чего-то плохого…

В конце концов, почему она должна стесняться своего беспокойства? Вполне может случиться так что Патрику как раз сейчас нужна помощь, и грешно в таком случае рассуждать о том, что подумают о своей госпоже слуги.

Пусть Шарль и не очень сообразительный, но он исполнит все в точности как она скажет. И когда Соня опять возникла в дверях конюшни, он замер со скребницей в руке, собираясь почтительно ее выслушать.

— Шарль, как ты думаешь, Клери (так звали лошадь, оставшуюся в конюшне) достаточно сильна?

— Хорошая лошадка, — расплылся в улыбке слуга, — выносливая. Мосье Патрик хорошо разбирается в лошадях. Лиз куда капризнее, но он умеет с нею управляться.

— Запрягай Клери, — распорядилась Соня, — мы поедем искать мосье Патрика, хотя, честно говоря, я совершенно не представляю, куда он мог поехать.

— Можно спросить у Корнюэля, — предложил Шарль, — он облазил здесь все окрестности, и я видел, как порой мосье Патрик расспрашивал о чем-то его.

— Я пойду оденусь во что-нибудь попроще, — сказала Соня, — а ты готовь повозку.

Она почти бегом вернулась в замок.

— Ода! — крикнула она с порога. — Приготовь корзинку с едой, мы с Шарлем уезжаем. Наверное, все же с Патриком что-то случилось. Придется искать. Останешься одна, закрой двери на засов. Проверь, заперт ли черный ход.

В глазах Оды мелькнула тревога, но она ничего не стала говорить, кроме короткого:

— Приготовлю.

Соня надела мужской костюм, который обнаружила в шкафу маркиза Антуана — пришлось порыться, чтобы найти что-то полегче и поудобнее. А возможно, это был костюм Флоримона, но он подошел ей по размеру: черные панталоны, кожаные башмаки — к счастью, у маркиза была небольшая нога. Нашла подходящий сюртук, шерстяной плащ и шляпу-треуголку, под которую смогла упрятать свои густые волосы.

Она услышала звук тяжелых шагов Шарля и выскочила из комнаты. Ода как раз протягивала слуге накрытую белой холстиной корзинку.

— Я положила фляжку с коньяком, — сказала она Соне. — Мосье Патрик его очень любит. Оставалось полбутылки, а фляжка как раз полна.

— Спасибо, Ода, ты права, коньяк может пригодиться.

— Куда едем? — поинтересовался Шарль.

Сомневается, поняла Соня, что она его послушает.

— Сначала к Андре Корнюэлю, а потом — куда он скажет.

Шарлю явно понравилось, что его совет оказался кстати, и он добродушно прикрикнул на Клери:

— Двигай, ишь задумалась!

Арендатор выслушал просьбу княжны с непроницаемым лицом и ушел в дом. Она даже растерялась: обиделся он на нее за что-то? Все-таки надо всегда помнить, что французы — совсем другой народ, а Соня ведет себя так же, как вела бы в России.

Не было Корнюэля довольно долго, по крайней мере, так показалось Соне. Потом он вышел, переобутый в высокие сапоги, в куртке из синей парусины и надвинутом на глаза кепи.

— Я поеду с вами, — сказал он и, не спрашивая у Сони разрешения, взгромоздился на козлы рядом с Шарлем. — Вы без меня не найдете.

Это он прокричал уже сверху, так что Соня едва разобрала его слова — как раз в этот момент свистнул кнут Шарля и повозка тронулась.

В маленькие мутные оконца Соня почти ничего не видела. Она хотела было открыть дверцу, но дорога пошла наверх, как видно, по разбитой колее, и придерживать дверцу, а заодно и самой стараться не упасть было трудно — повозку швыряло из стороны в сторону, так что в конце концов княжна бросила эту затею и покрепче ухватилась за сиденье.

Наконец изматывающая тряска кончилась. Повозка остановилась, и Шарль, открыв дверцу, подал Соне руку.

