Доктор, по-видимому, приметил взгляд, которым я его проводила. Потому что счел нужным остановиться и, повернувшись в мою сторону, пояснить:

— Безумно волнуюсь о маме… — Голос у него почему-то был виноватый. — Ей, знаете ли, уже под семьдесят, я довольно поздний ребенок… А она возьми да и займись на склоне лет весьма хлопотным бизнесом… И все это — ради меня!.. Сколько ни уговариваю спокойно сидеть на пенсии, сколько ни убеждаю, что прекрасно обойдемся моим окладом, — нет, и все!

— Ради вас? — переспросила я, испытывая некоторую неловкость от того, что он прочел мой невысказанный вопрос во взгляде.

— Ну да… Если у вас есть дети, вы поймете…

— Есть, — подтвердила я.

— Ну а я — единственный, к тому же в ее глазах так и остался беспомощным ребенком, неспособным заработать себе на достойный образ жизни… То есть такой, который достойным считает она сама, а вовсе не я! Я, знаете ли, неприхотлив в быту…

— Иными словами, у вашей мамы есть не только потребности, но и способность их удовлетворить, — резюмировала я. — А у вас за отсутствием первого имеет место и отсутствие второго… А я никак не могла вычислить, кому это принадлежит вторая иномарка на нашей стоянке!

— Вы правы, — нехотя кивнул доктор, — темно-зеленый «опель» подарен мне мамой полгода назад, хотя меня вполне удовлетворяла прежняя «пятерка»…

— Не смею вас больше задерживать, — улыбнулась я. — И Ираиду Сергеевну заставлять ждать тоже нехорошо… До вечера!

В саду сегодня за счет разгулявшейся погодки пахло весной и было просто чудесно! Твердо решив чуть-чуть расслабиться и действительно отдохнуть пару часиков, я с удовольствием, усевшись на нашу скамью, зажмурилась и подставила лицо солнышку… Хорошо!

Долго, однако, расслабляться мне не пришлось. Первые же слова примолкшей ненадолго Григорян заставили меня подобраться и открыть глаза… Да, моя профессия с кошачьим образом жизни действительно сочетается неважно!

— И как же продвигается ваше расследование, Светочка, если, конечно, это не страшная служебная тайна? — внезапно залепила актриса, продемонстрировав тем самым характер опытной старой пантеры. — Только не разочаровывайте меня, в том смысле, что не делайте круглые глаза и не спрашивайте в ответ изумленным голосочком, какое такое расследование я имею в виду, ладно?.. Все равно ответить вам я не смогу, поскольку не знаю… И никто не знает, но все интересуются!

— Ну и ну! — Я сказала это и без намека на улыбку, пристально, с плохо скрытым возмущением посмотрела на свою спутницу. — Вам не кажется, что в подобном заявлении отсутствует элементарная логика, во всяком случае, нет ясности?

— Насчет ясности — может быть, а что касается логики, вы неправы, — спокойно парировала Ираида Сергеевна. — Достоверно известно, что вы ведете какое-то расследование. Но вот какое и кого именно из присутствующих оно касается — не известно никому…

— И вас откомандировал дружный коллектив здешних обитателей, дабы выяснить какое? — Я улыбнулась. — И все-таки логика отсутствует тоже. Судите сами: если я веду расследование втайне, как предположили наши коллеги по отдыху, разумеется, я вам не скажу ни слова. Если никакого секрета, а заодно и самого расследования нет, все ожидаемые слова запросто могу произнести публично, например, за обеденным столом!..

Ираида Сергеевна расхохоталась — на первый взгляд искренне:

— Все-все-все, сдаюсь!.. Ладно, не буду темнить, похоже, с вами этот номер не пройдет… Как вы понимаете, наши здешние сотрапезники меня волнуют мало… Точнее — и вовсе не волнуют. А вот Ванечка… Я, кажется, говорила вам, что он мне хоть и дальний родственник, но — в единственном числе… Именно Ванечка и попросил меня выяснить… Встревожился, и его можно понять! Однажды по милости постояльцев на имидж пансионата, как теперь говорят, уже едва не легла тень… С тех пор Ваня сделался крайне осторожен и даже, я бы сказала, труслив. Вот и все, что я прячу за кулисами!

Свой краткий монолог Григорян завершила с едва скрытым облегчением, следовательно, верить ей, во всяком случае от первого до последнего слова, не следовало.

