Нужно было бежать. Немедленно. Пока ее не обнаружили и не наказали, ведь за подслушивание чужих разговоров обязательно должно будет последовать наказание. Алексей всегда так говорил, когда Даша случайно оказывалась свидетельницей их споров с матерью, и бил ее потом, чтобы она знала, как плохо поступила.

И сейчас ей тоже нужно было бежать, но девочка застыла на месте, не представляя, что может ее заставить шевельнуть хоть кончиком пальца.

Сквозь открытую дверь она увидела две напряженные фигуры, застывшие посреди комнаты.

Дядя Олег и его сын. Антон.

Невольно она уставилась на молодого человека, немного наклонив голову вбок.

Высокий, даже выше дяди Олега, сильный и… очень грозный. Он отчаянно жестикулировал, доказывая что-то отцу, а тот в свою очередь, пытался его за что-то отчитать.

Даша невольно залюбовалась этими мужчинами. Родственники, даже больше — отец и сын. Но как же они непохожи друг на друга! Этот Антон… он совсем не такой, как дядя Олег. Он невзлюбил ее. И все же…

Он такой уверенный, решительно настроенный, умный, готовый отстаивать свое мнение до конца.

Невольно она залюбовалась правильными чертами его лица, линией сведенных к переносице бровей, жесткой линией губ. Даже тем, как он, размахивая руками, доказывал что-то отцу, прикрикивая и подергивая плечами. Было в этом что-то завораживающее, вынуждающее девочку зачарованно стоять в дверном проеме и просто смотреть на него, приоткрыв рот и не смущаясь своего осмотра.

Она видела его крайне редко. Со дня их знакомства, если его можно было так назвать, прошло четыре дня, и за это время девочка его ни разу так и не увидела. По словам Тамары Ивановны, он уехал куда-то с друзьями. Но Даша догадывалась об истинной причине этого поспешного отъезда.

Она. Во всем была виновата она. Она не знала этого наверняка, но чувствовала, что дело именно в этом.

Застыв в дверном проеме и вдруг перестав бояться того, что может быть застигнутой на месте, Даша, прижавшись к косяку, широко раскрытыми глазками смотрела на развернувшуюся перед ней картину ссоры отца с сыном. Кровь пульсировала в висках, дыхание стало частым и сбившимся, но она стояла и смотрела, не в силах уйти.

— Ты же обещал мне! — воскликнул дядя Олег, посмотрев сыну в глаза.

— Я помню, — промычал недовольно Антон и отвернулся, словно не в силах выдержать этот взгляд.

— Что я Дашеньке скажу?! — воскликнул мужчина. — Ведь я обещал ей, что вы подружитесь…

Антон выругался и что-то пробормотал себе под нос, Даша не разобрала слов.

— Что хочешь, то и говори своей Дашеньке! — прорычал он, втянув плечи. — Мне до этого дела нет. А любезничать с твоей дорогой… Дашенькой, — словно выплюнул эти слова, — я не собираюсь!

Даша напряженно застыла, чувствуя, что ноги дрожат где-то под коленками, превращаясь в вату, где-то там, в ступнях больно колет, и сердце тоже дрожит, стучит в груди, словно сумасшедшее.

Девочка передернула плечами, исподлобья глядя на молодого человека.

Все добрые чувства, которые она могла отыскать в себе к Антону вмиг превратились в ничто. Осталась лишь обида. Невыносимая по своей силе обида. А еще боль! Как же было больно.

Слезы сами собой потекли из глаз, стон едва не сорвался с губ, и она зажала рот рукой.

— Что ты такое говоришь? — возмущенно вскричал дядя Олег, выпрямившись. — Почему ты так ее ненавидишь?! Бедная девочка, она же тебе ничего не сделала!

— Кроме того, что отняла у меня отца?! — язвительно бросил Антон, сцепив зубы так, что на скулах заходили желваки, и стремительно развернулся, вскинув подбородок. — Конечно, больше она ничего не сделала! Только пусть попробует!

Олег устало повел плечами и покачал головой.

— Ты говоришь, как маленький ребенок, Антон! — спокойно заявил он, словно пытаясь образумить сына. — Словно у тебя игрушку любимую отбирают. А на самом деле…

— На самом деле у меня отбирают отца! — перебил его горько молодой человек.

— Меня никто у тебя не отбирает. Просто в моей жизни… в нашей жизни появится Даша.

— Я уже говорил, что никогда не желал того, чтобы твоя Даша появлялась в моей жизни! — отрезал парень.

