За год, прошедший с момента смерти Петра Михайловича — он погиб от несчастного случая на охоте (упал с лошади, а ружье случайно и выстрели!), Соня так и не привыкла к тому, что больше уже никогда не сможет приласкаться к отцу, посидеть на его коленях, пошептать на ушко разные разности. Соня не могла поверить, что голос, который она слышала в ответ на свои вопросы и жалобы, когда приходила на родовое кладбище Долгоруких, не исходит от папеньки, а чудится ей. И это ощущение особенно сильным было в первое время, когда земля хранила свежесть недавно совершенного погребения. Но и потом, когда через год княгиня установила тяжеловесный памятник из редкого уральского камня, Соня все равно продолжала слышать этот голос. Только теперь он шел не от земли, а со стороны, словно из воздуха или от деревьев.

— Папенька! Это чудо — Андрей Платонович вернул нам Лизу! Мы ее выходим, вылечим, и снова заживем вместе и счастливо. Папенька, милый, мне тебя не хватает! Знал бы ты, как без тебя тяжело. Маменька решила выдать Лизу за Андрея Платоновича. Он говорит, что любит ее, а она любит Владимира. Мы Лизу два дня искали, Андрей ноги сбил, бегая по лесу. Если бы ты был рядом, все было бы по-другому!

— Заблуждаешься, дорогая моя! — к Соне неслышно подошла Долгорукая. — Твой ненаглядный папенька был слабым человеком и подлым обманщиком!

— Он был добрым.

— Да что ты знаешь! — воскликнула Мария Алексеевна.

— О чем это вы?

— Неважно, — Долгорукая с ненавистью взглянула на барельеф на обелиске, изображавший благородный профиль ее мужа. — К тому же он разбаловал вас с Лизой неимоверно. Привыкли, что все дозволено, и чуть что не по-вашему — тут же из дома бежать! Назло мне! Теперь он умер, а я должна собирать за ним плоды его неразумного воспитания! Елизавета вся в него. Ей нет дела до родных, творит, что хочет. Господи!

— Маменька, почему вы никогда не оплакивали его?

— Он недостоин моих слез.

— И Лизу вы тоже не пожалели! Вы такая жестокая, маменька! — Соня расстроилась и убежала.

— Беги, беги, нечего здесь мелодраму разводить, — посмотрела ей вслед княгиня и снова взглянула на образ на памятнике. — Ты и не надейся, Петр Михайлович, я Соню тебе так просто не отдам, хотя бы одну дочь воспитаю, как положено. Елизавета вой в девках засиделась, все мечтает за Владимира Корфа замуж выйти. А я скорее убью их обоих, чем позволю этому свершится. За твои грехи она отвечает, Петр Михайлович! И чего тебе только не хватало? Разве мы с тобою плохо жили? Зачем ты все разрушил? Как я мучилась тогда! А вы радовались с дружком твоим дорогим. Корф не меньше тебя виноват. И отберу я у них поместье, отберу! Пусть его сын нищим пойдет! Пусть помучается Владимир, как я мучалась тогда!

Долгорукая в сердцах смела подолом цветы, что принесла на отцовскую могилу Соня, и решительно зашагала прочь с кладбища.

Дома она прежде всего принялась за расходную книгу. Кажется, все утряслось — Лиза вернулась, у Корфов траур вот-вот закончится, и надо быть готовой к решающей битве за имение. Долгорукая разложила книгу на столе в кабинете мужа и принялась крутить ее и так и сяк, пытаясь понять, что же можно сделать, чтобы извести эту дурацкую запись о полученных князем от Корфа деньгах.

— Маман, я хотел поговорить с вами, — в кабинет постучался Андрей. — А вы опять работаете.

— Дело молодых — наслаждаться жизнью, мы же, родители, должны позаботиться о том, чтобы у вас были на это достаточные средства.

— Знаю, знаю, чем я вам обязан, — Андрей вежливо поцеловал мать в щеку и вдруг разглядел на столе знакомый переплет. — Оказывается, расходная книга у вас, а я ее искал.

— Да, вот все пытаюсь после смерти твоего отца вникнуть в нее, — Долгорукая отодвинула фолиант подальше с глаз. — Да все недосуг — то одно, то другое. Теперь вот ноги разболелись. К непогоде видно.

— А вы оставьте ее мне, я во всем разберусь.

— Что ты, Андрюшенька! — замахала на него руками княгиня, как будто речь шла о ничтожнейшем пустяке. — Разбираться не в чем — все, слава Богу, идет своим чередом. Ты лучше о себе подумай — не засиделся ли у нас? Не пора ли тебе обратно, в Петербург?

— Петербург подождет.

— Не скажи, сынок… Чего тебе? — отвлеклась Долгорукая, глядя на появившуюся в дверях Татьяну.

— Вы чай травяной просили, подавать?