Я задумалась. Что именно может скрывать актриса, только что «заложившая» своего единственного родственника? Да много чего! Например, попросить ее задать мне животрепещущий вопрос мог вовсе не Колобок, а кто-то другой. Или попросил-то действительно он, родимый, но пересказала она мне далеко не все из того, что он ей поведал. Возможно, судьба одного из отдыхающих по каким-то причинам волнует нашего Иван Иваныча гораздо сильнее имиджа пансионата… Таких вариантов может быть еще пять-шесть. Следовательно, единственное, что можно иметь в виду реально, — актриса в лучшем случае недоговаривает, в худшем — врет. Вот из худшего и будем исходить. И продемонстрируем нашей пантере, что тоже не лыком шиты…

И, прерывисто вздохнув, я с горечью поведала Ираиде Сергеевне, какой подлый у меня начальник, чуть ли не насильственным путем отправивший меня в отпуск, поскольку я «путалась под ногами» в одном далеко не однозначном деле… («Надеюсь, вы поймете, почему я об этом деле не говорю более конкретно!..») Как выручила меня Катя, выросшая на моих глазах, с этим пансионатом. Наконец, как я встретила, наведавшись к ней на работу, «своего старого знакомого, друга моего погибшего мужа…». Я не могла не упомянуть Родионова, коли уж он заявился вчера ко мне в гости, хотя и почувствовала себя после этого свиньей, добровольно вывалявшейся в грязи… Но цели своей достигла.

Сочувственно кивавшая мне Григорян, какой бы искренней она при этом ни выглядела, наверняка теперь металась мысленно между тем же количеством вариантов, каким мучилась я сама несколькими минутами раньше… У меня же остался всего один, зато пока неразрешимый вопрос: чьи интересы так горячо волнуют Ираиду Сергеевну? Кто из членов «теплой компании» ей настолько близок? Ведь не Колобок же, на самом-то деле?..

Моя «искренняя» жалоба на жизнь длилась достаточно долго, до тех пор, пока я не утвердилась в мнении, что основательно утомила свою собеседницу. Когда Ираида Сергеевна сменила позу в четвертый раз, я решила, что для начала с нее достаточно, и слегка зевнула, прикрыв рот рукой, чем страшно ее обрадовала.

— Ох, простите, я вас переутомила! — очень натурально всполошилась Григорян и решительно поднялась со скамьи. — Раз уж вы все равно в отпуске, отдыхайте как следует… Да я и сама не прочь подремать. Вперед?

В райском саду холла мы и распрощались приветливым «до вечера», не предполагая, что свидеться нам придется значительно раньше. Судя по тому, что Григорян направилась к лестнице, путь ее лежал в собственный номер. Или не в собственный?.. Преодолев немалое искушение перед желанием незаметно проследовать за актрисой, я все-таки выбрала автоматы: у Светланки сегодня был библиотечный день и она сидела дома. Обменявшись с ребенком парочкой ничего не значащих фраз, а заодно убедившись, что с дитем все в порядке, я поднялась к себе с честным намерением подремать за обнаруженной в библиотеке книжкой Джека Лондона. Я его страшно люблю и почти всего знаю наизусть, так что насчет «подремать» мне удалось… Увы, долго это не продлилось!

Мне показалось, что я только что прикрыла глаза, когда в мое сознание ворвался какой-то грохот, показавшийся мне сквозь сон громовым, чей-то крик и чьи-то громкие голоса. Все это, вместе взятое, заставило меня вскочить на ноги раньше, чем я открыла глаза, благо улеглась я поверх покрывала, в джинсах и свитере. И, тоже рефлекторно, броситься вперед, все еще путая сон с явью… Первое, что я осознала, наконец, без примеси этой бредовой дремы, — было всплывшее на моем пути мучнистобледное лицо Колобка с трясущимися губами. В следующую секунду, налетев на его шарообразный живот, я благополучно была отброшена по законам физики назад на свою кровать…

— Черт! — я окончательно проснулась. — Что тут у вас происходит?

— Т-т-товарищ К-костицына, пом-могите… Там… Там… — Прыгающий палец Иван Иваныча указывал на окно, к окну я и кинулась.

Прямо под ним находилась подъездная дорога, на которой в данный момент, метрах в тридцати от входа, стоял косо развернутый в сторону разъехавшихся ворот черный джип: на таких любят ездить в основном «братки». В точности такие, как те, что в данный момент волокли к джипу безуспешно упирающегося Бориса, и я впервые в жизни слышала, чтобы мужчина визжал так пронзительно по-бабьи… Ираида Сергеевна, вцепившаяся в одного из «братков» и, судя по долетавшим сюда выкрикам, умолявшая их «отпустить Бореньку», выглядела куда достойнее, хотя спустя мгновение «братку» удалось отцепиться от актрисы, выскочившей на холод в одном неглиже, и она тяжело грохнулась на колени…

— Сделайте же что-нибудь! — на этот раз взвизгнул за моей спиной Иван Иванович. — Прошу вас!..

