— Почти угадал. — Я не стала врать. — В «сталинке» и трехкомнатная.

— Тогда объясни, почему вы с бабусей в Белозуево живете, а не здесь?

— Понимаешь, квартира когда-то мамина была, теперь моя. А бабуля из Белозуева никогда в жизни в Москву не переезжала, всегда там жила… Только в гости к нам ездила. Она старый человек, привыкла к родному месту, а тут и заболела еще…

— Ну а если поправится — поедет с тобой сюда? — поинтересовался Володя, пристально глядя мне в лицо. — Не век же тебе в Белозуеве сидеть! Ты ж москвичка!..

Ответить я не успела, потому что в этот момент меня углядела одна девочка, очень милая, из нашего отдела, где я работала, и, взвизгнув, кинулась к нам с Володей. Потом примчались еще двое, и в итоге я не смогла даже поздороваться с Маринкой, только затылок ее рыжий заметила, когда она выходила из тети-Светиного кабинета.

Володя тоже увидел, что Светлана Петровна освободилась, и немедленно потащил меня к месту дислокации, явно обрадовавшись избавлению от толпы моих бывших коллег.

Тетя Светлана сидела за своим столом строгая и подтянутая, она на работе всегда такая. Кивнув в ответ на наше хоровое приветствие, она удивленно глянула на термос, который все еще был у меня в руках, и я его, смутившись, немедленно сунула Володе, в очередной раз пробормотав «спасибо». А Светлана Петровна неожиданно улыбнулась.

— Заботу о сотоварище проявляем? — прищурилась она. Ее крутой опер в ответ покраснел и, в свою очередь, поинтересовался, а что в этом такого особенного? Помог товарищу. Но тетя Светлана не стала, к моему большому облегчению, развивать тему, а перешла к делу. Вскользь глянула на мои адреса, слегка кивнув, а Володе даже и доложиться не дала. — Вовочка, срочно снимай Николашу с Коломийцевой, поскольку с ней вполне справится Григорьев… Не морщись, справится! Пусть попробует не справиться — будет иметь дело на этот раз лично со мной… А с тебя самого хватит, в другом месте нужен!.. Николашу, как только Григорьев его подменит, срочно — по адресу господина Марана… Мне только что звонил Родионов: милейший доктор двинул на своей тачке в сторону Москвы около часа назад… Ориентировку ГИБДД я уже дала, по пути его не упустят, на въезде и далее — тоже. Уверена, домой он двинется… Это понятно?

Володя молча кивнул и начал извлекать «сотку», чтобы звонить легендарному Николаше и явно не легендарному Григорьеву. Но Светлана Петровна его слегка тормознула.

— Погоди минуты три, время пока что есть… Катя, ты когда начинаешь «большой обход»?

Это она имела в виду мои визиты к Ивановым.

— Вот прямо сейчас, посижу еще чуть-чуть и поеду, — вздохнула я, потому что хорошо представляла, что это такое — двигаться с помощью нашей подземки в час пик.

— Если хотите меня перезагрузить, — немедленно высунулся Володя, — я сам с ней поеду по адресам! Куда ей в метро, одной, в такое время? И райончик там — еще тот! Точно сопровождающий нужен!

Светлана Петровна как-то очень заковыристо фыркнула, хмыкнула, посмотрела на него, на меня, опять на него и сощурилась так, как она щурится очень редко. Насколько помню — исключительно в минуты крайней ядовитости своего характера…

— Катя, — произнесла она голосом, которым лично со мной не разговаривала ни разу в жизни. — Я тебя очень прошу… У нас с Володей есть еще одно маленькое дельце, совершенно секретное… Ты бы не могла пока сходить повидаться со своими или, в конце концов, с Грифелем… Хотя нет, с Грифелем не надо, он сегодня злее серого волка!

Я пулей вылетела из ее кабинета и, можете не сомневаться, никуда и ни к кому не пошла. Потому что начала догадываться, о чем она собралась разговаривать с бедным Володей, и… И, погибая от ужаса и стыда, просто окаменела в конце коридора, где недавно пила кофе и ела самые вкусные в моей жизни бутерброды… Я стояла так не меньше чем целую вечность, пока из кабинета с табличкой «Костицына С. П., советник юстиции», с той скоростью, что и я до этого, не вылетел Володя… Наверное, я тоже была такая же, почти сиреневая, когда выскочила… Меня он увидел сразу, как будто и не сомневался, что я его тут жду. И мы, не сговариваясь, дунули вместе вниз, к проходной, то есть на выход.

В машине Володя наконец очухался от «секретного» разговора и перво-наперво повертел головой, словно что-то стряхивая. Должно быть, впечатление от «собеседования».

