Она опять сделала попытку подняться, но Аньез Фаншон ей не позволила:

— Лежите, моя дорогая. Сейчас придет доктор Поклен и решит, достаточно ли вы для этого пришли в себя.

— Вы вызвали доктора из-за моего обморока?

Мадам Фаншон отвела взгляд в сторону, но ответила:

— Он непременно должен посмотреть, по какой причине умер ваш дворецкий. Мне его смерть показалась подозрительной. Извините, что я вам об этом говорю, но лучше, чтобы вы знали все как есть на самом деле.

— Вы хотите сказать, что Патрика убили? Но кто?

Мы все время были на глазах друг у друга. Правда, Шарль и мосье Корнюэль ненадолго уходили и я оставалась с ним одна… Но я могу поклясться, что вовсе не хотела смерти Патрика.

— Я и не сомневаюсь в этом! — воскликнула Аньез. — Но без врача мы не можем получить свидетельство о смерти вашего дворецкого. А вдруг кто-то полюбопытствует, почему он умер?

— Скажите, Аньез, а Мари… Та женщина, которую мы привезли с собой, она тоже умерла?

— Но мне ничего о ней не говорили. Ну, то, что она тоже нездорова… Вы хотели, чтобы я ее осмотрела?

— Судя по всему, женщина слишком много времени провела на привязи…

— Что вы сказали?

— Ну да, так, по крайней мере, рассказывали Шарль и Андре, когда они ее нашли в заброшенной хижине.

К тому же женщина так грязна… Когда ее нашли, она тоже была без сознания. Может, от голода, а может, по причине какой-то болезни.

Соня говорила эти слова и не смотрела в лицо мадам Фаншон, как будто разговаривала сама с собой.

Она боялась встретиться взглядом с Аньез, прочесть в них подтверждение тому, что пока упорно не хотело умещаться в ее голове.

А когда она все же взглянула, то увидела на лице женщины гримасу ужаса. И смотрела она вовсе не на Соню, а куда-то поверх ее головы.

Соня приподнялась на локте. Она была уже готова к тому, что картина окажется страшной, но Аньез, без подготовки, получила чувствительный удар. В дверях стояла Мари, закутанная в плащ Корнюэля.

Теперь Соня испугалась скорее за мадам Фаншон, потому невольно сказала несколько громче, чем следовало, — почти на грани истерики:

— Здравствуй, Мари! Ты меня узнаешь?

Та закивала мелко-мелко, словно затряслась.

— А это мадам Фаншон, она лекарь. Я как раз просила ее посмотреть, что с тобой. Чтобы помочь, понимаешь?

Опять подрагивание головой. А затем существо, мало похожее на женщину, хрипло произнесло:

— Есть.

— Да, да, конечно, — заторопилась Соня, — пойдем на кухню, я тебя покормлю.

Она двинулась в сторону Мари, и та опять сказала:

— Есть.

— Я поняла, ты голодна. — Соня подошла ближе и стала говорить медленнее, почти по слогам, потому что ее, кажется, не понимали:

— Иди за мной. Дам еды. Хлеба. Супа. Булочек.

Мари то ли рыкнула, то ли сглотнула слюну.

«С такой внешностью только детей пугать, — смятенно подумала Соня. — Что же мне с нею делать?

Разве что оставить в доме для устрашения таких, как Вивиан, псевдонаследников маркиза Антуана?»

— Ода, — сказала она, появляясь на кухне, — только не пугайся, у нас чужие люди. Эту женщину зовут Мари, ее нужно покормить.

И она отступила в сторону, давая возможность кухарке рассмотреть чужого человека. Надо отдать должное. Ода оказалась не из пугливых. Взглянула на вошедшее существо как бы мимолетно, но цепко. Но сказала все же:

— Помыться бы тебе сперва, девка. Ее сиятельство приказала нагреть для тебя воды. Она уже закипает.

— Ничего, вымоется позже. Сначала покорми, — повторила Соня.

— Нет, сюда не иди! — прикрикнула кухарка на Мари, когда та, как сомнамбула, потащилась прямо к ней. — Там останься. А то мне в кастрюльки еще чего насыплешь!

«Теперь они без меня разберутся, — подумала Соня. И тут в ее мозг будто игла воткнулась:

— Патрик! Патрик умер!»

Мысль эта бродила в ее голове, словно потерявшийся еж, и тыкалась, колола изнутри острыми иглами, так что Соня сжала голову руками, чтобы унять боль.

— Госпожа… — услышала она сочувственный голос Оды, но сейчас Соня не была расположена ей ничего объяснять, а потому просто отправилась прочь из кухни.

Она еще шла к гостиной, когда в двери возник Шарль и сказал ей:

— Ваше сиятельство, я привез врача!

И Соня поплелась навстречу деловитому круглолицему коротышке, который бодро как бы катился по коридору.

