Волосы упали ему на лицо, не позволяя мне ничего видеть. Я

ощущал тепло его губ на коже, и эти прикосновения были ласковыми,

как поцелуй любовника. Я сжал кисть в кулак и дернулся, когда он

большим пальцем надавил на запястье, пережимая вену. Свободной

рукой я вцепился в одеяло.

Его дыхание овевало мою кожу, словно летний бриз, теплый и

влажный. Он впечатался ртом в мою кожу, всосав её так сильно, что я

задохнулся и едва сдержал порыв оттолкнуть его. Пальцы, такие

нежные минуту назад, теперь вцепились в мою руку железной хваткой.

Я мог бы попытаться вырваться, но сомневался, что меня отпустят. Он

осторожно проколол кожу тонкими, словно иголочки, клыками, и резко

вонзил их глубоко в запястье.

Я бездумно забился, по всему телу прошла судорога. Теперь я

понял, что он держит меня так крепко не из-за сильной жажды.

Отпусти он меня сейчас, я бы разодрал себе запястье о его зубы.

Он пил, жадно высасывая кровь в том же ритме, в каком

оглушительно билось моё сердце. Борясь с непреодолимым

защитным инстинктом, я потянул одеяло так, что оно затрещало.

Он уложил меня на спину и вытянулся на мне, вжимая в постель с

силой, неожиданной для такого хрупкого телосложения, так что я не

смог бы сопротивляться, даже если попытался. Для чьей это было

пользы, моей или его? Он продолжал ритмично сосать, не отрывая

клыков.

Я много раз унижался, исполняя желания клиентов, только чтобы

отработать деньги. Но я никогда не чувствовал себя настолько

беспомощным, как тогда, полностью одетым, под легким весом

Майкеля, ощущая его клыки на запястье.

В своих мыслях я проклинал слухи последними словами. Это не

приносило никакого восторга, никакого восхищения – только

пульсирующую боль в ране и тепло Майкеля, пьющего мою кровь.

Каким-то образом моя рука оказалась на его голове, пальцы

переплелись с прядями волос, хотя я не помнил, как делал это. Не

думаю, что собирался оттолкнуть его – это было бы глупо – просто

мои пальцы искали, куда бы вцепиться, и здесь нашлось весьма

подходящее место.

Когда он, наконец, вытащил клыки и отпустил мою руку, я

чувствовал себя таким истощенным, будто сражался с барсуком. Я

упал обратно на матрас, а Майкель уткнулся лбом в мое плечо. Его

спина вздымалась так, словно он устал не меньше моего. Мгновение

спустя он скатился с меня. Опершись на невредимую руку, я взглянул

на него.

— Это действительно всё, что вы от меня хотите?

Не открывая глаз, он медленно кивнул.

— Дай мне спокойно выспаться, и я буду вполне доволен.

— Как пожелаете, — пробормотал я и вернулся к комоду. Для

подобных случаев у каждого в комнате были припрятаны бинты, хотя,

засовывая свой набор в дальний уголок комода, я не думал, что когда-

нибудь им воспользуюсь. И всё же я был рад, что он у меня есть. Я

осторожно присел на край кровати, чтобы перевязать рану. Когда я

закончил, Майкель уже спал, уютно устроившись поверх одеял. Я

выскользнул из комнаты и направился вниз в поисках завтрака.

Элиза разрешила мне подремать в её постели, а потом всё утро

задавала бесконечные вопросы о Майкеле. Она сентиментально

вздохнула, когда я сказал, что он отказался от моих услуг, несмотря на

то, что полностью их оплатил, и вздрогнула, словно стала причастна к

распутной тайне, когда я показал ей перевязанную руку. Она снова и

снова просила меня описать нашу встречу, пока я не понял, что она

ждет от меня одной из тех слащавых до тошноты историй, которые

рассказывают остальные – о всепоглощающей страсти и

невообразимом удовольствии. Я отделался от неё, сославшись на

недомогание, и проспал несколько часов, пока меня не разбудило

заглянувшее в её окно полуденное солнце.

