— Если ты хочешь, я расскажу тебе, — вдруг сказала она.

Что может она рассказать мне, спросила я.

— Что случилось тогда с Нэдом. Почему и где. — Она не переменила позы и сидела напряженная, выжидающая.

Неужели Айрис? Нет, этого не может быть. Она никогда не нравилась ему. Однако мысль о том, что он мог уйти от меня к Айрис, причинила боль, заставила снова почувствовать себя юной и беззащитной. Но Айрис сказала: «Я видела его только один этот раз». Зачем бы ей так глупо врать, если она все равно собиралась рассказать мне об этом?

Я вспомнила, что Айрис не было в это время в Англии. Она была замужем и жила далеко, на другом континенте. Однако какое все это имеет теперь значение?

Айрис расцепила руки и шумно вздохнула. Медленно опустив руки до уровня плеч, она уронила их на колени и снова сжала. Утратив краски и прелесть юности, она сохранила подчеркнутое и театральное жеманство бывшей красавицы.

Поскольку я молчала, она сказала:

— Я всегда восхищалась твоим Нэдди и тобой тоже, конечно. И хотя ты всегда прятала его от меня, он произвел на меня очень сильное впечатление. — Она стала торжественно-серьезной и подняла ко мне лицо, чтобы я могла хорошо его видеть. Робким неуверенным движением, словно слепая, она коснулась рукой моей щеки. — Не знаю, нужно ли тебе говорить? Ведь ты сама сказала, что все это было так давно.

— Говори, — сказала я, — и покончим с этим. В конце концов ты всегда мне все рассказывала.

— Надеюсь, теперь тебе все это безразлично, — промолвила она.

Я ничего не сказала. За стенами этого дома, этой комнаты я снова буду свободна, как человек, очнувшийся от долгого сна. Но оставаться так долго в ловушке прошлого, в которую заманила меня Айрис, было невыносимо.

— Я действительно знаю, почему Нэдди в конце концов согласился отпустить тебя. Мне рассказали об этом. Совсем недавно. Но если ты не хочешь, я могу не говорить.

— Конечно, хочу, — воскликнула я.

Легкая улыбка, промелькнувшая на ее губах, спряталась где-то в уголке рта.

— В этом виновата Каролина.

Если в качестве награды Айрис ждала от меня самого искреннего удивления, она была полностью вознаграждена. Все, что я смогла сделать в эту минуту, — это лишь еще раз повторить названное ею имя.

Открыв мне тайну и насладившись произведенным эффектом, Айрис внезапно как-то вся обмякла. Девичье кокетство исчезло, и передо мной была усталая, скучающая женщина, которая достигла в жизни почти того, чего хотела, и все же не совсем того, с которой судьба обошлась довольно милостиво и все же не слишком хорошо.

— Едва ли кто другой смог бы выведать у нее все то, что выведала я. В конце концов Каролина всегда мне все рассказывала. Вот почему она старалась избегать меня — потому что не могла не изливать мне свою душу, Ее до сих пор мучит совесть. «Не будь дурой, — сказала я ей, — все давно мертво и забыто, как покойница королева Анна. К тому же ты просто оказала Кристи услугу».

— Расскажи, — не выдержала я, — расскажи все, как было.

И она рассказала мне то, что по старой привычке не смогла утаить от нее и рассказала ей неделю назад Каролина. Возвращаясь домой из Эссекса, Нэд случайно встретил Каролину и зашел к ней. (Она всегда ему нравилась; она была единственной из моих подруг, кем он по-настоящему восхищался.) Несчастный, в полном отчаянии, он признался ей, что наскучил мне, что я больше не люблю его и прошу развода. Каролина, тоже несчастная и одинокая, находя состояние одиночества все более невыносимым, старалась утешить его. Они засиделись допоздна, выпили, и Нэд не смог уже вернуться домой. Эту ночь, не из-за любви, а из страха перед одиночеством, они провели вместе. Они были вместе и следующую ночь.

— Вот так все и произошло, — сказала Айрис довольно громко. Она казалась немного испуганной. — Каролина сказала, что никогда бы не сделала этого, если бы знала, что он тебе нужен. Она сказала, что он никогда не нравился ей и она больше не видела его. Но после этого она уже не могла смотреть тебе в глаза. Потому что она любила тебя, — добавила Айрис тоном, в котором прозвучали нотки гнева. — Она действительно любила тебя, ты это знаешь. Любила гораздо больше, чем меня.

— Это не имеет значения, — сказала я. На подоконник села птичка. Я видела только ее гладкую, блестящую головку, показывавшуюся из-за края окна. Над парком в ярко-синем небе плыло белое облако, похожее на растрепанный клок ваты.