— Ну и ну! — сказал он слегка хрипловато. — Похоже, тетя Света на тебе слегка помешалась… Во всяком случае, с этой стороны я с ней знаком раньше не был…

Я даже спрашивать не стала с какой, и так ясно. И потом, я и без того просто огнем горела от неловкости. А он вдруг рассмеялся, весело повернулся ко мне, обнял правой рукой за плечи, отчего я снова окаменела, и спросил:

— Скажи, ты распоряжения вышестоящих товарищей всегда выполняешь?

— Нет, — выдавила я из себя каким-то чудом.

— А я всегда, — произнес он серьезно, но в его глазах при этом вовсю кувыркались смешинки-искорки, я не могла этого не видеть, потому что Володины глаза были прямо перед моим носом. — И так уж вышло, что распоряжение, полученное только что от моего шефа — товарища Костицыной, пообещал выполнить… Кстати, не только от своего имени, но и от твоего тоже…

Я хотела спросить, о каком таком распоряжении идет речь, но не успела, потому что спустя мгновение Володя уже целовал меня в губы, и это был первый в моей жизни такой поцелуй… Конечно, если не считать того, который я заполучила случайно от одного типа на выпускном вечере в колледже…

За окнами машины неожиданно стемнело, и Володя, наконец, меня отпустил и, улыбнувшись, завел движок. Голова у меня все еще кружилась, а еще я, как последняя идиотка, думала, что, наверное, от меня пахло бутербродами, а они, к сожалению, совсем даже не «рондо», которое постоянно рекламируют для свежести дыхания… И я все-таки спросила его насчет распоряжения, которое он дал слово выполнить, да еще за нас двоих.

— Неужели не догадываешься? — удивился он очень натурально. — Костицына поставила вопрос ребром: либо вовсе, мол, не смотри на мою Катьку своими котячьими шарами, либо — женись!

— Не может быть! — ахнула я, чувствуя, как мое сердце во всю прыть скачет вниз, по направлению, кажется, к пяткам…

— Может-может, — заверил меня Володя. — Плохо ты свою крестную знаешь…

— Вот ужас! — сказала я. А что тут еще скажешь? — А ты что?

— А я, разумеется, выбрал второе, поскольку не смотреть на тебя «котячьими» глазами не имею возможности…

— П-почему? — спросила я крайне глупо.

— Так у меня других-то глаз нету! — фыркнул он. — Только такие… Вот и пришлось дать честное благородное слово…

— За себя и за меня?! — начала я приходить в чувство.

— Ничего не поделаешь. — Он снова повернулся ко мне и обнял за плечи, хотя мотор уже, по-моему, прогрелся и можно было ехать. — Привыкай к моему решительному характеру, Белоснежка! Как-никак — будущий муж, а муж обязан решать не только за себя, но и за жену!

Даже не знаю, что бы я ему тут наговорила — и от стыда, и от бури самых разных ощущений, разразившейся в моей душе, но Володя закрыл мне рот очередным поцелуем, и я вдруг поняла, что все это он — всерьез, и что никакого протеста я не испытываю, и что вообще не хочу с ним расставаться ни сейчас, ни потом — никогда… И он это, наверное, почувствовал, потому что второй рукой расстегнул мне пальто, обнял меня под пальто за талию и с какой-то непередаваемой интонацией спросил: «Родишь мне когда-нибудь сына, Белоснежка?.. Или, если хочешь, дочку?..»

Я не могла произнести в ответ ни слова, потому что внезапно мне захотелось плакать. А потом все же пересилила себя и сказала:

— Разве так бывает?

Он понял, о чем я, и ответил:

— Раз с нами случилось — значит, бывает…

И я ему поверила. Потому что мне тоже казалось, что знаю его всю жизнь, с самого детства. Я хочу сказать еще, что мне и сейчас так кажется, хотя с момента, как мы начали раскручивать наше дело, и даже с того, как, наконец, завершили его, прошло больше года…


О том, что «так не бывает», я и думала всю дорогу от УВД до первого марфинского адреса. И мы всю дорогу молчали, потому что Володя, видимо, думал о том же, и мы оба потихонечку к этой мысли привыкали… А потом и эта фраза снова прозвучала у меня в голове, но уже совсем по другому поводу…

Дом на улице Ключевой, куда и лежал наш довольно долгий путь, оказался обыкновенной панельной одноподъездной башней. Но на входной двери был кодовый замок, а кода мы, конечно, не знали. Пришлось ждать, когда выйдет кто-нибудь из жильцов. Никто так и не вышел, зато минут через пять топтания на ветру примчался изо всех сил спешащий домой, явно из школы, мальчишка лет двенадцати. Этот пацаненок оказался на удивление подкованным ребенком. Потому что, прежде чем нас впустить, выспросил, зачем нам туда нужно и к кому…

— Молодец! — похвалил его Володя и, исхитрившись, достал из внутреннего кармана левой рукой свое удостоверение, потому что правая у него была занята мной: он боялся, что я все-таки простыну на ветру в своем пальто, и крепко прижимал меня к себе.

