— Значит, есть.

— С чего вы взяли? — слабо запротестовала Соня. — Кстати (нет, это было вовсе не кстати!), как вас теперь величать по вашему титулу?

— Если мы станем друзьями, можете звать меня просто Жаном.

— А если не станем?

— Тогда будете звать меня граф де Вассе.

— Договорились, — сказала Соня.

— Но лучше нам все же стать друзьями.

Надо же, он продолжает настаивать… Соня с подозрением вслушалась в его слова: не звучит ли в них угроза? Но нет, граф смотрел на нее о ожиданием, и только.

— Вы еще пока не осознали, — пояснил он почти отеческим тоном, — что мы нужны друг другу. Для нашего высшего общества в вас есть недостаток — вы иностранка. Во мне — происхождение, которого не купишь. Но с другой стороны, ваш род, как я понял, настолько древний, что никто не сможет усомниться в вашей аристократичности, а я, как вы правильно заметили, буду всегда нужен, ибо умею делать то, что из моих коллег никто не умеет.

— Никто? — лукаво уточнила Соня.

— Никто, — твердо сказал он. И усмехнулся:

— А с золотом я, конечно, поторопился. То есть сразу кинулся выяснять, могу ли я рассчитывать… купить у вас еще несколько штук. Но я хорошо заплачу. Подумайте. Пока же пойдемте в мой кабинет, я верну вам часть, оставшуюся от вашего вклада в мой труд. Пока мы не друзья, будем продолжать отношения врача и…

О я чуть было не сказал «пациентки»… К счастью, судя по вашему румянцу и живому блеску глаз, надобность в моих врачебных услугах возникнет у вас не скоро.

— Прикажите отнести туда же ваше чудесное вино. Увлекшись чтением стихов Гете, я, кажется, забыла обо всем.

Граф подал ей руку и повел куда-то длинным, но хорошо освещенным коридором.

— Вы — удивительная женщина, — сказал граф, слегка пожимая ей руку.

— Потому что умею читать? — Соня повернула к нему смеющееся лицо.

— Вы тонко шутите, у вас веселые глаза, и, главное, вы умны, хотя некоторые считают, что красивая женщина непременно должна быть глупой.

— Можно подумать, вы влюбились в меня с первого взгляда, так охотно вы расписываете мои добродетели, — проговорила Соня, всегда чувствовавшая себя не очень уютно, когда ей в глаза говорили комплименты.

— Это так и есть, — тяжело вздохнул граф и поспешно добавил:

— Но вы не волнуйтесь, я вовсе не собираюсь досаждать вам своими охами-вздохами или знаками внимания, которые станут вас утомлять…

«Тем более что со времени смерти Патрика не прошло и девяти дней, — грустно подумала Соня. — Каково ему там, наверху, видеть, знать, что по нему не только не горюют, но и не чувствуют за собой никакой вины… Впрочем, какая вина! Смерть Патрика — всего лишь ужасный слепой случай, который почему-то зачастую выбирает самых достойных…»

— Прошу только мне верить, — говорил между тем граф. — Потому что ваше доверие мне ох как необходимо. Откровенно говоря, я бы предпочел вообще с вас денег за лечение вашей служанки не брать.

— Об этом не может быть и речи! — запротестовала Соня. — Мое доверие к вам — дело будущего, а ваша работа — вот она. То есть в скором времени ее результаты мы увидим. К тому же вы совсем не знаете меня.

Первое Впечатление бывает обманчивым, и вполне может так случиться, что мы с вами характерами не сойдемся или оба скоро поймем, что нам лучше держаться друг от друга на расстоянии.

— Я понимаю, вы хотите на досуге о моем предложении подумать.

— Вот именно. Так что давайте не будем торопить события… А насчет того, есть ли у меня еще слитки и сколько, скажу так: есть. Если они вам нужны, то прикиньте, сколько именно, и при следующей встрече мы поговорим подробнее.

— Вот вы, оказывается, какая… — протянул Шастейль. Отчего-то Соне хотелось называть врача так — никак не ложился ей на язык титул «де Вассе».

— Какая же?

— Не по-женски самостоятельная.

— Вас это огорчает?

— Скорее радует. Значит, при вас нет мужчины, который может решать подобные вопросы, и вам приходится делать все самой. Скажу больше: прежде вам это было несвойственно.

— Почему вы так решили?

— Хороший врач должен быть наблюдательным.

— А вы хороший врач?

— Самый лучший.

— Но не самый скромный.

— А какого бы вы врача для себя предпочли: скромного или лучшего? — граф лукаво взглянул на нее.