— С тобой невозможно разговаривать, — тяжело вздохнул дядя Олег и потер переносицу. — Ты ведешь себя как мальчишка! Мне надоело с тобой нянчится…

— А ты никогда особо и не старался! — вспылив, отозвался Антон. — Зато о своей Дашеньке, — скривился он, — печешься, как о родной дочери!

Олег подскочил к нему и, нависнув над сыном стеной, застыл, глядя на парня помутившимися глазами.

— Еще одно слово, и я сделаю то, о чем потом пожалею! — предупредил его отец. — Помолчи, прошу тебя.

— Как скажешь, — покорно согласился тот, гордо вскинув подбородок. — Ты ведь здесь все решаешь, правда? Кого привести в дом, а кого нет. Кому помочь, а кого оставить помирать! — Антон вновь выругался. — Черт, да ты даже не спросил меня о том, хочу ли, чтобы твоя… эта девчонка жила с нами! — он воззрился на отца обвиняющим взглядом. — Ты просто поставил меня перед фактом! — его глаза недобро блеснули. — Да ты даже комнату — мою комнату! — переделал ей под детскую!

— Но ты в ней больше не спишь… — бессильно попытался возразить мужчина.

— …Как мне прикажешь на это реагировать?! — продолжал молодой человек, словно не слыша слов отца. — Как?! Стоять в стороне и усердно кивать, что ты все делаешь правильно?! — он уставился на отца, совсем не ожидая, тем не менее, что он ему что-то ответит. — Ты не спросил меня о том, хочу ли я видеть ее рядом с собой, хочу ли, чтобы ты заботился о ней, приведя в наш дом, и не спросил, а смогу ли я пообещать принять ее! Ты просто сам все решил, и всё! Сам для себя. Но не для меня, пап! Не для меня, понимаешь!?

Казалось, что он кричит, доказывает, пытается уверить, но все его слова падают в пустоту.

Олег не хотел его понимать. Не мог его понять.

— Антон…

— Я тебе ничего не обещал, пап, — устало перебил его Антон. — Когда ты привел эту… девчонку в наш дом, я разве сказал что-то против этого? Ей, тебе? Я даже с ней не разговаривал, чтобы не сорваться. Но ты хочешь, чтобы я непременно с ней подружился!? — Антон поморщился. — Боже, зачем тебе это надо!? Я не понимаю. Тебе мало того, что я мирюсь с ее существование рядом с собой? — колкий взгляд в сторону отца. — Тебе этого мало? Ты хочешь, чтобы ее любили все!? — Антон стиснул зубы и выдавил: — Я — не ты, пап, и таким, как ты, наверное, никогда не стану. И твою девчонку никогда не полюблю, — добавил он резко.

— Ты даже не хочешь постараться… — как-то обреченно проговорил Олег.

— Да, не хочу, — напрямик заявил ему парень. — Не хочу! И что с того? Обвинишь меня в черствости души? Валяй. Только это ничего не изменит. Есть те, кто поймут тебя… Тамара Ивановна, например. У нее нет детей, нет внуков, да ей за радость возиться с этой мелкой, но есть и те, такие, как я, которые не понимают, — вновь пытаясь что-то доказать, говорил сын. — Не требуй от меня больше того, что я могу тебе дать или просто пообещать. Пожалуйста, — попросил он. — Ты этим делаешь больнее всем. И себе, и мне… И ей тоже. Потому что насильно полюбить ее я не смогу. Заставить себя не смогу, ты понимаешь?..

Повисла угнетающая тишина. Страшнее Даша в своей жизни еще не слышала.

— Никогда?.. — прошептал Олег, поднимая на сына умоляющий взгляд.

— Черт, да что же ты заладил одно и то же, пап!? — вскричал Антон и, подскочив почти к самой двери, повернулся к отцу спиной, вскинув голову вверх и со свистом втянув в себя воздух. — Для тебя стала важна одна она, ты понимаешь!? — вскричал он с досадой и болью в голосе. — Тебе даже на меня плевать! Что со мной происходит, где я нахожусь, почему меня дома не бывает, тебе совершенно все равно!

— Ты ведь бываешь у друзей… — обреченно выдавил из себя Олег, пытаясь оправдаться.

— Да, у друзей, — зло прошипел парень. — А почему я бываю там, а не дома, тебя мало волнует, так?! Ты думаешь только о ней, что для нее лучше, что она хочет, что ей необходимо, — едко говорил он, сводя брови. — И совсем забыл о том, что у тебя есть сын!

— Но Дашенька, ей ведь всего восемь лет… — попытался оправдаться Олег. — Она маленькая еще…

— Да твоя Даша волком все время смотрит, будто и не среди людей жила все это время!

