— Ах так! Даша делано надулась, — Значит, любовь для тебя рабство!

— Твоим рабом я готов быть вечно!

* * *

Уже затемно коляска Домбровских подъехала к поместью. Марфа выбежала их встречать.

— Беда у нас, барышня!

— Что случилось?

— Калиниха, повитуха наша, ну что травами лечит, за медуницей на поляну ходила, аккурат по той тропинке, где вы всегда гуляете, кто- то капкан там поставил, присыпал листьями, да такой, что она ногу в лохмотья повредила, криком кричит, помирает! Вон уж полдеревни около её избы собралось! Что делать, барышня!

— За Федяевым послали?

— Да бог с вами, барышня! Нечто бар беспокоить будем. Думали, — сами справимся, а она вон — богу душу отдает!

Даша спрыгнула с коляски, обернувшись, приказала:

— Порфирий, прости друг, но придется тебе за Петром Николаевичем поехать, а мы с Никитой пойдем, посмотрим, что там за капкан. Марфа, людей размести. Это — Адиль, наш новый конюх, покажи ему его хозяйство. А это — она указала на Наталью, — Вместо Ульки.

Они с Никитой кинулись по проулку к крайней избе, вокруг которой толпились люди. Народ, увидев подбежавшую хозяйку и Никиту, расступился, дав им пройти к двери. Низенькая изба Калинихи была вся напрочь завешана связками пахучих трав, всевозможные мешочки, коробочки и глиняные горшочки со снадобьями заполняли длинные деревянные полки, тянувшиеся по стенам избы. В красном углу был целый иконостас, около восьми десятков икон разного размера, Христа, Троицы, Святых угодников и более всего изображений Богородицы с младенцем Христом. Запах ладана, и пряных трав кружил голову. Калиниха лежала на лавке и кричала от боли. Подле неё толкались бабы и советовали всякую ерунду наперебой.

— Пропустите! — Никита подошел к Калинихе, и присев взял её за руку. — Как же ты, милая. Как это случилось!

Калиниха охнула и проскрипела!

— Ой, худо мне, Никитушка! Худо голубчик, вон какой капкан, ох, как ноги лишилась наверняка! — она продолжала стонать.

— Потерпите, бабушка, сейчас доктор приедет, а пока дайте, я посмотрю! — Даша осмотрела Калинихину ногу и содрогнулась от зрелища. Кость была явно раздроблена, раны, из которых сочилась кровь, были глубиной не меньше двух сантиметров.

— Воды вскипятите, принесите водки и чистого полотна! Быстрее!

Бабы кинулись выполнять указания, Даша взяла Калиниху за руку.

— Не бойтесь, мы с Петром Николаевичем в одной академии учились, я медицину тоже изучала. Сейчас постараемся остановить кровь, а Петр Николаевич вправит кость. Потерпите!

Даша промыла принесенной водой ногу, смыв кровь с ран, и обработала водкой их края, Калиниха стонала как на смертном одре. Обмотав чистым полотном ногу, Даша подставила скамью, и, подложив подушку, уложила на неё ногу Калинихи. Никита отозвал её:

— Смотри! — он показал на металлическое чудовище, лежащее на полу, — это медвежий капкан, его поставили в том самом месте, где ты любишь прогуляться по утрам. Страшно подумать, что было бы, если бы в нем оказалась твоя нога.

— Федька в погребе! Значит, есть еще кто-то!

— Я с самого начала подозревал, что есть кто-то еще. Завтра Федора в участок надо отвезти. Там у него язык развяжется. Не знаешь, что и ждать от следующего дня.

Никита обнял Дашу за плечи.

— Этот капкан большой умелец сделал, и ставил с умом. У нас в деревне таких охотников нет. Мужики больше по зайцу, да рыбу ловить ходят…

Разговор прервал стук открывшейся двери. В избе показалась сутуловатая фигура Федяева.

— Петруша! Спасай бабушку, Петруша!

— Что тут у нас? Сейчас, Дашенька, разберемся! Да ты тут уже полдела сделала! Не зря лекции слушала, не зря, все правильно! Эге! — развернув полотно, он увидел масштаб происходящего, — Почему сразу за мной не послали! Теперь, возможно, придется ногу отнять!

Калиниха завыла. Даша подошла к Петру:

— Погоди, Петруша, может еще можно что-нибудь сделать?

— кость раздроблена, срастаться будет медленно, возможно в рану попала инфекция.

— Давай попробуем спасти ногу. Я рану водкой обработала. Кровотечение остановилось, вены целые. Может повезет!

— Ну, хорошо. Мне нужен кипяток и мои инструменты. И свет! Много света.