— А что такое с Ивановыми? — удивился ушлый пацан, и мы его заверили, что ничего, просто нужно задать парочку вопросов совсем не про них. Он кивнул головой и только после этого набрал код.

Квартира располагалась на третьем этаже, за дорогой сейфовой дверью, но открыли на наш звонок, даже не спросив, кто там. Точнее, не открыли, а открыла довольно миловидная женщина «около тридцати» с уже большим животом и, как иногда бывает у беременных, пигментными пятнами, которые ее почему-то совсем не портили.

— Здравствуйте, — сказала я доброжелательно, — вы — Татьяна Петровна Иванова?

— Точно, — улыбнулась она. — А вы?

Я представилась, протянула ей удостоверение. Володя — тоже. И сразу же, не входя, задали свой главный вопрос, не работала ли она несколькими месяцами раньше в брачном агентстве «Давай поженимся!»? Вот тут-то, услышав ответ Ивановой № 1, я вначале не поверила своим ушам, а потом во второй раз за тот удивительный вечер подумала: «Так не бывает…» Потому что Татьяна Петровна слегка нахмурила брови, похожие на два пшеничных колоска, и, в свою очередь, спросила:

— А что, госпожа Коломийцева попалась на чем-то неблаговидном?.. Работала-работала… Проходите, пожалуйста!

И тяжело отступила в глубь коридора, впуская нас в квартиру.

Квартирка, несмотря на довольно длинный коридорчик, оказалась «малолитражкой», правда, переделанной. Судя по всему, здесь еще и комнатки, величиной с просторный скворечник, были раньше смежные, а теперь их разделили.

Татьяна Петровна провела нас в ту, что побольше, и, почти не повышая голоса, кому-то сказала:

— Валя, гони чай на троих… И печенье не забудь! — потом пояснила: — Моя дочка… Скоро буду говорить «старшая дочка»!..

— Спасибо, может, не стоит хлопотать? — вежливо спросила я.

— Стоит-стоит, — улыбнулась Иванова. — На улице холодно, наверняка ведь замерзли… А чай — это всегда хорошо… Во мне татарская кровь есть, и толк в чаях я знаю…

Я удивилась, потому что на вид она была типичной россиянкой — светловолосая и голубоглазая. За стенкой между тем послышался легкий шорох: наверное, девочка пошла выполнять мамино распоряжение.

— Мы вас, в общем-то, долго не задержим, — мягко начал разговор Володя.

— Не знаю, как у вас, а у меня теперь времени полно… — вздохнула наша собеседница. — На новую работу устроиться не сумела, муж день и ночь вынужден пахать за двоих… А все Коломийцева! Хотя я, наверное, тоже виновата…

— Вообще-то, — заметила я, — действительно не совсем обычная ситуация: как правило, беременные не увольняются, скорее наоборот — чтоб декретные получить…

— Я как раз из-за декретных-то и уволилась! Мы ведь при устройстве на работу как себя ведем? По старинке! Контракт подмахиваем, даже не прочитав его толком до конца — так, по диагонали… А в наше время это чревато, как выяснилось.

— И что там было, в вашем контракте? — заинтересовался Володя.

— Особый пункт там был, насчет того, что больничные… ну и прочее в том же духе, агентство своим сотрудникам не оплачивает… А я, когда устраивалась, на этот момент как-то внимания не обратила. Я вообще-то здоровая женщина, крепкая, а насчет второго ребенка мы с мужем тогда и не думали — само получилось…

Она улыбнулась и слегка коснулась своего живота. В этот момент в комнату вошла девочка лет десяти, темненькая, хрупкая и с ужасно серьезным лицом. «Старшая» Валя несла в тоненьких ручках поднос с чашками, сахарницей и тарелочкой, на которую было выложено недорогое печенье. Тихонько поздоровавшись, девчушка поставила поднос на низенький столик, за которым мы сидели, и бесшумно исчезла. От чашек поднимался заманчивый аромат, чай был заварен — как надо, почти дочерна. Здорово! Мои руки просто сами потянулись к чашке, а Володя последовал моему примеру.