— Кажется, мы приехали.

— Кому кажется? — ворчливо поинтересовалась Соня.

— Андре думает, что это она, та самая хижина.

Соня взглянула в ту сторону, куда он показывал.

Повозка остановилась на небольшом пригорке, а чуть ниже, метрах в пятидесяти, прилепилась небольшая бревенчатая хижина со слегка покосившейся крышей.

В этот момент в наступившей тишине раздалось слабое лошадиное ржание.

— Это Лиз, ваше сиятельство! Вы слышите? Это голос Лиз!

Он чуть ли не со слезами взглянул на Соню, как будто она не разрешала ему немедленно броситься к жалобно ржущей лошади. Ей оставалось только кивнуть, и Шарль, почти не разбирая дороги, бросился в ту сторону через мокрые кусты.

Некоторое время спустя он воротился, ведя лошадь на поводу.

— Бедняжка. Она там стояла у дерева всю ночь без воды, без еды.

Он целовал лошадь в морду, и она радостно терлась о его плечо.

— Погоди, моя маленькая, — приговаривал, как ребенку, Шарль, — я сейчас дам тебе немного сена.

Как чувствовал, прихватил охапку…

Андре стоял рядом с повозкой и понимающе поглядывал на суетящегося слугу.

— Послушайте, — сказала ему Соня, — а где же тогда Патрик? Вряд ли он просто так бросил бы лошадь привязанной у дерева.

— Может, в той хижине? — предположил вернувшийся к ним Шарль.

— Не может! — отрезал Корнюэль. — Разве ты не видишь, что дверь закрыта на засов! Не сам же он себя внутри закрыл.

— Давайте покричим, — сказала Соня, — вдруг он откликнется. — И первая же закричала:

— Патрик!

Патрик!

— Патрик! — пронзительно повторил за нею Шарль.

— Патрик! — неожиданным басом взревел Андре.

Так они какое-то время кричали и ревели, пока Соня не догадалась скомандовать:

— Тихо!

И они услышали как будто из-под земли слабый голос:

— Я здесь!

— Его забрал к себе сатана! — свистящим шепотом проговорил Шарль.

— Не говори глупости! — рассердился Корнюэль. — Мне кажется, что он просто провалился в какую-то яму. Откуда доносился крик?

— Оттуда! — Шарль и Соня одновременно показали в разные стороны.

— Нет, так не пойдет. — Незаметно Андре взял на себя роль командира. — Давайте еще раз позовем, а потом по моему знаку сразу замолкаем.

Они крикнули, замолчали и опять услышали голос Патрика, и в самом деле доносящийся будто из-под земли.

— Вот где это! — определил Корнюэль, к слову сказать, почти посередине между направлениями, указанными его спутниками.

Андре не торопясь направился туда, сделав знак Соне и Шарлю никуда с места не трогаться.

Вскоре он склонился над чем-то чуть в стороне от тропинки, ведущей к запертой хижине, и махнул им рукой.

— Прихватите веревку в моем мешке на сиденье и идите сюда.

Шарль кинулся к мешку, а Соня заторопилась к Андре.

Это была замаскированная волчья яма.

— Да, приятель, угораздило тебя! — Корнюэль склонился над ямой, в которой, неловко подогнув ногу, сидел Патрик.

Вслед за ним над ямой появилось взволнованное лицо Сони, которая, не выдержав плачевного вида своего дворецкого, громко ахнула. Патрик грустно улыбнулся ей.

— Видимо, ваше сиятельство, у вас на роду написано, пусть и с помощью других, врачевать мои раны.

Кажется, я сломал ногу.

— Главное, вы живы, а кость ваша срастется.

Она успокаивала его совсем по-матерински, пока подоспевший Шарль не принес моток веревки, и теперь они с Андре совещались, как лучше поднять Патрика.

— Здравствуйте, мосье Патрик! — сказал Шарль, словно они встретились на кухне.

— Здравствуй, Шарль. Как там Лиз?