Да, та история наделала много шума.

Особенно тяжело на это отреагировала Диана. Она пришла в комнату Леры. Та как раз расчесывалась, готовясь ко сну. Диана присела на кресло за спиной Валерии и негромко произнесла:

— Прости меня, Лера. Прости… Я виновата. Во многом. Где-то смалодушничала. Где-то не поверила. Где-то тебя напугала. Да-да, напугала, не подумав о том, что будешь испытывать ты. Знаешь, как туман перед глазами, а в голове набатом — близнецы, близнецы, близнецы. И боль от того, что я потеряла сестру… А оказалось вон что, — на Диану было больно смотреть. От холеной женщины, привыкшей выглядеть идеально и в любой ситуации держать удар, не осталось и следа. Сейчас она казалась постаревшей на десять лет. И, глядя на нее, Лера верила каждому сказанному слову. В то, что она искренне раскаивается.

— Что с Дариной?

Диана покачала головой.

— Я в шоке… Нет, в ужасе. Как же так… То есть, понимаешь, она через вас… меня уничтожить…

— Да, Тимур говорил.

Лера, не выдержав, обернулась.

— Диана, не рви душу ни себе, ни мне. Я все понимаю. Ты не виновата. По крайней мере, ты не несешь ответственность за поведение сестры. Она замышляла убийство. А ты… — девушка сдержанно улыбнулась. — Сейчас я замужем за Тимуром. Мы вместе будем растить детишек. И будет здорово, если ты нам будешь помогать.

Стоило это сказать, чтобы увидеть, как на лице несчастной просияла надежда.

— Но, Диана, давай договоримся. Не перегибать палку. Ты понимаешь, о чем я.

Женщина медленно кивнула.

— Спасибо. Я… не ошиблась в тебе.

Лера не стала уточнять, что та имела в виду.

Дарину признали невменяемой и отправили на принудительное лечение. Что будет потом — время покажет.

Одним из самых запоминающихся моментов за прошедшие месяцы была реакция Тимура на первое шевеление деток.

Валерия с Тимуром лежали на разложенной софе и смотрели телевизор. Это было в Праге. Тимур утащил жену с собой, естественно, предварительно получив добро от Орешко.

— Тимур Олегович, рожать вы у меня будете? — в голосе женщины слышалась наигранная обреченность.

— У вас, Ангелина Геннадьевна, у вас.

Тимур с переговоров освободился раньше, и, купив мороженое, отправился в отель. Леру обнаружил, смотрящей телевизор.

— Не возражаешь, если я присоединюсь?

Спрашивающий разрешения Сардынов для Леры на тот момент все равно продолжал относиться к категории чего-то новенького. Но такого долгожданного…

— Мороженое, — она едва не захлопала в ладони от восторга. — Тимур, как ты догадался? Я только что сидела и думала, что хочу именно мороженое. Клубничное.

Мужчина нахмурился, искренне озадачившись внезапно возникшей проблемой.

— Я взял фисташкого.

— Господи, какая разница, — в сердцах пробормотала молодая беременная женщина, протягивая загребущие ручки к лакомству. — Все равно, какое! Это же МОРОЖЕНОЕ!

Если Тимур и что-то понял, то относительно.

Скинув пиджак, он устроился рядом с женой. Переодеваться не хотелось. Он вытянул ноги и сказал:

— Иди ко мне.

Лера, увлеченно уплетая сладкое лакомство, с радостью устроилась на плече мужа.

Есть в жизни счастье.

Мороженое. Любимый мужчина. И спокойствие на душе.

Они молча смотрели фильм. Лера полудремала на плече Тимура. Тот немного сменил положение, и теперь его рука лежала на заметно подросшем животе жены. После того, как миновал рубеж в шестнадцать недель, животик у Леры начал расти не по дням, а по часам.

Тимур замечал за собой постоянное желание его гладить. Дотрагиваться до него. Обнимать. Он знал, что многие педиатры и гинекологи советуют даже разговаривать с еще не родившимися малышами, но пока для него это было… сложно. Он не мог гарантировать, что не будет целовать пузико жены не только во время сексуальных игр, а именно адресуя некий посыл нежности деткам.

Сейчас он уже ни за что не мог поручиться.

Держа в объятиях задремавшую Леру, он думал про нее. Сама еще почти ребенок. Доверчивая. Сильная. Добрая. Его.

И тут… легкое шевеление под его пальцами.