— Пожалуй, лучшего, — расхохоталась Соня.

— Да, — спохватился Шастейль, или де Вассе, хотя первая фамилия Соне больше нравилась, — я забыл вам сказать, что вашей служанке придется задержаться у меня. На недельку. Тяжелый случай, что ни говори. Даже для лучшего хирурга.

— Не везет мне со слугами, — вздохнула Соня. — Одна стала маркизой…

— Постойте, я и забыл, ведь это ваша служанка сделалась маркизой де Баррас?

— Моя.

— Так, а что случилось с другой? Она стала фрейлиной королевы?

— Всего лишь отравила моего дворецкого и теперь скрывается от полиции.

— А вы, оказывается, страшная женщина!

— При чем же здесь я? — обиделась Соня.

— Не боитесь принимать в дом слуг без рекомендаций — я правильно понял? А если все же ее кто-то рекомендовал, то спросить надо с того человека.

— В том-то и дело, что тот человек — точнее, та женщина — рекомендовал мне совсем другого человека.

— О, как вы интересно живете! — Соне показалось, что в голосе графа послышалась зависть. — Рекомендовали одного, а вы приняли другого. Вашего дворецкого отравили, ваши горничные… Впрочем, вы говорили. Ну и ну! Недаром я почувствовал к вам симпатию с первого взгляда.

— И какого рода эта ваша симпатия? — несколько холодно поинтересовалась Соня. Она никак не могла понять, говорит врач серьезности или посмеивается над ней.

— Почувствовал в вас родственную душу.

— То есть вы думаете, что из меня получился бы хороший врач?

— Что вы! — Шастейль даже всплеснул руками. — Нет, эта страсть совсем другого рода. Вы — авантюристка по натуре.

— Вот так комплимент! — теперь уже всерьез обиделась Соня.

— Погодите сердиться. Разве вас не тянет к приключениям? Разве вам не хочется расцветить свою жизнь событиями неординарными?

Соня вспомнила своего учителя латыни и решила кстати процитировать его любимый афоризм:

— Bene qui latuit, bene vixit[3].

Но Шастейль ее словами вовсе не впечатлился, а пренебрежительно взмахнул рукой:

— Ну, к нам это не относится. Да и человек, который так сказал, по-моему, сам в свое суждение не верил. Честнее было бы сказать, что любой человек, даже самый незначительный, всю жизнь мечтает именно о том, чтобы его заметили. К тому же я считаю, что незаметно — значит, скучно. Неужели вы хотите жить скучно?

— По крайней мере, пусть хотя бы судьба дает нам возможность перевести дух. Нельзя же все время бросать человека из огня да в полымя!

— Великолепно! Сегодня судьба преподнесла мне подарок. Мало того, что дала возможность употребить все свое мастерство, дабы справиться со сложной задачей, она привела к моему порогу необычную женщину.

Соня не совсем понимала, чего граф от нее хочет.

Дружбы? Доверия?

— Боюсь вас разочаровать, но я — самая обычная иностранка, которую события заставили приехать во Францию…

— Вот видите, события! И я отчего-то уверен, что это были захватывающие дух события.

— Вам таких я не пожелаю.

Соня не выдержала серьезности и улыбнулась.

Она представила, как старший брат выдает новоиспеченного графа замуж. Пардон, заставляет жениться, потому что одна из его поклонниц убила другую на дуэли.

— К тому же вы веселы, умеете пошутить и совершенно не кокетничаете, — продолжил Шастейль.

— Не думаю, что вы, сказав так, мне польстили.

Женщина должна кокетничать. Это, если хотите, модно.

— Правильнее бы сказать, что это было модно во все века. Со времен Евы и Адама. Вначале Ева кокетничала со Змеем, потом с Адамом, но при этом она была натуральна, а современным кокеткам как раз этого и не хватает…

Граф замялся, словно соображая, говорить ей то, что он хочет сказать, или нет, но потом решился, спросил:

— Вы согласны принять мою дружбу?

— Согласна. — Соня и вправду не стала отказываться. Мужчина-друг был ей очень нужен.

— А в знак нашей дружбы согласитесь принять от меня подарок?

— Но с какой стати! — почти возмутилась Соня.

Если у них во Франции принято дарить что-то женщинам малознакомым, то в России принять от мужчины подарок просто так согласится далеко не каждая женщина. Но, как выяснилось, любопытство оказалось сильнее. В самом деле, стоит ли отказываться, не зная еще, что за подарок собираются ей преподнести.

Но Шастейль произнес неожиданную фразу:

— Взгляните в окно.

