На первый взгляд, так же как и у нас, жизнь на нижнем этаже, рядом с дежурным, восседавшим не в будочке, как в Белозуеве, а за длинной, почти полностью прозрачной стеной, текла тихо, сонно, вяло… Но кто-кто, а я-то знала прекрасно: стоит раздаться одному-единственному «пожарному» звонку, и все здесь закипит, забегает и задымится, в мгновение ока объявятся и ГБР, и следственная группа, и машины возле подъезда. Включатся «мигалки» и сирены, и тревожный кортеж помчит по улицам, не обращая внимания на светофоры…

Второй этаж производил обратное, несколько суетливое впечатление, но и это выглядело так исключительно на непосвященный взгляд. Здесь как раз день протекал более-менее размеренно: посетители, каждый из которых вызван на определенное время, стройные девочки, частенько затянутые в форму, поскольку она им пока что не разонравилась и не надоела, дефилирующие из кабинета в кабинет напоказ, словно по подиуму, с бумагами и папками в руках: скорее, видимость работы, чем сама работа… Перевести бы парочку этих манекенщиц к тете Свете в прокуратуру — знали бы, что такое на самом деле служба, а заодно и к мундирам своим поохладели бы…

Наконец, большая комната на три стола самых трудолюбивых и по-настоящему загруженных здешних сотрудников — оперуполномоченных. Эти, вообще-то, редко сидят на месте, а все их отлучки, как правило, и впрямь на «передовую»… Наш Володя, поскольку он являлся не рядовым опером, а старшим, был владельцем крохотного, но зато отдельного кабинетика с персональной табличкой на двери, из которой я узнала, что его фамилия — Морозов, а отчество начинается с буквы «М»… Михайлович, наверное. В первый раз я всего этого почему-то не увидела и не запомнила…

Настроение у меня с утра было неважнецкое — из-за того, что тетя Света на меня вчера за что-то рассердилась, а я не сумела у нее спросить за что. Пока мы со Светкой базарили на кухне, она взяла да и улеглась спать. А утром я вместо нее, проснувшись по будильнику, обнаружила записку: «Ко мне приезжайте не в 15.00, а в 16.00. С.».

Неужели она и в самом деле думает, что я не беспокоюсь о бабусе и из-за этого злится?.. Если не беспокоюсь, с какой стати звоню каждый день, а позавчера и вовсе два раза? С бабушкой действительно все в порядке, я же слышу по ее голосу! И тетя Люся веселая, даже сказала, что дома меня будет ждать какой-то сюрприз, который они с бабулей мне приготовили… Интересно, какой? Я потому позавчера и звонила дважды, что хотела все-таки выяснить, что они там затеяли… А вдруг что-нибудь опасное для бабушкиного здоровья? Хотя в этом смысле на тетю Люсю можно положиться не меньше, чем на меня.

Словом, собиралась я в УВД в полном одиночестве и в кислющем настроении. Володя его мне в первую же секунду аннулировал своим жизнерадостным видом и вполне оптимистичным настроем на будущее, которым я от него немедленно заразилась.

— Понимаешь, Белоснежка, — сказал он, продолжая называть меня этим новым именем, но, как я заметила, исключительно в отсутствие свидетелей, — наша товарищ Костицына в своей прокуратуре на данный момент слегка «зажрамшись».

— То есть?

— Она уже несколько лет вот так непосредственно с оперативной работой не сталкивалась, забыла одну закономерность…

— Какую?

— При успешном развитии расследования обязательно наступает момент, когда вся собранная информация выглядит, как она метко сказала вчера, «кучей хлама», никак между собой не связанного. И всегда это означает, что уж коли именно данный хлам свалился в эту кучу, значит, у хлама для этого есть причины — именно в эту кучу стремиться…

— Не поняла…

— Ну, вот… Скажи, что будет, если в груду металлолома сунуть магнит?

— Металлолом прилепится к магниту… Ты хочешь сказать, что наша задача сейчас — как раз и отыскать упомянутый магнит?

— Да! Стержень, на который все, что мы сейчас знаем, «налепится» само собой…

— Тогда я солидарна со Светланой Петровной в ее пессимизме! — сказала я. — Где, спрашивается, брать этот стержень, если он, может быть, и вовсе не попал еще в круг наших интересов? И, соответственно, может не попасть.