Тимур замер. Ему Лера говорила, что малыши вот-вот начнут шевелиться. Сначала едва заметно. А вот к концу срока…

Шевеление повторилось. У Тимура резко подскочил пульс. И он, повинуясь инстинкту, сделал то, о чем только что думал.

Поцеловал пузико Леры прямо через ткань легкого домашнего платья.

Лера тоже почувствовала шевеление одного из малышей. Боясь открыть глаза и спугнуть очарование, она затаилась, прислушиваясь к себе. Какое же это щемящее, нежное чувство. Первое шевеление. Бытует мнение, что мамочки, вынашивающие первенцев, зачастую путают шевеление малыша с теми же газами. Лера знала точно — это был один из малышей.

Когда же она почувствовала прикосновение губ Тимура, резко распахнула глаза.

Мужчина и молодая женщина сказали все друг другу без слов. Да и к чему они были в том момент — слова…

Такие нежные поцелуи все же вошли в привычку Тимура. Лера никогда не говорила, какой сильный эффект они производили на нее. Даже, наверное, сильнее, чем поцелуи Тимура в губы.

Особенно приятно было наблюдать за мужем, когда детки уже начали устраивать в животе «свистопляску». Живот отчего-то в прямом смысле ходил ходуном, именно вечерами. Тимур на это «безобразие» зависал. Смотрел, едва ли не моргая.

Роды у Валерии начались на седьмом месяце. Орешко предупреждала, что с двойней практически нереально проходить весь срок. Так что они были готовы.

И, кстати, они до последнего не знали, кто у них будет.

На УЗИ оба малыша, как сговорившись, не показывали свой пол. Решили устроить маме и папе сюрприз.

Так и оказалось.

Родились разнополые дети.

Гена не преминул пошутить по сему поводу:

— Девочка — для мелкой, пацан — для Тимура.

Услышав его комментарий, Валерия невольно посмотрела в сторону Тимура. В его глазах она прочла отражение своих мыслей — что было бы, если бы на самом деле пришлось детей разделить? Если бы они не смогли договориться? Если бы Тимур, не перешагнув через себя, не предложил новый контракт, а Валерия….

Она оборвала себя.

Стоп.

Не думать.

Уже в прошлом.

Зачем ворошить то, что кануло в Лету?

И все же…

Иногда стоило вспомнить прошлое.

Над детишками хлопотали все. И дня не проходило, чтобы Геныч, мама и Диана не навещали их. Сначала бывало такое, что приходили скопом. Потом поочередно. У Леры возникли подозрения, что они договорились. Да-да, договорились.

Кормила Лера грудью. Молока хватало обоим малышам.

С просьбой к Тимуру она обратилась, спустя два месяца после их рождения.

— Лера, так что там за просьба?

— Я бы хотела съездить на кладбище.

Реакцию мужчины было не сложно предугадать — он удивился.

— На кладбище?

— Да.

— К кому?

— К бабушке Глафире.

Кто она такая уточнять не имело смысла.

Тимур без колебаний ответил.

— Хорошо. В четыре тебя устроит?

— Ой, отлично. Я как раз уложу малышей спать.

— Освобожусь, позвоню.

— Может, мне приехать в тебе?

Тимур мотнул головой.

— Сам заеду.

На поездки Валерии по-прежнему налагалось строгое «табу». Или с Дмитрием, или с мамой, или с Тимуром. Одна — ни-ни. По первости Лера обижалась, потом смирилась.

День пролетел в приятных хлопотах, и к назначенному времени она была готова. Сцедив молока на тот случай, если она не вернется в срок, а детки проголодаются, она передала бутылочки Диане.

Та смущенно улыбнулась.

Диана сильно изменилась с той поры, как родились детки. Иногда Лере начинало казаться, что та считает себя едва ли ни бабушкой. Ну, или родной теткой. Хлопотала, гуляла с ними, даже памперсы меняла. Надышаться над ними не могла.

Что самое удивительное: Лера к этому отнеслась спокойно. С пониманием. Да и ей лишней помощь никогда не будет.

На кладбище было немноголюдно. Тимур предварительно купил цветы, за что она была ему благодарна.

— Ты, наверное, хочешь побыть в одиночестве?

— Да, если можно.

Он кивнул.

— Подожду тебя на скамье. Вон под тем дубочком.

— Спасибо.

Лера встала на цыпочки и поцеловала его в щеку. Забрав цветы, направилась к ухоженной могиле. За ней присматривала соседка бабушки Глафиры, с которой они дружили. По возможности, и Маргарита Николаевна приезжала. Да и сама Валерия, пока не случилась беда с аварией, старалась прибраться на могилке хотя бы раз в четыре месяца.

