Олег закрыл глаза и тяжело вдохнул.

Может, хватит уже обманывать себя и ходить вокруг да около?!

Совершенно банальные, привычные дела, которые он делал почти всегда, сейчас казались пустыми и нелепыми, не удовлетворяли. Не приносили легкости, блаженства или банальной радости, которая когда-то распирала его грудь.

Он вообще ничего не чувствовал, кроме всеобъемлющего чувства, что почти захлестнуло его с головой.

Увидеть ее. Снова.

Почему? Зачем? Ему, преуспевающему писателю, профессору, понадобилось искать встречи с девочкой, даже имени которой он не удосужился узнать?!

Он не знал. Твердо знал лишь одно — он должен вновь увидеться с ней.

Пойти на площадь и отыскать уже знакомую худенькую фигурку, завернутую, он был уверен, во все ту же фиолетовую курточку и обутую в те же старенькие сапожки.

Дело здесь было не только в жалости, сострадании, участии или элементарном милосердии, на которое поскупился Андрей, дело было в том, что он не мог обойти ее стороной, пропустить, оставить одну. Не мог.

Почему-то именно ее выделил из толпы и приметил. Почему-то именно ее.

И ответа своим ощущениям и чувствам, которые ворвались в него огненным вихрем, он найти не мог.

Наспех одевшись, ничего не сказав администратору и не предупредив Андрея, хотя он договаривался с ним встретиться на первом этаже в гостинице и обсудить детали встреч, он пулей выскочил из гостиницы.

Ноги не слушались его, они несли его по направлению к площади, а руки отчего-то дрожали.

Андрей, конечно, будет рвать и метать, когда он не появится, но ему было все равно.

Не пошел на эту встречу, которая не принесла бы ему успокоения.

Но зато пошел на площадь, чтобы увидеть ее.

Сильный ветер раздувал полы его пальто и теребил темные, поседевшие на висках и у корней волосы, а он, оглядываясь по сторонам, лишь надеялся увидеть знакомую одинокую фигурку, стоящую на площади и просящую подаяния. Как и вчера, когда он видел ее.

В груди трепетно билось сердце, яростно ударяясь о грудную клетку, в висках стучало, а он невидящим взором смотрел по сторонам, стараясь сквозь пелену, застилавшую глаза, разглядеть тонкий силуэт.

Он знал, что она здесь. Чувствовал. Ощущал всей душой, которая вмиг всколыхнулась, встрепенулась, воспарила, ведомая этим непередаваемым чувством восторга от волнения и радости, когда понимаешь, что твой мир вновь наполнился светом.

Она здесь… Здесь. Где-то здесь. Он точно знал! Здесь

Вот она!.. Стоит, как и вчера, в центре площади с протянутыми руками. Всё в той же курточке, не спасающей ее от сильного ветра, в потрепанной шапочке, спадающей на глаза, в стареньких сапожках, без варежек, с оголенными ладонями, покрасневшими и оледеневшими от холода.

Сердце бухнуло куда-то вниз, а потом забарабанило в горле.

Он медленно подошел к ней, слушая, как кровь стучит в висках, оглушая, и приливает к щекам. Как громыхает пульс в запястьях и несется с бешеной скоростью по венам, разнося адреналин.

Остановился около нее, в двух шагах.

Удивленная его приближением, она подняла на него черные глазки.

Она не подала виду, что узнала его, хотя Олег точно знал, что узнала. Она просто молчала.

Не стремилась протянуть подрагивающие на холоде ручки вперед в надежде получить подачку. Не двинулась с места, чтобы отойти в сторону или сбежать. Не отвела взгляда, когда он заглянул ей в глаза.

Не произнесла ни слова, хотя ее молчание, отразившееся в зрачках, сказало ему очень много.

— Ты меня помнишь? — осторожно спросил Олег. — Я был здесь вчера.

Девочка лишь кивнула, продолжая молчать и внимательно рассматривать его.

— Ты замерзла? — спросил мужчина, наклоняясь к ней и стараясь своей широкой фигурой отгородить ее от порывов ветра. — Холодно, а на тебе эта курточка.

Девочка недовольно поджала губки и посмотрела на него исподлобья.

— Другой нету, — пробормотала она ворчливо.

Он хотел тронуть ее за плечо, повинуясь внезапному порыву успокоить и защитить, но девочка не позволила ему этого сделать, отшатнувшись, как от удара. И вновь воззрилась на него с подозрением.

Мужчина вздохнул и отпустил руку вниз.