— А вот тут я опять с тобой не согласен! При такой куче разнородной информации недостающая деталь — всегда рядом, во всяком случае, у меня за десять лет работы по-другому не бывало…

— За десять? — невольно удивилась я, потому что считала до сих пор, что Володя старше меня на пару-тройку лет, не больше…

— Дураки не стареют, — ухватил он на лету мою мысль. — Шучу! Это я, Катюш, только выгляжу так, вообще-то я тебя на добрых восемь лет старше… Как раз очень подходящая разница, я об этом где-то читал…

— Для чего подходящая? — Я почувствовала, что начинаю краснеть. Вот досада!

— Для пары, — спокойно ответил он. — Например, семейной… Но об этом мы с тобой потом поговорим, а сейчас к делу!

Вот так фишка!!! «К делу»… Словно не видел, что я прямо-таки приклеилась к стулу от его заявления, да еще сделанного таким спокойным тоном, словно мы с ним, во-первых, сто лет знакомы, во-вторых, как принц с принцессой, обручены с детства… Кажется, я открыла рот, чтобы что-нибудь эдакое сказать и даже от шока перестала краснеть, но Володя меня перебил заранее, чтобы я не успела произнести ни звука… И тут я заметила, что он — опять фишка! — и сам слегка порозовел и начал болтать, как заведенный, рыться на столе в поисках карты микрорайона Марфино, ругаться, что кто-то у него что-то там переложил, и при этом на меня старательно не смотрел…

Даже не знаю, как описать, что я ощутила, наверное, впервые в жизни. И даже поняла, что только что получила в руки совершенно особенную власть над этим вот, сидящим напротив, очень крутым опером… Ух как мне сделалось приятно и весело! Даже нельзя описать как! И еще мне вдруг стало его жалко, словно маленького, несмотря на «добрых восемь лет» разницы в возрасте. Ну и я, конечно, постаралась его не смущать, сделав вид, что намек пропустила мимо ушей: все-таки какая умница тетя Светочка, опять, получается, она права… Оставить такую интересную тему сразу я тоже не могла и неожиданно для себя самой насплетничала:

— Слушай, а ты знаешь, что Родионов наш в юности был женихом Светланы Петровны, раньше, чем ее будущий муж?..

Сплетничать нехорошо, но эффект того стоил: впервые за время нашего знакомства Володя онемел и вылупил на меня глаза, забыв про карту, которая, к слову сказать, лежала на самом виду — у него под рукой.

— А я-то думаю… — сказал он наконец.

— Значит, тоже заметил?

— В основном благодаря маленькой Светке, — кивнул он. — Думал, задам при случае этой ревнючке перцу…

— Во-во! И я собиралась, от нее и узнала про Родионова.

— А здорово было бы товарища Костицыну замуж выдать! — сказал Володя мечтательно и задумчиво посмотрел при этом на меня.

— Вот она, карта — сказала я поспешно и ткнула пальцем в карту.

— А?.. Ах да, карта… Ну и ну!.. Ладно, давай работать.

Если честно, в следующие полчаса работал в основном Володя, водя по этой карте пальцем, не выпуская прижатую к уху телефонную трубку и выписывая адреса.

Адресов набралось четыре — на довольно большое пространство, внутри и вокруг этого Марфина. Мы исходили из того, что неопознанная Татьяна Петровна Иванова работу себе нашла поблизости от места жительства. Иначе… Ну, что придется делать иначе, я даже думать не хотела. Представляю, сколько в Москве беременных Ивановых, в том числе Татьян!

И, конечно, исходили из того, что Коломийцева не солгала насчет ее беременности.

— Не солгала! — уверенно сказал Володя. — Ты вчера плохо слушала свою тетю Свету. Коломийцева ей про беременную сотрудницу рассказала до того, как Костицына ей представилась, принимая ее за очередную клиентку… С чего ей в тот момент было врать и что-то там скрывать?

— Вообще-то да, — согласилась я и не слишком охотно засобиралась в дорогу — пилить в это самое окраинное Марфино, по первому из адресов. Идти в любом случае необходимо, поскольку по телефону такие дела не делаются. Слишком многое зависит от личного контакта с тетками в белых халатах, сидящих в регистратурах.

Володя продолжал проявлять чудеса заботливости и, сердито поговорив с кем-то по внутреннему номеру, выторговал мне машину до первого из адресов, взяв на себя ответственность за ее отсутствие, если она понадобится в пожарном порядке.

— Зря ты, а вдруг? — забеспокоилась я. — Тебе ж по шапке дадут… Да и быстрее на метро я доберусь!..

— Еще намерзнешься, — сурово сказал наш опер, косо глянув на мое демисезонное пальтецо. И был прав, потому что за эти дни действительно резко похолодало, вчера шел первый снег, а сегодня с утра лужи и грязь подмерзли.