— Антон!..

— Что?! — закричал он, резко повернувшись, и внезапно застыл.

Взгляд его неожиданно, случайно упал на дверь, где, прислонившись к стене, дрожа всем телом, со слезами на глазах, стояла Даша. Глаза Антона сначала удивленно расширились, затем гневно сощурились, налились кровью, брови стремительно сошлись на переносице, превратив взгляд в тяжелый и удушающий.

Даша боялась пошевелиться, боялась даже дышать. Ее обдало ледяным холодом, а затем бросило в жар. Сердце застучало в груди рваными ударами, и взгляд от слез помутился, превратившись в испуганный взор.

Антон поджал губы и резко тыкнул пальцем в сторону Даши.

— Вот! — обернулся к отцу, указывая на свою находку. — Что она тут делает?! — закричал парень, глядя на Дашу, полными гнева глазами. — Что?! — он обернулся и накинулся на нее. — Чего ты встала?! — закричал он. — Чего сюда приперлась?! Тебя сюда звали?!

— Антон! — прикрикнул на него Олег, умоляюще глядя на Дашу.

— А что?! Пусть спать идет, раз уж ей даже место в доме выделили! — он бросил на девочку жгучий, полосовавший презрением взгляд. — Иди спать, кому говорят! — шикнул он на нее.

И тут Даша словно очнулась. Стало стыдно и очень обидно. Она попятилась, дрожащими ножками делая неуверенные шажки назад, полными слез и отчаяния глазами глядя на двух, находящихся на грани мужчин, один из которых ее любил, а другой ненавидел, наткнулась на косяк, ушиблась, но не проронила ни слова.

В висках стучала кровь, из груди рвалось сердце, а перед глазами… его перекошенное от ярости лицо.

— Дашенька, иди в кроватку, — ласково попросил Олег, стараясь успокоиться, и ласково глядя на девочку.

Но, глядя на ее трясущийся от невыплаканных рыданий подбородок, успокоиться он не мог.

Даша вдруг подскочила, сделала резкое движение и, повернувшись к ним спиной, бросилась к себе.

Проводив ее худенькую фигурку затравленным взглядом, Олег посмотрел на Антона со злостью.

— Посмотри, что ты наделал! — закричал он на сына.

— Что?! — искренне изумился тот.

— Тебе вообще не стыдно?! — кричал профессор Вересов, глядя на сына расширившимися глазами.

— Мне не может быть стыдно! — огрызнулся тот и повернулся к отцу спиной, уперевшись руками о стол. — Она сама виновата, — пробормотал он словно из последних сил. — Какого черта она подслушивала!?

— Она ребенок, Антон…

— И что с того?! — раздраженно вскричал парень. — Я тоже был ребенком, меня разве можно было застать ночью подслушивающим твои разговоры?!

Олег замер на мгновение. В висках билась одна-единственная мысль. Его Дашеньку обидели. Обидел его сын. Невольно, может быть, случайно, эмоционально сорвался, но все же…

Это разве умаляет его вину перед ней?!

— Не нужно сравнивать, — прошептал Олег, садясь в кресло. — У вас было слишком разное детство.

Антон демонстративно вскинул вверх руки.

— Вот только не нужно мне этих слезливых рассказов о том, как плохо ей жилось! Избавь меня от этого!

Олег поджал губы, схватившись за голову. Разговаривать больше он не мог.

— Иди спать, — сказал он тихо, отрешенным взглядом глядя в сторону.

Антона застыл. В груди, режа его ножом, теснилось чувство вины, болью отдаваясь во всем теле.

— Она, действительно, того стоит? — тихо спросил он, изумленно глядя на отца.

Но тот ничего ему не ответил, по-прежнему пронзая взглядом пространство.

И Антон, борясь с собой и диким желанием остаться, успокоить отца, обнять его за плечи, сжал руки в кулаки и стремительно покинул кабинет профессора.

А Олег еще долго, закрыв глаза, сидел в кресле с безумным вихрем острых, как иглы, мыслей, которые лезли в голову, надоедливо и досадно жужжа в ушах. И лишь когда часы показали половину четвертого утра, он, немного успокоившись и взяв себя в руки, намереваясь проверить состояние Даши, решительно направился в сторону ее комнаты, и покинул свой кабинет.

Осторожно ступая по мягкому ковру, медленно приоткрыл дверь в комнату Даши и заглянул внутрь.

В груди что-то замерло, застыло, взорвалось. Олег насторожился, глядя на темноту немой комнаты.