Соня подошла и посмотрела на улицу. Снег теперь сыпал крупными хлопьями, словно где-то наверху ощипывали огромную курицу, отчего ее пух и перья летели почти сплошной пеленой и сугробы снега росли на глазах.

— Мамочки, но мы застрянем на пути домой!

— Хорошо, если только застрянете, а то ведь замерзнете.

Он позвал:

— Лион! — и появившемуся в дверях слуге приказал:

— Принеси княгине То, за чем я посылал тебя в магазин.

Слуга ушел и тут же вернулся с одним большим, но, судя по всему, легким свертком и другим, поменьше.

— Вы сказали «подарок», — заметила Соня, борясь с желанием протянуть к сверткам руку, — или «подарки»?

— Чтобы не пугать, сказал — подарок, а на самом деле — подарки. Развяжете сами? — невинно поинтересовался врач, протягивая Соне первый сверток.

— Сама.

Княжна нетерпеливо раскрыла большую картонную коробку. В ней лежала… шуба!

— А в маленьком… — растерянно проговорила она.

— Меховые ботинки, — докончил он за нее.

— Но я не могу принять это! — воскликнула Соня, мысленно изругав себя за желание немедленно шубу примерить. Раздавать авансы, принимая такие подарки, человеку, которого сегодня она видела впервые в жизни?

Шастейль понял ее колебания и предложил:

— Если не хотите принять от меня подарки, тогда предлагаю другое: я дам вам меньше сдачи со стоимости золотого слитка, чем собирался. Или вам купленное Лионом одеяние не нравится вообще?

— Нравится, — обрадовалась Соня и, уже не стесняясь, примерила меховое чудо. Ботинки, как ни странно, тоже оказались ей впору.

Впрочем, при расчете, принимая от хирурга деньги, она поняла, что Жан все же поступил по-своему: уменьшил сумму, которая причиталась ему. И ведь с этим не поспоришь! Врач сам назначает гонорар за свое лечение.

— Теперь у нас есть неплохой повод выпить моего вина, которое, как я понимаю, ваше сиятельство оценили.

— Не хватит ли мне пить сегодня? — нерешительно проговорила Соня, припоминая, как однажды ослабела от непривычной дозы грога. Настолько, что перестала быть сама себе хозяйкой.

— Неужели вы хотите, чтобы мое лечение закончилось для Мари не слишком успешно? — лукаво проговорил он.

— Нет, что вы, я вовсе этого не хочу!

— Или чтобы порвалась ваша новая замечательная шуба?

— Ни в коем случае!

— Тогда мы понемногу выпьем с вами и поговорим…

— О Мари? — на всякий случай уточнила Соня.

— Отнюдь. О нас с вами.

— Но мы едва знакомы, — снова запротестовала Соня, впрочем, довольно слабо.

— Вот и давайте поближе познакомимся. Не знаю, как у вас в России, во Франции не считается зазорным, что у женщины есть друг, который наносит ей визиты. Никто не посмеет ее за это осуждать.

— Вы думаете, что я долго проживу в Дежансоне? — нечаянно вырвалось у Сони. Она тут же прикусила язык, но было уже поздно.

— Так я и думал! — воскликнул Шастейль, откидываясь в кресле. — Значит, вы собираетесь куда-то ехать. Путешествовать?

Он принимает ее за легкомысленную, избалованную богачку.

— Нет, у меня есть дела.

— Блестяще! — опять воскликнул граф, и Соня не могла понять причин такого странного его оживления. При чем здесь ее предполагаемая поездка? — А не скажете, куда вы думаете направиться?

— Пока не знаю, — холодно ответила Соня, но вызвала лишь новый всплеск восторга с его стороны.

— Так я и знал! У меня сегодня на редкость удачный день! — новоиспеченный граф вскочил со стула — они сидели за столом — и горячо поцеловал Сонину руку.

— Не понимаю, чему вы радуетесь? — поинтересовалась она.

— Встрече с вами. С женщиной, которая собирается в поездку по делам, но пока не знает куда. Которая бескорыстна настолько, что оплачивает лечение своей служанки у самого дорогого хирурга Дежансона!

Наверное, он хотел посмотреть, как отзовется Соня на слова «самый дорогой», но она и глазом не моргнула, и Шастейль сразу пошел на попятную. Ему вовсе не нужно с нею ссориться.

Он даже взмолился:

— Пожалуйста, мадемуазель Софи, скажите мне, когда вы будете знать, куда направитесь.

— Как только куплю в магазине карту, — нехотя ответила она.