Я метнулась к аппарату и с максимальной скоростью набрала Катину «сотку», которую та пасла, как и я, на пожарный случай:

— Спецназ и «скорую» в пансионат — быстро! Постам ГИБДД — перехват: номер черного джипа… Пишешь? «МО…» Нет, со мной все о’кей… Круль… Пока!

— Увозят… уво-озят… — подвывал Колобок, подплясывая у окна. — То-оварищ Костицына, сделайте… сделайте…

— Что я еще, по-вашему, должна сделать?! — рявкнула я, выведенная из себя этим типом. — Выскочить на бандюков с пистолетом и заорать «Руки вверх, иначе стреляю?!.»

— У-ы-ы… — раздался мне в ответ нечленораздельный звук. Ну и труслив же оказался наш Колобок! Выкатив на меня маленькие глазенки, он прошептал одними губами: — Это конец… Конец пансионату… Боже ж мой…

— Где ваши лбы — Валек и Шурик?! — рявкнула я все тем же внезапно открывшимся у меня медвежьим басом.

— Ул-лож-жили-и…

— Как «уложили»? Вы хотите сказать, убили?!

— Н-не з-знаю…

— Тьфу! — В следующую секунду я уже мчалась вниз, мысленно моля Бога, чтоб вызванная мной «скорая» приехала как можно быстрее.

Холл, вопреки моим ожиданиям, во всяком случае на первый взгляд, разгромлен не был: парочки опрокинутых кадок с пальмами возле подножия лестницы можно было не считать. Зато возле камина, раскинув руки и ноги, абсолютно неподвижно лежал Валек — если судить по костюму, именно он: головы мне видно не было из-за склонившегося над ним Алексея…

— Что с ним?! — Несмотря на длительное отсутствие тренировок, я пролетела расстояние до камина в один скачок.

Доктор поднялся с колен и хмуро глянул на меня через плечо:

— Насколько я в состоянии судить — жить будет… Оглушили. По-моему, пистолетом… Точнее сказать не могу, я, видите ли, невропатолог, а не судмедэксперт…

— Вот неудача! — брякнула я и кинулась на выход.

Ираиду Сергеевну я, к своему ужасу, застала на том же месте и в той же позе — на коленях: сжавшаяся, с трясущимися плечами в этом нелепо-роскошном розовом пеньюаре, выглядела она маленькой и жалкой… И оказалась легкой, как пушинка, в чем я убедилась, подняв ее с мокрого, местами подстывшего гравия…

— Боречка… Они убьют его, убьют… — пролепетала она еле слышно абсолютно синими губами и прижалась ко мне своим хрупким, дрожащим телом.

— Не убьют! — сказала я твердо. — Их сейчас перехватят, никого они не убьют! Пойдемте, Ираида Сергеевна, в корпус, вам нельзя тут быть, не нужно…

Только тут я заметила, что и сама выскочила наружу в одних колготках, без обуви… Ну и дела творятся в этом проклятом пансионате!

Алексей, слава богу, догадался выйти нам навстречу и отлично понял меня, когда я кивнула на распахнутые ворота. В этот момент где-то вдалеке взвыла наконец сирена.

— Идите встречайте «скорую», там Шурик… Что с ним — не знаю!

Как выяснилось позднее, Шурик пострадал серьезнее всех: нежданные визитеры проломили парню череп, и его пришлось срочно увозить в Москву — в Склиф…

А тогда не успел наш доктор дойти до избушки, как на территорию вслед за «скорой» въехали сразу несколько машин: милицейский «уазик» и две легковушки, одна из которых — темно-синий «сорок первый» — принадлежала Родионову, прихватившему с собой кроме следователя мою Катьку…

И говорить не стоит о том, какую суету эти двое подняли вокруг меня, особенно обнаружив изодранные вдрызг о гравий колготки. В конце концов им удалось отлепить мою персону от Григорян, которой действительно требовалась помощь. Катька, опытная в таких вещах из-за Анны Петровны, поняла это первая и немедленно вызвалась заняться старой актрисой… Только после этого наконец ее коллега из прокуратуры, вяловатый молодой человек, приступил к дознанию. Точнее — к попытке добиться толку от Иван Иваныча, продолжавшего оплакивать авторитет и погибшую, с его точки зрения, славу пансионата. А также от пришедшего в себя Валька, поминутно стонущего и хватающегося за голову, которую ему кто-то успел перебинтовать. Вероятно, наш доктор.

Появившиеся, что называется, к шапочному разбору бизнесмен с супругой уверяли, что проспали налет полностью и абсолютно ничего не слышали. Вид у них и в самом деле был заспанный, да и одеты явно наспех — так что, скорее всего, не лгали…