Я мог бы встать, запереть ставни и поспать ещё пару часов. Но

вместо этого лежал, прикрывая глаза ладонью, и думал о своей

комнате и человеке, лежавшем в моей постели.

Запястье болезненно ныло. Я вытянул руку, чтобы осмотреть

повязку, и огорченно заметил, что кое-где проступила кровь. Оставь я

всё, как есть, бинты присохли бы к ране. Я встал, взял кувшин Элизы,

налил воды в таз и, окунув туда предплечье, стал осторожно

разматывать повязку.

Действуя медленно, чтобы дать бинтам смягчиться под

воздействием воды, я развернул последнюю полосу. Но, несмотря на

осторожность, рана открылась, и проступила пара капель крови. Смыв

их, я направился к себе, чтобы наложить новую повязку.

Опасаясь недовольства Майкеля, который просил не тревожить

его сон, я толкнул дверь так осторожно, как только мог, чтобы не

заскрипели петли. Но он пошевелился и оперся на локоть, не успел я

сделать и пары шагов.

Я замешкался.

— Не думал, что вы так рано проснетесь.

Он откинул волосы со лба. Его взгляд остановился на моем

запястье.

— Я почуял запах крови.

Я нахмурился и показал ему открывшуюся рану в качестве

объяснения.

— Извините.

Он помотал головой, словно отмахиваясь от моего беспокойства,

лег обратно, опершись на спинку кровати, и стал следить за мной,

когда я направился снова перевязывать рану.

Я повернулся к нему спиной и нахмурился, чувствуя пристальный

взгляд, от которого по коже побежали мурашки.

— Я тебе действительно не нравлюсь? — неожиданно спросил он.

Вопрос прозвучал удивленно и – что удивительно – даже довольно.

— Не слишком, — повторил я, не оборачиваясь.

Кровать скрипнула, и я представил себе, как он раскинулся на

постели, разглядывая меня всё с той же странной полуулыбкой.

— Ты мог мне отказать.

На сей раз я повернулся, недовольно сдвинув брови.

— А вы могли бы провести эту ночь в любой постели в

Амстердаме и утолить жажду крови с кем угодно – совершенно

бесплатно. Так почему же вы пришли сюда и заплатили такие деньги

за постель, если вам нет дела до наших услуг?

Он поднял взгляд к потолку и медленно смахнул прядь волос,

приставшую к губам.

— Люди, готовые броситься к моим ногам... Они все одинаковы.

Им нет до меня дела, их вообще не волнует, что я о них думаю.

— А вас волнует, что думаю я? — Я покачал головой и завязал

кончики бинта в узел.

— Ну, это другое, — сказал он, улыбнувшись одними уголками губ,

словно стеснялся сделать это в открытую.

Я нашел ботинки там же, где оставил их утром.

— До наступления темноты ещё несколько часов. Предлагаю вам

провести это время с пользой. Ночью мне вновь понадобится постель.

Он дружелюбно кивнул в ответ, но даже не шевельнулся, чтобы

лечь обратно.

Я нетерпеливо вышел из комнаты. Если он думал, что я буду его

уговаривать, то сильно ошибался. Он купил мою кровать с рассвета до

заката, и может распоряжаться этим временем как ему пожелается. И

если одинокое заточение в моей тусклой комнатушке, где самое

интересное занятие – изучение текстуры дерева на стенах, доставляет

ему больше удовольствия, чем мои услуги – это его право.

Почти все девушки уже проснулись и готовились к вечеру, украшая

волосы и подбирая духи. Некоторые вооружились иголками и

зашивали одежду, пострадавшую от особо усердных клиентов.

Гордость проститутки заключается в её внешнем виде, побрякушках,

аромате и тех усилиях, которые она прикладывает, чтобы выделиться

в переполненном борделе и во всём де Валлене2. Но когда я

спустился по лестнице, они побросали свои занятия, окружили меня,

2 Де Валлен – самый большой и наиболее известный район «красных фонарей» в Амстердаме.