— И все же, — сказала Айрис, — я не понимаю, что заставило его отпустить тебя. Ведь он мог бы скрыть все это?

Она не знала Нэда, но я хорошо знала его. Я знала, что он не смог бы утаить этого. В его глазах его верность мне давала ему моральный перевес надо мной. Он дал мне дом, он одевал и кормил меня и он был мне верен — он не собирался дать мне возможность воспользоваться его промахом в виде какой-нибудь наспех состряпанной измены. Но когда в минуту слабости он все же потерял это преимущество, он больше не мог меня удерживать. Он беспощадно и с презрением осудил себя и признал виновным.

— Да, он мог бы скрыть это, — согласилась я.

Айрис пробормотала, что, она надеется, меня это не очень расстроило.

— Нет, — сказала я, — Пусть это тебя не беспокоит, меня это совершенно не расстроило. — Я говорила правду, ибо самообладание снова вернулось ко мне. Даже в этой комнате я ощущала присутствие настоящего, как прочную стену за своей спиной. И когда я посмотрела на Айрис, она уже показалась мне чужой, так же как была мне чужой та я, что осталась в прошлом. Айрис говорила с подругой, которая уже покинула ее, которой не было рядом.

Мы еще немного поговорили о разных пустяках.

— Я так рада, что повидалась с тобой, — сказала Айрис несколько обиженным голосом, потому что я встала, собираясь уходить. Глаза ее наполнились слезами. — Не будем терять друг друга из виду. Старые друзья не должны, правда? Я знаю, что ты очень занята, Кристи, и встречаешься со множеством людей, но все же обещай мне, что ты будешь навещать меня. — Она взяла в руки куклу и, обращаясь к ней, сказала: — Она должна навестить тебя, не правда ли, крошка? Ведь тебя нельзя забыть, особенно если расписался в твоем альбоме, правда? — она поцеловала меня в щеку полуоткрытым ртом, оставив влажный след. — Теперь, когда дети разъехались, мне так одиноко. Ты не должна забывать меня. Ты моя лучшая подруга.

Я не стала ждать автобуса, ибо боялась, что Айрис смотрит на меня в окно, как смотрела недавно я на прощание влюбленных. Я сказала себе, что снова навещу ее, потому что жизнь у нее бедна, а у меня так богата; но я знала, что не сделаю этого. Не потому, что я все еще боялась ее или была такой эгоисткой, что меня не трогала ее судьба, Я боялась прошлого, которое неотступно следовало за нею, как тень. Прошлое обогащает. Однако жить мы должны настоящим, если хотим казаться настоящими не только себе, но и тем, кто окружает нас. Едва ли будет польза от того, что, нанеся обиду, мы будем лишь сожалеть об этом, признавать свою вину и мучиться ею, раскаиваться в словах, сказанных в минуту гнева, или в поступках, совершенных якобы из смелости и честности. Все это лишь примиряет нас с самими собой; чувствуя раскаяние, мы стремимся приукрасить себя. Если мы можем что-то исправить — это хорошо, ну а если нет, то мы должны отказаться от тайного самобичевания, как от недопустимой слабости. Пусть прошлое хоронит своих мертвецов, как сказал бедняга Лесли. Наше прошлое не должно бросать свою тень на жизнь тех, кто к нему не причастен.

Я шла по Норт-Сайд, мимо дома, где жили мы с Нэдом, мимо церкви, где мы венчались. Баттерси-райз, сверкая серебром и золотом, протянулась от парка Клэпем-Коммон до Сент-Джонс-роуд и дальше, до следующего перекрестка. Под ярким солнцем пылали купола масонской капеллы. Я поймала себя на том, что с удовольствием думаю о возвращении домой, о встрече, обмене новостями за день, о тихой вечерней беседе. Как прошел день? Устал ли он? Есть ли письма? Что интересного?

Под гору, с силой нажимая на педали, ехал на велосипеде подросток в школьной кепке, сдвинутой на затылок круглой светлой головы; лицо его блестело от солнца и пота, губы что-то насвистывали. Он был так похож на Дики, что на мгновение прошлое снова взяло власть надо мной. Но вот юноша спрыгнул с велосипеда и заговорил с девушкой. Его голос был голосом незнакомого человека. Я не знала его, он не имел никакого отношения к тому, что было мне знакомо. И весь квартал вдруг стал мне чужим. Мне нечего было здесь делать, и никому здесь не было дела до меня. На вывеске я прочла незнакомое имя.

Чужая здесь, я была свободна.