— Ты хочешь есть? — проговорил Олег, глядя на нее в упор.

Продолжая пристально и внимательно его разглядывать, девочка лишь пожала плечами.

— Хочешь, я покормлю тебя? — спросил Олег вновь. — Мы можем сходить и купить тебе…

— И что я должна буду сделать за это? — перебила девочка резко, глядя на него волком и даже отойдя на несколько шагов.

— За что? — удивился Олег.

— За то, что вы покормите меня, — охотно пояснила девочка, продолжая пятиться.

— Ничего, — проговорил мужчина неуверенно, глядя на то, как она отступает с изумлением и шоком.

Девочка отрицательно замотала головой, ресницы ее задрожали, глазки сощурились.

— Так не бывает, — уверенно заявила она и остановилась в нескольких шагах от него.

— Как?

— За все нужно платить, — проговорила она с детской простотой и слепой уверенностью в своей правоте.

Олег стиснул зубы. Кто заставил ребенка увериться в этом недетском факте реальной жизни?!

— Кто тебе это сказал? — мягко спросил Олег, засовывая руки в карманы пальто. — Мама?

Девочка насупилась, не желая отвечать, поморщилась и опустила глаза вниз, глядя на него исподлобья.

— Нет, мамин знакомый, — проговорила она тихо, — дядя Леша.

Руки Олега непроизвольно сжались в кулаки, а глаза потемнели.

— А этот… дядя Леша, — выдохнул Олег, — он твой маме кто?

Девочка пожала плечами.

— Просто живет вместе с нами, вот и все, — ответила она просто.

Отвечать она не хотела, даже это маленькое признание далось ей с трудом, и мужчина это видел.

Он не хотел, чтобы она его боялась, чтобы дичилась и убегала. Он хотел… Чего он хотел?! Стать для нее другом. Узнать, что с ней случилось. Помочь, если будет такая возможность. Она говорила, что ее брат и мама болеют, тогда, может быть, купить лекарств.

Помолчав и разглядев ее, Олег сделал нетвердый шаг вперед, с удовлетворением отметив, что она не отшатнулась, а осталась стоять на месте, лишь понурив голову.

— Как тебя зовут? — проговорил Олег, продолжая медленно приближаться.

И вновь смотрит на него волком, исподлобья, не верит ему.

— Даша, — выдохнула она. — А что?

Олег ободряюще улыбнулся.

— Даша, — повторил он ее имя, словно смакуя его, а потом добавил: — Мне нравится. Красивое имя.

— Имя как имя, — проговорила девочка злобно. — Ничего особенного.

Приблизившись к ней на расстояние одного шага, мужчина наклонился к ней.

— Вот не скажи, — улыбнулся он. — А ты знаешь, что каждое имя имеет свое значение?

Она покачала головой, но с интересом посмотрела на него. В ее глазах мелькнули искорки вопроса, хотя сама она так и не произнесла ни слова.

Олег удовлетворенно улыбнулся.

— Хочешь знать, что означает твое?

Она задумалась с таким усердием, словно размышляла о глобальных проблемах человечества, а потом посмотрела на него и спросила:

— А это важно?

— Ну, как сказать… — смутился мужчина, пожав плечами. — Имя играет огромную роль в жизни каждого человека, — заглянул ей в глаза. — И в твоей жизни тоже.

— И что же означает мое имя? — спросила Даша с вызовом, стискивая маленькие замерзшие ладошки.

Олег проследил за этим ее движением и стиснул зубы. Замерзла, маленькая…

— Дар небес, — проговорил он, вынуждая себя улыбнуться. — Ты — дар небес, Дашенька.

Девочка, сначала воодушевленная, в один миг скривилась и посмотрела на него с горькой усмешкой.

— Если бы вас слышала мама, она бы заругалась, — покачала головой и с детским простодушием добавила: — Она называет меня троглодиткой и говорит, что я для нее обуза. Как и Юрка, — она опустила голову.

Олег сглотнул и сжал руки в кулаки в карманах пальто.

— Юрка? — проговорил он еле слышно. — Это твой брат?

— Да, ему шесть лет. И он болеет.

Болеет. А мама?.. Этот вопрос так и вертелся у него на языке, но он не спросил, не посмел, оробел.

«Бедная девочка, если бы только я мог помочь тебе чем-то!» пронеслось в его голове.

Он вновь улыбнулся.

— Даша, а хочешь, сходим в кафе? — предложил Олег, с надеждой глядя в ее глаза. — Или, может быть, тебе купить что-нибудь? — он неуверенно сглотнул. — Что ты хочешь?

