— Обычно, по календарю, — удивился Володя. — А что?

— Елки-палки… — пробормотала я и, разумеется, затосковала. Отменить, что ли, родионовский визит до следующей недели? Нет, рука не поднимется огорчить его до такой степени… Да и, если честно, себя — тоже… Конечно, не до такой степени, как его, но…

Кажется, я окончательно запуталась между собственными мыслями и ощущениями и сочла за благо сменить тему, вернувшись к работе: ведь не просто же так заявился сюда мой опер? Тем более что наверняка предпочел бы в данный момент сделать это в многочисленной компании!

— Ну, давай по-быстрому: что у тебя? А то еще куча дел, два «глухаря» на шее и без того висят… Итак?

— У меня — Колышников. Вот, можно приобщать к делу…

Он выложил передо мной искомое и, между прочим, молниеносно найденное.

В соответствии со свидетельством о рождении, туалетному бизнесмену было ровно сорок четыре года. И хотя по возрасту Лидия Ивановна вполне могла являться его матерью, родила нашего знакомца совсем другая женщина, москвичка Колышникова Анна Ивановна, в законном браке с его же папенькой. Оба родителя в настоящий момент были живы и благополучно проживали в своей квартире — по месту предыдущей прописки бизнесмена. Между прочим, вместе с его первой женой и дочкой, как выяснил Володя.

— Никаких судимостей в его биографии не значится, — дополнил он эту информацию устно. — Насчет здоровья — ну там на учете где-нибудь типа психушки не состоял ли и все такое, уточнить из-за той же пятницы не удалось… Вот паршивый день, верно? Прямо по рукам бьет…

— У нормальных людей, — пригасила я Володин пыл, — во всем мире в пятницу уик-энд начинается! А в том, что мы себе такую психованную работу выбрали, — они не виноваты…

— Светлана Петровна, — поколебавшись, спросил опер. — А можно я скажу? Нам с Катей одна мысль пришла, мы даже хотели эту идею сами осуществить, да как-то не решились без вас…

— Надо же! — не вынесла и съязвила я. — И с каких это пор вы стали такими робкими, что без меня не решаетесь осуществлять свои блестящие идеи?..

— Я серьезно, — опять покраснел он. — Мы подумали, что есть смысл раздобыть свидетельство о браке этой Коломийцевой и…

— Молодцы! — перебила я опера. — Только с чего вы взяли, что кто-никто до этого не додумался до вас?

— Простите… — он хмуро отвел глаза. — Действительно!

— Володя, — сказала я уже мягче. — Гордыня — мать всех грехов, слышал об этом когда-нибудь?

Он промолчал, а я продолжила:

— Вы с Катькой в первую очередь решили, что именно ваше предназначение постоянно заниматься этим делом в самых «горячих» его точках. Но я не могу свалить на остальных сплошную рутину, а у того же Петракова головка ничуть не хуже, чем ваши, взятые по отдельности… В общем, уймитесь и занимайтесь, чем велено. И пойми меня правильно: данная отповедь никакого отношения к тому ток-шоу, которое ты устроил при полной Катькиной поддержке, не имеет… Я говорю о… вашей личной жизни…

— Понимаю… — пробормотал он.

— Ничего ты не понимаешь! При любых обстоятельствах ты бы эту отповедь от меня услышал, хотя и я тоже похвалы особой не заслуживаю: сама тебя и избаловала…

Мы помолчали.

— Светланочка Петровна, — сказал он неожиданно севшим голосом. — Простите меня, пожалуйста за… за «ток-шоу», только это не «ток-шоу», честное слово, я это как-то спонтанно, потому что… я и не собирался вас подставлять или там портить ваши с Катюшей отношения… Я… я просто одурел, как только ее увидел, и я… Ну, я же ни разу в жизни еще не женился и не знал, как бы лучше…

— Володя, — смягчилась я, — ну, ты же действительно такой классный спец, мужик ты, как говорят нынче, крутой, а бабы на тебя, уж я-то это знаю, только что не гроздьями вешаются… Разве можно быть таким робким? Вот уж не думала, что с женщинами ты такой трусишка!..

— Я?! — Уж не знаю, как определить степень его покраснения, но любимый опер на сей раз даже вспотел. — Я не робкий с женщинами, то есть я хочу сказать — раньше не был… Это только Белоснежка на меня так влияет… Вот честное вам благородное слово!

Господи, Белоснежка… Ну надо же… Именно в этот миг я и поверила, что Володя ее действительно полюбил… Потому что разглядеть в моей Катьке «Белоснежку» на самом деле было трудно, несмотря на ее золотисто-светлую внешность и врожденную, доставшуюся от покойной Оленьки хрупкость. Для этого ее и впрямь надо было любить… Не знаю, как объяснить, но это действительно так.