— Бабуль, прости, что долго не была. Закружилась… Ой, вот снова, даже не поздоровалась. Прости… Здравствуй.

Лера положила цветы на могилку и опустилась на низкую скамью, установленную Генычем.

Помолчала, кусая губы.

— В моей… нашей жизни, бабуль, многое произошло. Очень. Да и что говорить, ты и сама знаешь. Я пришла сказать «спасибо». А еще, надо признать, что ты оказалась права. Зря смеялись те, кто в твоих гаданиях видели шулерство. В отношении меня ты… — Лера облизнула внезапно пересохшие губы и улыбнулась сквозь слезы, невольно навернувшиеся на глаза. В горле образовался ком, мешал говорить. — До сих пор не верю, что все так сложилось… Помнишь утро, когда мы обнаружили сильно избитого молодого человека… И те слова, что ты произнесла мне вечером накануне… Гадая. Я пристала к тебе, а ты не хотела. Говорила, что я слишком маленькая. Глупая. Я и сейчас себя не считаю большой да шибко умной, — девушка усмехнулась. Самоирония — это хорошо. — Ты посмотрела на разложенные карты и сказала мне, что однажды в мою жизнь придет Ночь. Темная. Непроглядная. Ночь, что пожелает забрать самых близких мне людей. И что не стоит отчаиваться. Потому что в этой Ночи я встречу человека, который обязательно перевернет весь мой мир. И к двум имеющимся у меня близким людям прибавит еще двух… Я не поняла ничего. Совсем-совсем ничего. Почему-то помню очень хорошо те свои мысли. Я уже знала грамоту и никак не могла понять, как к двум живым людям кто-то еще способен прибавить двух. Теперь знаю. Спасибо тебе, родная. Спасибо…

Тимур издали наблюдал за Валерией. Сегодня на ней было темно-синее платье, туфли на невысоком каблучке и длинный жакет. Роды и кормление изменили фигуру жены, но не кардинально. Чуток остался лишний вес да груди стали еще роскошнее. Ему нравилось. Все.

Для него Валерия была идеальной. Маленькой, смелой женщиной, пришедшей в его жизнь в роли купленного тела и ставшая матерью его детей. Глядя на нее сегодня, он вспомнил день, когда они подписывали второй договор. Вернее, состоявшийся потом разговор с Дианой. Она, постучав, вошла в кабинет, когда он просматривал вечернюю почту.

— Тимур, можно?

— Да.

В руках она держала бумаги.

Он сразу даже и не понял, какие…

— Вот. Ты бы не разбрасывал… Конечно, не мое дело, но…

Она протянула ему им же порванные документы. Нет, не документы. Муляж первого контракта. Без их подписей… Безо всего.

Тимур не испытывал угрызений совести. Ни по какому случаю.

Да, порой был чрезмерно властен. Возможно, зря затевал те же эмоциональные качели в начале их знакомства. Но когда он планировал получить ребенка, то и мысли не допускал о полноценной семье. Сейчас понимал, как был не прав. Не мог насмотреться, как Валерия возится с детишками. Она спала урывками. За ночь поднималась к малышам раз пять-шесть. При этом ни разу не сорвалась ни на нем, ни на них. Улыбалась, сюсюкалась.

Да чего греха таить, она и его вниманием не обделяла. Пока нельзя было заниматься сексом, удовлетворяла его ртом или рукой.

Уставала, он видел. Но не жаловалась.

— Я же мама, — однажды сказала тихо-тихо. — И твоя жена…

И вот после этой фразы в душе Тимура что-то екнуло. И у нее он хотел забрать ребенка…

Увидев, что Лера возвращается, поднялся. Заметив слезы, блестящие на ее глазах, нахмурился. Тимур понимал, она растрогана, как-никак она побывала на могиле близкого человека. И все же видеть ее слезы было было…больно.

Не должна она плакать. Никогда.

— Ты как? В порядке?

— Да.

— Домой?

— Да, конечно, к деткам.

Он приобнял ее за талию, притянув к себе. Она доверчиво прижалась к нему.

До машины они дошли быстро.

Заведя двигатель и тронувшись с места, Тимур с легким удивлением увидел, что Валерия закопошилась. Туфли скинула, заерзала.

— Что ты делаешь?

Колготки скинула.

— Мужа дразню. Имею право.

В ее руках появились белые трусики, которые тотчас отправились в сумочку.