Через час уставшие, но довольные они вышли из избушки Калинихи.

— Ну, Дашенька, теперь дело за уходом, я дал ей опий, она поспит, а через день приеду, посмотрю как дела. Если жар не поднимется, — значит, инфекции нет, значит, ногу можно будет спасти.

— За ней будут присматривать, я распоряжусь.

— Пусть следят круглосуточно. Если жар поднимется — сразу за мной посылайте, не медлите, сама знаешь, если будет угроза заражения крови — ногу придется отнять.

— Бог даст все будет хорошо!

Они проводили Петра до коляски, и пошли в дом. Наталья ждала у входа:

— Какие будут распоряжения?

— Нагрей воды, приготовь кровать и приходи на кухню, будем ужинать.

Наталья опрометью кинулась в Дашину спальню. Никита взял Дашу за руки и заглянул ей в глаза, в них читалась усталость и страх.

— Никита! Что же это творится!

— Разберемся, Дашенька, разберемся во всем, хорошая моя, не сомневайся! Я буду рядом!

Через час вся компания, включая Адиля, сидела на уютной кухне и с аппетитом поглощала холодную телятину с ароматным хлебом, зеленью и овощами. Марфа суетилась вокруг стола, стараясь подложить то Даше, то Никите кусочек-другой. Порфирий усадил Марфу рядом с собой.

— Сядь, мать, не суетись. Завтра что думаете, барышня?

— С утра в город, Федора в участок повезем и к нотариусу — за документами для Адиля. К портному надо заехать. Вернемся — дай Адилю четырех человек в помощь, он будет их обучать всему, что знает, Федька то свои секреты помощникам не выдавал.

— За то и жалованье получал, ценил его Дмитрий Алексеевич, почитай сызмальства на конюшне был, шельмец. Это ж надо! На такое пойти!

— Ну, полно, Порфирий, завтра вставать рано, я к себе, Наталья, помоги мне.

Даша выразительно посмотрела на Никиту, тот улыбнулся и подмигнул ей в ответ.

Наталья расстелила постель Даше. Её глаза стали круглыми от удивления, когда она получила приказ приготовить постель Никите в каминной, но она промолчала, сделав как ей велели. Даша подозвала её и, закрыв дверь, сказала:

— Ты ничему не удивляйся, и ничего не пугайся, Никита меня охраняет, у нас тут неладные дела творятся, не болтай ничего никому, просто делай то, о чем я тебя попрошу. Завтра я за тобой пришлю, пока иди в девичью.

Мягкий плен простыней обволок прохладой разгоряченное тело, Даша легла на живот и, закрыв глаза начала проваливаться в сон. Скрипнула дверь, и она почувствовала легкий поцелуй на плече, потом еще и еще. Яркая луна освещала её спальню. Перевернувшись, она обняла за шею своего ночного гостя. Сильные руки Никиты обвили её в ответ.

— Никитушка! Мой Никитушка! — она тонула в его нежности, таяла от его поцелуев, голова кружилась от горячих слов, которые он шептал ей на ухо. Явь перемешивалась со сном, который она встретила, свернувшись клубочком, в его объятиях.

* * *

Туманное сизое утро встречало телегу, которую сопровождали трое всадников. На телеге со связанными руками сидел Федор. Глаз его заплыл, кудри спутались и нависали на лоб клоками. Порфирий управлял телегой, Даша в синей амазонке, Никита и Адиль ехали рядом верхом.

— Повинись перед барышней, захристаради! — Порфирий пытался образумить Федора. — Ведь добрейшей души человек! Почто ты лекаря её угробил! Аспид!

Федор понуро молчал, и казалось, дремал, опустив голову. Руки его были стянуты веревками. Даша и Никита ехали впереди, Адиль сзади телеги. На горизонте показался пролесок, телега приближалась к нему, поскрипывая. Внезапно со стороны пролеска раздался выстрел. Пуля просвистела рядом с головой Никиты. За ним раздался еще выстрел, за тем еще. Даша и Никита остановили лошадей, Никита резко повернул своего коня, заслонив Дарью от следующего выстрела. Почувствовал сильный толчок. Плечо окрасилось кровью. Он соскочил с коня, снял Дашу и усадил на телегу рядом с Порфирием. Тот закрыл её собой. Выстрелы следовали один за другим. Не замечая раны, Никита вскочил на коня и поскакал в сторону пролеска. Адиль кинулся вслед за ним. Порфирий, закрыв руками голову, прикрывал Дашу своим телом. Выстрелы прекратились. Никита и Адиль были уже прямо у пролеска, когда Порфирий, обернувшись, увидел, что Федор исчез.