Тот сразу заговорил, зажурчал, и странным образом его речь успокоила Соню, словно могла вернуть с того света Патрика.

— Здравствуйте, княжна, давно пора нам было познакомиться. Маркиз Антуан моих советов не признавал, а вы, пожалуй, чересчур молоды, чтобы прибегать к моим услугам. Разве что надумаете ребеночка родить… Кха-кха!

Он засмеялся, как закашлялся. Заметил, что Соня не разделяет его веселья, и посерьезнел:

— Что у вас случилось?

— Ох, доктор Поклен, и не знаю, как происшедшее объяснить. Мы привезли в замок двух людей — мужчину и женщину. Обоих без сознания, но женщина уже сидит на кухне и ест, а мужчина мертв. Причем до того, как умереть, он всего лишь сломал ногу, провалившись в волчью яму, и перед тем, как его нашли, просидел в ней около суток…

— Человеческий организм так хрупок, — вздохнул доктор. — Мне приходилось видеть случаи, когда вдруг выздоравливали смертельно больные и умирали люди, на вид здоровые… Могу я взглянуть на покойного?

— Пожалуйста, проходите в гостиную.

— Здравствуйте, мадам Фаншон, — поздоровался доктор со знахаркой. — Тяжелый случай, а?

— Мне сказали, что дворецкий сломал ногу, а когда я приехала, то увидела, что он уже не дышит.

— Вы его трогали?

— Нет, только взглянула.

— То есть вы уверены, что это не глубокий обморок?

— У меня, конечно, нет ваших знаний, — проговорила Аньез, — но мертвеца от живого я отличить могу.

— И каково ваше мнение о причинах смерти, коллега?

Доктор осклабился и выжидательно взглянул на Аньез Фаншон.

— По-моему, мосье Патрик отравлен.

От неожиданности Соня вскрикнула и с изумлением посмотрела на знахарку: что она себе позволяет! Потому и настаивала на приезде доктора, потому ничего не стала говорить Соне. А она-то, дура, считала Аньез чуть ли не приятельницей. Что бы сказал бедный маркиз де Баррас, случись ему вернуться с того света и взглянуть на бывшую возлюбленную?

— Вы хотите сказать, Аньез, что Патрика отравила я? — собрав всю свою волю, холодно спросила ее Соня.

— Что вы, ваше сиятельство, — мягко пожурил ее доктор, — врач всего лишь задает вопрос, отчего больной умер, а кому это выгодно, интересует обычно полицейского.

— Простите, — смутилась Соня, внутренне удивляясь, отчего она не бьется в истерике, не рвет на себе волосы, а выясняет причину смерти Патрика, как будто обсуждает его легкое недомогание.

Скорее всего, она невольно отодвигала от себя осознание того, какая тяжесть на нее обрушилась, какую потерю она понесла!

Одна! Опять одна! И не на кого положиться, некому довериться. Только от этой мысли все в ней заледенело, и Соня застыла посреди комнаты, полностью уйдя в свои мрачные мысли, пока доктор Поклен не тронул ее за руку:

— Вы можете сказать, мадемуазель Софи, что покойный ел перед смертью?

— Он выпил коньяк и съел кусочек холодной телятины. Совсем маленький. Сказал, что у него вдруг пропал аппетит.

— Могу я взглянуть на этот коньяк?

— Конечно, фляжка до сих пор осталась у меня в плаще. Я сейчас принесу.

Она почти бегом выскочила в прихожую и так же быстро вернулась.

— Вот, здесь еще есть коньяк… Да, кстати, Патрик… покойный сказал, что у него какой-то странный вкус.

— А можно мне взглянуть на бутылку, из которой его наливали?

— Момент.

Она подошла к кухне и позвала:

— Ода, иди сюда.

— Бегу, ваше сиятельство. — Она вышла, держа на весу мокрые руки.

— Где ты взяла коньяк, который налила во фляжку? — строго спросил у нее доктор.

— Мне дала бутылку Вивиан. Сказала, что мосье Патрик забыл ее где-то. Бутылка была лишь едва початая, вот я и налила из нее во фляжку. В бутылке коньяк еще остался.

— И где она, та бутылка? — опять спросил доктор, и Соня поняла, что его расследование не так уж далеко от полицейского.

Ода обратила вопросительный взгляд на княжну.

Мол, что нужно этому человеку и почему он меня отвлекает от дел?

— Я помогаю Мари мыться, — пояснила она, — бедняжка совсем ослабела.

— Пусть немного посидит в лохани. Отмокнет, — рассеянно посоветовала Соня. — Выполняй, что говорит доктор.

Ода больше не спорила. Она нарочито тщательно вытерла о фартук мокрые руки, повернулась и вышла. А через некоторое время принесла бутылку.