Я вдруг вспомнила свой поразительный сон, в котором ко мне приходила (иначе не скажешь!) Оля, и весь мой пыл погас, как костер, на который вылили ведро воды — только без шипения…

— Вовочка, — сказала я почти нежно, — ну что вы оба передо мной все время оправдываетесь? Это же ваша жизнь, ваша судьба, и никто, кроме вас самих, не имеет права тут хозяйничать!

— Правда? — Он поднял на меня глаза, в которых прямо-таки плескалась какая-то радостная помесь доверия с недоверием. — Вы правда так думаете?

— Разве хоть раз за эти годы я говорила тебе не то, что думаю?

— Так здесь же совсем особый случай, — пояснил он, — личный…

— Ну и что? Случай — особый, да я-то все та же…

— Спасибо вам! — совсем несвойственным ему торжественным тоном произнес Володя И почему-то добавил едва ли не в традициях «фени». — Век не забуду!..

Я рассмеялась, он тоже. После чего Володя очень радостно вскочил со стула и засобирался:

— Не буду вас больше отрывать, в коридоре подожду, мы договорились…

— Иди жди свою Белоснежку, где договорились, а мне и в самом деле нужно сделать парочку срочных звонков: совсем забыла, что сегодня пятница, чего доброго, и впрямь все расползутся по своим уик-эндам…

Осчастливленный мной Володя моментально вымелся из кабинета. А я, переполненная впечатлениями сегодняшнего утра и уже, в сущности, дня, некоторое время сидела, ничего не делая. Ни о чем не думая. Пока не поймала себя на довольно бессмысленной улыбке, с которой уставилась в пространство.

Мне стоило немалых усилий вновь сосредоточиться на своей текучке, радостно возвращенной Николашей Крыловым в том же виде, в каком я ее оставила. Обвинять коллегу относительно последнего я не могла, с него наверняка хватило и того, что именно ему поручил Грифель закрывать вместо меня ту самую проклятую «заказуху»…

Быстренько рассортировав стопку папок, вновь украсивших мой стол, я раскрыла самую тоненькую и мне пока что незнакомую — и правильно сделала. Поскольку она, как выяснилось, содержала едва начатое мной перед вынужденным отпуском дело о подростковом рэкете… Убедившись, что ребяткам из нашего УВД удалось-таки выйти на типа, руководившего школярами, я почувствовала, как кривая моего настроения окончательно поползла вверх. Подонок оказался нашим старым знакомцем, мелким рэкетиром, типичной «шестеркой» на побегушках не у кого-нибудь, а тоже, теперь уже у моего личного, знакомца — еще со времен службы в отделении милиции… Данный персонаж по прозвищу Кулак, выбившийся за эти годы в средней величины шишку среди районного криминала, был мне кое-чем обязан… К сожалению, один из способов обрести в этой среде хорошего информатора сводится к тому, что изредка приходится закрывать глаза на более-менее мелкие проступки избранного с данной целью типа…

В свое время, когда Кулак не просто засветился в одном крайне неприятном дельце, но еще и оказался подставленным своими же сотоварищами, напуганными быстрым ростом его «карьеры», именно так я и поступила — прикрыла глаза… Друг друга мы тогда поняли прекрасно, и хотя его услугами я пользовалась крайне редко, вряд ли ему удалось забыть как ту ситуацию, так и меня лично! И, усмехнувшись этому соображению, я раскрыла записную книжку с номером кулаковского мобильника.

Как и ожидалось, Кулак оказался памятливым на события своей прошлой жизни. И минут через пять я положила трубку на место, ни секунды не сомневаясь в том, что в данном конкретном случае мне удалось помочь сыну симпатичной женщины Елены Игоревны, а заодно и всей этой далеко не лучшей в районе школе… Ну хотя бы частично! Поскольку вряд ли привыкшие к дармовым рублям школьные рэкетиры уймутся сразу и насовсем… Кулак, правда, обещал отследить этот момент особо… Но разве все это, вместе взятое, решало действительно ужасную проблему?.. О том, сколько еще таких насмерть перепуганных мальчишек и девчонок, как сын Галкиной, имеются во всех московских школах и колледжах, думать и то было страшно…