Я предупредила его, что встречаемся в прокуратуре не в три, а в четыре, и отправилась на свой маршрут. Сам Володя собирался сегодня заниматься какими-то другими делами, наверное, в том числе и тем, по которому с ним хотела поговорить тетя Света. А по нашему собирался только принимать информацию от Николаши, который уехал от подъезда Лидии Ивановны ровно в полночь, а в 7.30 утра был уже опять там, так что Николашу я так и не увидела.

Фантастика, но среди беременных и родивших в предыдущие аж полгода ни одной Ивановой на учете в первой из консультаций не было! Редко — но и такое случается. Я об этом очень пожалела, потому что регистрационная тетка там оказалась простая и добрая, едва глянув на мое удостоверение, тут же все сведения и изложила, достав целую кипу карточек. Я ее поблагодарила и, покорившись судьбе, пошла искать ближайшую автобусную остановку, потому что до следующей консультации езды — добрых пятнадцать, а то и двадцать минут… Спасибо, Володя составил самолично мне самые рациональные маршруты с номерами автобусов и троллейбусов и карту отксерил. Только благодаря этому я и успела обскакать все адреса к половине третьего. А в итоге у меня образовался список из пяти Татьян с таким же точно количеством новых адресов, по которым предстояло пилить завтра, а если успею, то и сегодня вечером… Вечером, по крайней мере, в такую погодку наверняка все сидят дома. Так что…

Еще мне ужасно хотелось есть, а когда я добралась без четверти четыре до прокуратуры, не просто хотелось, а готова была целиком заглотить целого барана. Вот похудею здесь — бабуся, обнаружив это, точно расстроится. В ее представлении красивая девушка — это пышная, как она выражается, девушка. Проще говоря — толстая. Про новую моду на худых, можно сказать, истощенных, словно после длительной голодовки, девиц бабуля ничего не знает. Скажи ей — не поверит.

— Ты чего улыбаешься? — Прямо перед кабинетом тети Светланы я столкнулась с Володей. — Нет, ты туда пока не ходи, у нее посетительница, опрашивает какую-то юную рыжуху…

— Так это наверняка Маринка с радио! — догадалась я.

— Все равно не ходи, я Костицыну хорошо знаю — на дух не выносит, если на ее опрос кто-то без предварительной договоренности сунется!

— Я и сама это знаю, — заверила я опера. — А что, есть такие следаки, которые это любят? Я тоже, например, не люблю…

— Совсем забыл, что ты у нас тоже следак, — улыбнулся он, увлекая меня в конец коридора — к окну. — Так ты чего улыбалась-то? Улов, что ли, богатый?

— Да нет, про бабусю думала, — ответила я правду, но не вдаваясь в детали. Володя кивнул и неизвестно откуда извлек какой-то пакет, а вслед за ним — честное слово, из-за пазухи! — маленький термос! Словно фокусник в цирке!..

— Перекусить ты, конечно, не успела, я тебе бутерброды принес и кофе… Лопай!

Я так растерялась — просто слов нет! Даже «спасибо» сказала не сразу. Потому что, кроме женщин: мамы покойной, бабуси, тети Светы и тети Люси, обо мне никогда ни один мужчина не заботился… Я не знала, что это так… так трогательно и так здорово… Честное слово, чуть не заплакала, но в руки себя тут же взяла, хотя, наверное, сто «спасиб» ему сказала. А Володя, как обычно, ухмыльнулся, подмигнул и ответил очень просто:

— Каким бы я был опером, если б не знал, чем чревата подобная деятельность?

— Чем? — с трудом произнесла я, поскольку рот мой уже был набит до отказа хлебом с вареной колбасой. От этого вместо «чем» получилось «шем».

— Ешь, не болтай, а то подавишься… А чревата наша деятельность хроническим чувством голода! Особенно для таких легкомысленных, как ты, у которых к тому же в кармане ветер свищет.

Я проглотила последний кусочек этого бутерброда и взялась за следующий — с сыром, предварительно заметив:

— У меня не свищет вообще-то. Во-первых, я неплохо получаю, во-вторых, квартиранты. Тетя Светлана нам с бабулей регулярно от них деньги пересылает… Ну или я сама приезжаю.

— Ты у нас квартировладелица, значит? — улыбнулся он.

— Ага… А ты разве нет?

— Ага… — передразнил он меня. — Но у меня «однушка», а у тебя небось хоромы.