словно я сам был вампиром, и потребовали рассказа во всех

подробностях.

Будучи не в состоянии пробираться через толпу, заполнившую

салон, я уселся на ступени и задумался, был ли Майкель фон Трит

худшим, что могло со мной случиться.

оставить свою "спасибу"

Глава 2

Я не ожидал увидеть вампира снова. Расценив его визит как

неожиданную выгоду и непыльную ночную работу, я спрятал деньги

подальше в комод и продолжил заниматься своим делом. Ровно

неделю спустя, такой же бесконечно тоскливой ночью, я спустился в

салон и замер, увидев Майкеля в фойе. Держа в руках шляпу, он

вглядывался в толпу проституток: его глаза казались слепыми, пока не

засияли, когда он заметил меня. Он улыбнулся – лениво и лукаво, без

всяких полутонов – и начал пробираться ко мне сквозь толпу.

— Арьен, — он склонил голову в знак приветствия, — ты не

назначал встреч на сегодняшний вечер?

— Нет, — не подумав, выпалил я.

Я вцепился в перила так, будто хотел сбежать и тем самым

избавиться от него.

— Примешь меня?

Прежде чем я смог хоть что-то ответить, он кинул мне кошелек,

набитый монетами. Я поймал его машинально, ничего не

подразумевая, и уже хотел было бросить обратно, когда понял, что

такое поведение только развеселит этого ненормального.

А раз я не мог вернуть деньги, пришлось их принять. Опустив руку,

которую оттягивал тяжелый кошель, я развернулся к лестнице.

— Ну, прошу.

Молчал я только до тех пор, пока не закрыл за нами дверь.

— Почему я? — набросился я на него. — Ты же знаешь, что

неприятен мне. Так почему ты снова пришел?

Он одарил меня беспечной улыбкой и направился к окну, чтобы

убедиться, что ставни плотно закрыты.

— Знаешь, меня давно не оставляли в покое на целую ночь. Я не

припомню, когда в последний раз так хорошо высыпался. Эти

женщины постоянно будят меня, желая забраться ко мне в постель.

— Они проститутки, — сказал я, пожимая плечами. —

Естественно, что мужчине, лежащему в их постели, они будут

предлагать свои услуги.

Он положил шляпу на комод и бросил на меня насмешливый

взгляд.

— А ты не проститутка?

Если он хотел вывести меня из себя, я определенно его

разочаровал.

— Я этого и не отрицаю. Ты тоже, наверняка, живешь не так, как

все говорят.

Он облокотился на комод и удивленно вскинул бровь.

— И что же обо мне говорят? Что я способен ублажить дюжину

женщин одновременно и показать пару-тройку постельных хитростей,

о которых не знают даже опытные шлюшки?

— Ты шутишь, но даже не представляешь, насколько ты близок к

истине.

— Да? В таком случае... — Он расстегнул ворот сорочки, снял

галстук и положил его рядом со шляпой. — Придется мне считать это

не только проклятьем, но и благословением.

«Не спрашивай, — велел я себе, чувствуя, как рвутся с губ слова.

— Он же тебя дразнит». Но я не смог сдержаться.

— Почему ты так считаешь?

Он махнул рукой – небрежно, как любой человек, привыкший к

власти.

— Если бы не подобная репутация, я бы не был тебе неприятен. А

значит, не найти бы мне покоя даже здесь.

— Ты слишком высокого мнения о себе. Полагаю, ты не

понравился бы мне в любом случае, просто потому что ты – это ты.

— Возможно. — Он оттолкнулся и уселся на комод. В свете лампы

его глаза сияли озорным блеском. — Но я сомневаюсь.

Я уставился на него, глядя, как он болтает ногами, и его каблуки

стучат по дверцам комода.

— Что ты делаешь?

Он поднял брови, изображая из себя невинную простоту.

— Ты о чем?