— Неси, да прибор на Андрея Петровича поставь и пирожные не забудь, разговор у нас времени потребует. Но ты садись, Андрюшенька, — Долгорукая вернулась к начатой было теме. — Мне Алешка сказал, что ты давеча свою невесту со двора прогнал? Или почудилось ему, дураку лошадиному?

— Но вы же сами, маман, говорили, что не одобряете приезд без приглашения? Насчет приличий толковали.

— О приличиях, Андрюша, всегда должно помнить. Но я все же рассудила на досуге и поняла, что у вас с княжной настоящее чувство. Таня! Ну, что ты делаешь-то! Осторожнее! — прикрикнула Долгорукая на вошедшую снова Татьяну — та при ее "последних словах, как слепая, натолкнулась на кресло, в котором сидел Андрей, и едва не опрокинула на него разнос с чайными приборами. — Уродка!.. Так вот. Мне бы прежде столько свободы, сколько у нынешних барышень! Я бы со своей красотой таких дел навертела! А она у тебя при дворе живет, в почете и внимании таком, что о тебе — только повод дай! — тут же и забудет. Или ты разлюбил ее?

— Нет, не разлюбил.

— Танька! Да что ж ты творишь! То роняешь все, то падаешь! Пошла вон отсюда, пока я до тебя не добралась! — разгорячилась княгиня, глядя, как пошатнуло Татьяну. — Вот что значит всю жизнь с барышнями, тоже стала мечтательная! Витает где-то. Ступай, кому сказала, после заберешь!

— Простите, Мария Алексеевна, — потупилась Татьяна.

— Ладно, не до тебя мне, — отмахнулась от ее извинений Долгорукая. — И вот не пойму я, Андрей, чего ты маешься, отчего в Петербург не спешишь?

— Вы же сами знаете, какие события у нас.

— События все закончились, скоро быльем порастут. А тебе о своем будущем думать надо. Смотри, как бы младшая сестра прежде тебя замужем не оказалась.

— Вы правы, маман, я и сам хотел к Наташе поехать.

— Поезжай — повинись, помирись. А то потеряешь невесту, Андрюшенька. Я бы для тебя лучшей партии и не желала — родовитая, богатая, красавица и, похоже, любит тебя. А иначе, чего бы сама за тобой прибежала?

— Но как же Лиза? Она еще нездорова.

— О Лизе заботы из головы выброси — она не у чужих людей. А как дело до свадьбы дойдет, так мы сообщим.

— И вы обещаете, что не станете поперек меня с Корфами судиться?

— Побойся Бога, мальчик мой! Или я похожа на ирода злобного? — Долгорукая даже платочек к глазам поднесла — посмотри, мол, обидел мать словами непутевыми. — Я разве могу о чем другом думать, кроме как о счастии своих детей? Все мои заботы — семейные.

— Маменька, — смутился Андрей. — Я не хотел плохого сказать. Просто столько переживаний за эти дни, что я уже и не знаю, то ли говорю, так ли поступаю.

— Вот и отправляйся в Петербург — развеешься, чувства свои проверишь, мысли проветришь. И главное — если любишь ее, любовь свою сбереги. По себе помню — самое это тяжелое дело. А мне иного и не надо, лишь бы все были счастливы.

— Вы правы маменька, — растрогался Андрей. — Пойду собирать вещи и сейчас же поеду.

— А я тебя в дорогу благословлю, — улыбнулась Долгорукая.

Андрей решил перед отъездом еще раз зайти к Лизе — проведать, как она там. В коридоре он столкнулся с Татьяной. Она спускалась с лестницы, что вела на второй этаж, где были комнаты сестер. Татьяна особой радости от этой встречи не выказала, но и с объяснениями и укорами не бросилась. Только слегка поклонилась барину и уже собиралась пройти, как Андрей остановил ее.

— Таня! Как там Лиза, еще не проснулась?

— Проснулась. Я и ей чай отнесла, полезный, с мятою.

— Вот и хорошо, значит, я ее не потревожу. Попрощаться хотел.

— А вы?..

— Я возвращаюсь в Петербург.

— Счастливого пути, барин, — Татьяна побледнела.

— Послушай, Таня, — нахмурился Андрей. Он уже и сам был не рад, что дал вчера волю своим желаниям. Чувствительность девушки вызывала в нем ощущение вины, с которым Андрей справиться не мог, и от этого раздражался и принимался барствовать. — Попытайся понять — ты мне не безразлична, но я говорил тебе — мы не можем быть вместе. Ты выросла со мной и сестрами, ты для нас больше, чем служанка. Ты всегда была другом и мне, и девочкам. Без тебя стало бы пусто в этом доме. Но я женюсь на Наташе.

— А если бы я не была крепостной? Если бы я была вам ровней? Все могло быть иначе?