— Если доктор думает, будто я отпивала из этой бутылки коньяк, то могу сказать, что я вообще не пью таких напитков. Они мне и не нравятся. Если я что и пью, так это сидр…

— И правильно делаешь, голубушка, — рассеянно проговорил Поклен, — дольше проживешь.

— Мне можно идти? — спросила Ода.

— Иди, иди, понадобишься, еще позовем. — Доктор с некоторой жалостью посмотрел на Соню. — Ничего не поделаешь, ваше сиятельство, придется известить полицию о столь скоропостижной смерти вашего дворецкого. Дома я сделаю анализ коньяка, но уже сейчас могу сказать, что присоединяюсь к мнению уважаемой мадам Фаншон — этот случай очень похож на отравление.

Соня услышала в коридоре тяжелые шаги Шарля — просто удивительно, как всегда вовремя появляется этот малый!

— Госпожа, я пришел узнать, не нужно ли вам чего-нибудь, потому что мы договорились с Корнюэлем, что он даст мне…

— Потом, Шарль, потом ты сходишь к Корнюэлю, а сейчас нужно съездить в полицейский участок и привезти сюда кого-нибудь…

— Съездить в полицию? — изумился Шарль. — Но зачем? Вы не подумайте, ваше сиятельство, но мне никогда прежде не доводилось ездить в участок, потому что я никогда не нарушал закон…

— Помолчи, Шарль! — взорвалась Соня. — Твое мнение и Желание здесь ни при чем. Нам срочно нужен кто-нибудь из слуг закона. Скажи, доктор Поклен подозревает, что у нас в замке совершено убийство.

— А кто убит? — упавшим голосом спросил Шарль.

— Мосье Патрик Йорк, мой дворецкий.

— Мосье Патрик умер?!

— А о чем я тебе толкую?

— Еду, уже еду!

Шарль затопал к выходу, оглядываясь на ходу.

Словно проверял, не шутит ли с ним кто-нибудь.

— Вы еще останетесь, доктор? — спросила Соня. — Ода испекла сегодня прекрасные булочки… Простите, вы, наверное, теперь побоитесь есть в замке.

— А вы уже эти булочки ели?

— Ела.

— Ну, тогда и я рискну.

— А я пока пойду взгляну на вашу Мари. Должна же быть и от меня какая-то польза, — отозвалась долго молчавшая мадам Фаншон.

— Пожалуйста, Аньез, — с трудом улыбнулась ей Соня. — Вы меня этим очень обяжете. Столько на меня сегодня свалилось, голова кругом!

Аньез ушла, прихватив свою холщовую сумку.

И Соня отправилась за нею следом, чтобы принести доктору обещанных булочек и молока. Но его голос приостановил ее в дверях.

— Мне не показалось — ваш слуга говорил, что у вас двое больных?

— Да, мы нашли в одном заброшенном домишке женщину, которая много дней провела без пищи и воды. Она была без сознания, но сейчас, кажется, пришла в себя.

— Тогда, думаю, не помешает мне взглянуть и на нее.

— Пойдемте со мной, доктор. К сожалению, все наиболее важное у нас происходит на кухне, но, к; счастью, она для этого достаточно велика.

21

Когда Соня и доктор Поклен появились на кухне, мадам Фаншон с помощью Оды заворачивали Мари в чистую простыню. Увидев незнакомого мужчину. Мари глухо заворчала — будто взрыкнула большая собака.

Кто воспитывал эту девушку?! Если она так ужасающе некрасива, то это вовсе не повод казаться еще и злобной.

Соня представила, как она стала бы перевоспитывать Мари, и усмехнулась про себя. То, что с ее помощью девушку спасли из заточения, еще не говорит о том, что она захочет остаться в замке или поступить в услужение к его хозяйке.

Да и стоит вспомнить о том, как княжна обучала несчастную Агриппину. Случалось, и подзатыльник ей отвешивала, и злилась на ее несообразительность.

Чего греха таить, бывало, и дурой обзывала. Что же сейчас-то ей опять поучительствовать захотелось?

И вообще, странные вещи происходят с Сониной головой! Она будто нарочно поворачивает все ее мысли совсем в другую сторону от смерти Патрика.

Значит, Соня боится тех своих прежних мыслей — что она черствый, бездушный человек, не умеющий любить.

Ей бы сейчас упасть на хладный труп Патрика и вскричать:

— О, любимый, зачем ты оставил меня? На кого покинул? Я хочу уйти в иной мир вместе с тобой Г И рвать на себе волосы, и биться в рыданиях.

А вместо этого она прошмыгнула мимо остывающего тела возлюбленного, стараясь не смотреть даже в его сторону. Оказывается, всевышний не только не дал Соне талантов ее знаменитых прабабок, но и лишил многих самых обычных человеческих качеств. Вот от этих мыслей ей хотелось плакать, и биться головой о стену, и проклинать себя, такую… такого урода в своей знатной семье! ;.