И, перелистав свой ежедневник, я выписала из него на листок с пометкой «Срочно!» еще несколько телефонов — в том числе контактный телефон телекомпании «Облик», готовившей передачи «Слушается дело», и телефон только-только созданной организации «Дети улиц», связь с которой мне еще предстояло наладить. Но я знала, что люди, способные помочь с этой кошмарной проблемой, есть именно там, и они действительно работают, причем совсем не по принципу «новой метлы». А потому, что так же, как любой порядочный человек, считают, что «чужих» детей на свете не бывает… Лишь после этого я занялась, наконец, остальной своей текучкой, имевшейся, как обычно, в огромном количестве и напоминавшей собой поток столь же длинный, непреодолимый и вечный, как река под названием Лета…

Катя

Давно заметила: если сама нервничаешь и все время дергаешься, никакие дела вокруг тебя не складываются. Отпускать Володю к тете Светлане одного мне страшно не хотелось — мало ли что она ему наговорит, воспользовавшись отсутствием свидетелей?.. Ну я и нервничала, а дела, как водится, не складывались. Причем самым обидным образом: архивная тетка из Тимирязевского ЗАГСа, единственная, кто имел доступ к нужным мне бумагам, благополучно свалила восвояси ровно за десять минут до моего появления. Иными словами, задание, полученное в прокуратуре, мы не выполнили даже наполовину и тормознулись на целых два дня — до понедельника. Ничего не поделаешь, второй раз подряд приходится возвращаться с пустыми сетями, не поймав даже завалящей кильки…

Понятно, что в коридоре прокуратуры я появилась в самом препаршивом настроении и жутко удивилась, увидев возле окна Володю с какой-то прямо-таки глупой улыбкой… Я имею в виду — глупой от радости, оснований для которой просто не могло быть… Или могло?

— Катюх, — он кинулся мне навстречу, едва не подпрыгнув от нетерпения, — Светлана Петровна на нас больше не сердится… Ты не поверишь, но она без всякой иронии заявила, что… Ну, словом, смысл в том, что каждый из нас должен сам хозяйничать в собственной судьбе… Или жизни — не помню! Главное — все о’кей!

Слушая его, я, во-первых, усомнилась в том, что он правильно тетю Светлану понял, во-вторых, в его возрасте. В жизни не думала, что мужчина в 28 лет может на самом деле оказаться таким… таким мальчишкой! Но именно мальчишкой он и выглядел, и я, не выдержав, тоже улыбнулась. Хотя у меня-то для этого точно не было оснований: второй день подряд толку воду в ступе. Похоже, мое везение в этом деле кончилось…

Я не успела Володе ничего сказать, потому что как раз тут Светлана Петровна вышла из кабинета с целой кипой бумаг в руках и кислым выражением лица. Увидев нас, она как ни в чем не бывало кивнула и на минутку приостановилась:

— Успела в ЗАГС?

— Нет, я…

— Ладно, не огорчайся! — Тетя Светлана неожиданно как-то очень по-домашнему улыбнулась. — Я вот тоже не успела кое-что важное сделать, приходится идти к любимому начальнику — каяться…

— Ой! — сказала я сочувственно, потому что знала, какой Грифель требовательный, ворчливый и занудный — особенно если настроение у него плохое. А плохое оно у него почти всегда.

— Вы сейчас куда навострились? — поинтересовалась между тем тетя Светлана, делая еще один шаг в сторону кабинета Карандашова. — Я в том смысле, чтобы узнать, когда ты, Кать, дома будешь…

Вместо меня ответил Володя:

— Мы, Светлана Петровна, сегодня не обедали, а тут неподалеку классная пиццерия есть…

— Все ясно, раньше полуночи не жди…

— Ну уж нет! — вмешалась я. — И так вчера бабуле не звонила, я буду дома не позже девяти!

Теперь сник Володя, но тут же опять воспрял духом:

— Так тут у нас еще и почта рядом, — сообщил он, — с междугородными автоматами… Прямо сейчас и позвоним!

Тетя Светлана посмотрела на нас как-то странно, усмехнулась, махнула рукой и направилась к Грифелеву кабинету. Неужели она и вправду больше не сердится на Володю?..

Пиццерия действительно оказалась классная: приятное освещение, народу, несмотря на пятницу, почти нет, а главное — откуда-то со стороны бара звучала тихая ненавязчивая музычка… Меня больше всего в таких местах всегда выбивает из колеи музыкальный грохот, который так нравится нынешним подросткам. Вообще — то, что почти повсюду, куда ни загляни, царит тинейджерский вкус… Тетя Светлана как-то говорила мне, что будто бы ученые-медики считают, что нынешние пятнадцати-семнадцатилетние ребятки в известном смысле чуть ли не мутанты. Нормальный человек с нормальным мозгом на грохочущий, да еще тяжелый рок, реагирует однозначно — головной болью, а они от него — балдеют… Неужели правда?