— Прости, — Андрей отвел взгляд в сторону — он не хотел смотреть, как она уходит.

Более всего Андрея угнетало ее великодушие. Получалось, что это Татьяна прощала его за неосмотрительный поступок, а не он облагодетельствовал ее своей любовью. «Кажется, я становлюсь похожим на Владимира, — подумал Андрей. — А еще говорят, что цинизм — не болезнь. Нет-нет, болезнь, да к тому же заразная!»

Он быстро взбежал по лестнице, чтобы пожелать Лизе скорейшего выздоровления. Но в комнату не попал — перед дверью, точно на часах стоял Забалуев.

— Вы, кажется, не позволяете мне пройти? — изумился Андрей его наглости.

— Как жених, я должен охранять покой Лизаветы Петровны.

— Но Татьяна сказала, что сестра встала!

— Встала, чаю попила да опять и заснула. И, право, сие не мудрено — такие испытала лишения!

— Да, я едва не позабыл, что вы теперь — наш благодетель, Лизу нашли! Однако позвольте спросить, уважаемый Андрей Платонович, как вам удалось разыскать ее? Мы с Татьяной обошли все окрестности — и никаких следов!

— Вы глазами искали, голубчик, а я — сердцем! Любящие сердца друг к другу тянутся. Мы ведь мало с вами знакомы, Андрей Петрович, никогда толком не поговорили ни о чем. А мне, признаться, давно хочется поближе узнать будущего шурина.

— Боюсь, что для столь детального знакомства вы время выбрали не совсем подходящее. Я срочно уезжаю в Петербург.

— Уж не намерены ли вы и сами жениться?

— С чего вы взяли?

— Так спешат только военные курьеры или влюбленные. А у нас, насколько я помню, сейчас не война.

— Если честно, то я не совсем понимаю вашей иронии.

— Да какая же тут ирония?! Женитьба — дело серьезное. Я вот и сам жду не дождусь, когда свадьбу сыграем.

— Надеюсь, что ваш брак будет счастливым.

— Не сомневайтесь Андрей Петрович. Уж, я свою жену не обижу ни словом, ни делом. Холить буду, лелеять, беречь как зеницу ока! Поверьте, я так счастлив, что женюсь на вашей сестре! Витаю в облаках и жду неземного блаженства!

— Будь по-вашему — я не стану тревожить Лизу, — кивнул Андрей. — И не забудьте известить меня о свадьбе.

— Всенепременно! — Забалуев расплылся в широчайшей улыбке, которую он с усилием сохранял на лице, пока Андрей не уйдет.

Еще не хватало, думал он, чтобы князек успел переговорить со своей сумасбродной сестрой, и она пожаловалась бы на ту пощечину. Забалуев был уверен, что Андрей вступится за честь сестры. Эта молодежь стала такая ранимая, такая нервная, чуть что — сразу дуэль! И ему совсем не хотелось потерять столь выгодную перспективу, как женитьба на одной из самых завидных невест в уезде. И уж тем более собственная жизнь была ему всего дороже!

Потерпев фиаско с обвинением Корфа в убийстве отца, Забалуев с утра вернулся к Долгоруким — сейчас этот дом был его передовым рубежом. И Забалуев не собирался сдавать свои позиции без боя. Татьяну, похоже, ему удалось запугать. Но если эта дворовая вздумает его выдать прежде, чем он заручится прощением самой Марии Алексеевны, то сильно пожалеет. И, кроме того Забалуев не знал, как далеко зашло помешательство Лизы, а в том, что у нее не все в порядке с головой, Андрей Платонович не сомневался. Да разве нормальной девушке взбредет в голову после ссоры с женихом бросаться, на ночь глядя, в лес и пропадать там двое суток! Другое дело — брат, с ним надо действовать осторожно и убеждением. Конечно, мальчишка не сможет тягаться с ним в умении вести сложную интригу, по он вспыльчив и опасен своей непредсказуемостью.

Выждав еще какое-то время, Забалуев перевел дух. На этот раз ему удалось отодвинуть момент встречи Лизы и Андрея. Этот ход остался за ним!

— Мария Алексеевна, позволите? — чуть заискивающе спросил Забалуев, проникая в кабинет Долгорукой.

— О, Андрей Платонович! Заходите, заходите! Что же вы мнетесь в дверях, спаситель вы наш?! Да не тушуйтесь — спаситель, спаситель! Какие новости? Надеюсь, такие же хорошие, как и те, что вы нам вчера принесли?

— Увы! Обижен, оскорблен до глубины души — меня обвинили в убийстве!

— Вас? Святого человека? Спасителя Лизы?

— Воспитанница барона Корфа подозревает, что я убил Ивана Ивановича…

— Да кто она такая?! И как она смеет?!

— Хотя лично я думаю, что это сделал сам Владимир. Я даже пригласил исправника его арестовать.