— Вот шельмец! — Закричал Порфирий. — Ушел, барышня, это, небось, дружки его подстроили!

— Никита, кажется ранен! — Вырывалась Даша — Кто стрелял?! Да пусти ты меня наконец!

— Погодите, барышня, вот, кажись, скачут назад.

Никита, в рубашке залитой кровью, зажав рану рукой, подъезжал первым, за ним Адиль, через седло он перекинул паренька, лет пятнадцати, словно барана. Тот был без сознания.

— А вот, барышня и стрелок ваш, и оружие его! — на пальце он держал пистолет. Тяжелая рука у вашего Никиты! Куда теперь?

— Порфирий, помоги усадить Никиту на телегу!

Даша кинулась осматривать его рану.

— Слава богу, только зацепил, навылет, но шить все равно придется! Сам, Порфирий, давай в город за полицией, да пригласи к нам нотариуса, документы на Адиля в поместье оформим, да у портного заказ мой забери. Мы, тем временем, субчика этого в погреб определим, пока полиция за ним приедет.

Телега повернула обратно в Зеленый хутор, а Порфирий верхом поскакал в Задольск. Определив парня в погреб, и заперев там, Адиль встал, словно страж, с кинжалом наперевес, у дверей в маленькую каминную. Никита сидел на диванчике. Даша дрожащими руками втягивала нитку в иглу.

— Потерпи, Никитушка, надо зашить.

— Даш, давай я сам, у тебя вон руки трясутся. Дай коньяку стакан.

Даша налила в стакан коньяк из графина. Поднесла Никите. Тот окунул в него иглу с ниткой, потом половину плеснул себе на руки, а половину залпом выпил.

— Кажется, так надо избегать инфекции, — он подмигнул Даше, — Отвернись!

Сжав зубы, он стал стягивать разорванную кожу стежками.

— Нет, ты шов не так кладешь, большой шрам будет! Дай я сама! Я умею!

Даша налила коньяку себе на руки и глотнула прямо из бутылки. Охнула, тряхнула головой и, взяв у Никиты иглу, стала сама накладывать шов. Когда работа была готова, она плеснула коньяк на шов из бутылки. Никита, не сдержавшись, застонал. Качнулся к стене. Даша обняла его за голову и поцеловала прямо в губы.

— Потерпи мой любимый, потерпи, так надо, сам знаешь.

Она подошла к Адилю.

— Когда приедут из города, позови меня, пожалуйста, а пока мне Марфа нужна. Адиль направился к кухне. Через минуту Марфа уже спешила в каминную.

— Барышня, голубушка, звали? Господи, что ж это делается! Слава богу, полицию вызвали, сколько это терпеть можно!

— Как там Калиниха?

— А хорошо, Калиниха, я час назад у неё была, все как велели, проверила — жара у неё нет, я к ней Матрену приставила, та ей травы подает, отвар готовит, Калиниха у нас и мертвого на ноги поставит травами. Мазь она какую-то втирала с утра, прямо на ногу, так у неё за час опухоль спала. Говорит, за неделю затянется, а переломанные кости — конечно, не меньше месяца будут срастаться. Костыль вот ей у плотника заказала — все как велели. Калиниха просила вас благодарить от всего сердца. Такой, говорит, доброй барышни во всем свете не сыскать.

— Ну, хорошо. А вот и Порфирий с полицейскими. Вели, когда нотариус приедет, проводить его в гостиную, да подай ему чаю, или чего попросит, и сразу меня зови.

Порфирий, а за ним и полицейские спешились, и вошли, представившись. Даше пришлось с самого начала повторить всю историю своих злоключений, сразу после приезда в Зеленый хутор, которая была тщательно записана. После дальнейшего написания Дашей собственноручного заявления о покушении на неё, и пропаже крепостного Федора, а также уплаты господам полицейским поощрительной премии, для большего старания, все расположились в каминной, в которую приказано было привести стрелка. Дрожащего, с разбитой губой, Адиль втолкнул его в комнату и встал на входе.

— Чьих ты будешь?

— Что заставило тебя стрелять в этих людей?

— Где взял пистолет?

Вопросы полицейских сыпались один за другим. Парень молчал. Даша подошла к нему.

— Я тебя чем- то обидела?

Парень помотал головой, слезы наворачивались у него на глаза.

— У тебя что-то случилось?

Парень разрыдался:

— Мамонька помирает, ей доктора надо, а доктору то платить надо.

— Так откуда ты?

— Из города, фабричные мы! Сюда рыбачить с отцом ездили частенько. Отец помер, теперь вот мамонька.