— Нет, ничего не хочу, — упрямо покачала головой девочка.

Такая слепая решимость удивила его.

— Почему?

— А что я должна буду сделать за это? — вновь посмотрела на него исподлобья, как-то злобно.

Не доверяет, удрученно подумал мужчина.

— Ничего, я же уже сказал, — проговорил он, пытаясь убедить ее в бескорыстности дружелюбной улыбкой.

Даша замотала головой так сильно, что шапка упала ей на глаза, и пришлось ее поправить.

— Дядя Леша говорит, что так не бывает, — решительно заявила она, поднимая подбородок. — Всем людям друг от друга что-то надо. И за все приходится платить рано или поздно.

«Откуда только взялся этот чертов дядя Леша?! Кто он вообще такой?!» с гневом подумал Олег.

— А этот дядя Леша, — проговорил он, запнувшись, — давно с вами живет?

— Прилично уже, — проговорила Даша. — Юрке было четыре, когда он пришел. Он тогда тоже болел, а дядя Леша сказал маме, что за лекарства нужно платить, а у нас денег и так нет, — девочка злобно поджала губы, насупилась, поморщилась, взглянула на застывшего рядом с ней мужчину дико, с яростью, очевидно, пожалев о том, что так разоткровенничалась, а потом выдавила: — Дядя Леша денег не дал, но Юрка все равно поправился, я у соседей попросила, и они не отказали.

Олег стиснул зубы и сжал руки в кулаки. Ярость вспыхнула в нем ярким пламенем, сердце забилось громко и отчаянно. Какой негодяй может пожалеть денег на лечение ребенка?!

Олег задумчиво покачал головой, а потом, словно бы что-то вспомнив, внезапно спросил у Даши:

— А ты в школу ходишь? Тебе ведь восемь…

Она покачала головой.

— Нет.

— Что же так? — удивился Олег, с болью и сожалением глядя на девочку.

Даша поджала губы, но все же ответила сквозь зубы:

— Когда была баба Катя, она научила меня читать и писать.

— А где она сейчас? — сглотнув, ощущая, как бьется в висках кровь.

— Умерла, — с горечью проговорила девочка, подняла на него острый взгляд. — Несколько месяцев назад.

Боль тугим свинцовым комком собралась в горле, и он смог лишь выдавить:

— Мне жаль.

— Мне тоже, — тяжело вздохнула. — Она была хорошей. И о нас с Юркой заботилась. А когда ее не стало…

Сердце его дрогнуло, дыхание участилось. Захотелось сжать эту малышку в своих медвежьих объятьях и не отпускать, не отдавать ее этому жестокому миру, не знающему сострадания.

— Что? — прошептал он с болью в голосе.

Даша выдохнула и грустно проговорила:

— Дядя Леша сказал, что мы никому не нужны, — помолчала, — и что он нас на своей шее держать не станет.

Ярость с новой силой нахлынула на него, застилая глаза.

— А мама? — едва выдавил он из себя.

— Мама ничего, — пожала она плечами. — Ей все равно.

Черт возьми, как матери может быть все равно?! И как Даша мажет так спокойно говорить об этом?!

Злость, презрение, негодование, обида, гнев, сплотившись в один большой ком, разгорались в нем всё сильнее, удушая, уничтожая, не позволяя дышать.

— И вы с братом…

— Мы пошли на улицу, — с вызовом сказала Даша, вскинув подбородок. — А больше ничего не оставалось.

Сильная. Даже сейчас — сильная.

Он подивился этому, но сам факт того, что вместо детской непосредственности, наивности и чуткости ей пришлось примерять на себе маску взрослости, жестокости и злобы, словно железными прутьями сковал его внутренности, обжигая их ядом.

— И много вам подают? — выдавил Олег, хмурясь.

— Бывает много, а бывает и нет, — покачала головой. — Гонят многие, говорят, чтобы мы тут не ошивались.

Олег снова сглотнул тяжелый тугой комок, а потом спросил, стараясь, чтобы голос звучал спокойно:

— Что же ты, про маму солгала, значит?

Даша опустила глаза, словно устыдившись этого факта.

— Ага, — выдохнула она обреченно. — Солгала.

— А про брата?

— Юрка болеет! — воскликнула она с чувством. — Ему лекарства нужны, а дядя Леша денег не дает! — она злобно скривилась и выдавила с яростью: — Только водку покупает, травит и себя, и маму! — она бросила на него быстрый взгляд, а потом сказала: — Мне работать надо.