Евгения Чепенко - Кровь решит за нас

20xx год

1 августа

Воскресенье

Нина открыла корзину с бельем, вынула рубашки Игоря. Машинально принялась проверять карманы. Итак, улов ушедшей недели: волосы женские двух цветов (скатала, выкинула); булавки четыре мелких (это секретарша, она все к гадалке шляется, за… задолбала, короче); губная помада опять же двух цветов на лацканах (не страшно, так сделать и она могла). Почистила, отделила светлые от темных, кинула в машинку первую партию, насыпала порошка. Внимание привлекли молочные брюки, точнее довольно неприятное пятно на кармане. Нина прищурилась, склонилась к корзине, достала, аккуратно двумя пальцами залезла в карман и вынула использованный слегка прилипший к ткани презерватив. Поднесла к глазам, сморщилась. В животе зародилось отчаяние, злость, раздражение. Любить Игоря она устала еще года два назад, поэтому больно сейчас не было. Все страдания, метания и слезы остались в прошлом. Они продолжали жить примерной семьей, потому что так было выгодно им обоим, так было лучше для сына… Но черт дери! Это уже слишком!

Нина стиснула зубы, чеканным шагом дошла до мусорки, швырнула отвратный предмет и вымыла руки. Обернулась. Стирает, готовит, содержит этот дом. А зачем? Саньке восемнадцать. Неужто, он не поймет мать? Он умный парень, все видит, все знает. Нет. Хватит!

Женщина вернулась к машинке, вывалила белье, что было грязным, перемешала. Взяла пустую корзину, вышла в гардеробную, свалила все чистое мужское, что неделю назад собственноручно стирала и отглаживала, добавила к общей куче на кухне, снова перемешала, запихнула обратно. Поместилось не полностью, и ладно, остальное подвинула ногой валяться рядом. Вышла в гостиную, набрала номер сына.

— Сань, привет.

— Привет, мам, — осторожно начал парень. Ну, еще бы. Думает, она его попрекать начнет или что другое.

— Сань, знаешь, я тебя люблю!

— Все, мам, я еду! — раздались короткие гудки.

— Сань… — Нина зачем-то подула в трубку. Не помогло. Вот о чем думала? Набрала снова.

— Сань, это я так просто…

— Я уже за рулем, мам, все, — снова отключился.

Она чертыхнулась, сердито прошла на кухню, достала коньяк и рюмку, выбралась во двор. Ночной теплый воздух окутал уставшее тело. Вокруг уличных фонарей собрались стаи мошек и ночных бабочек, возле забора надрывались сверчки. Женщина глубоко вдохнула запах лета и, спустившись со ступеней, добрела до садовых качелей. Как же потрясающе хорошо на улице! А она и не думала, она для чего-то стирала. Откинулась на спинку и уставилась на прозрачное звездное небо. Большое черное полотно с маленькими яркими дырочками звезд, и млечный путь. Когда-то в молодости, она обожала просто лежать на земле и смотреть на млечный путь. Отвинтила крышку, налила, выпила залпом, затем оглядела бутылку, рюмку, подумала, пожала плечами, отставила мелкую бесполезную сейчас стекляшку в сторону и глотнула из горла. Жидкость приятно обожгла горло. Нина вынула китайскую шпильку из прически, распустила волосы, взлохматила.

— А-а-а, — тишину позднего вечера разрезал шум трассы и теперь ее собственный блаженный стон. — Как ж хорошо…

— Мне нальешь?

Женщина подпрыгнула. Так умел только ее сын. Появиться из ниоткуда и сказать нечто неправильное так, что невозможно сопротивляться. Даже его отец никогда так не умел. Лет с двенадцати избалованный единственный сын Санька стал неуправляем с точки зрения матери, и тогда Нина научилась с ним авторитетно дружить. Поначалу было тяжело, но потом ребенок втянулся, осознал, принял и понеслось как по накатанной. Женщина порой с ужасом наблюдала за тем количеством девушек, что вешаются на него. Деньги, ум, красота, молчаливость. Все — это ее Санька. И они летели как пчелы на мед. С одной стороны в душе жила странная гордость, с другой — страх за него. Нине совершенно не хотелось вырастить второго Игоря. Она похлопала ладонью рядом с собой.

— Садись, — отсалютовала бутылкой. — Ночь и ты снова в черном.

Парень не обратил внимания на слова, подошел, сел.

— Так нальешь?

— Ты еще за рулем сегодня? Тогда нет.

— Наливай. Пусть катятся. Что случилось? — он забрал из рук матери бутылку, поднял с земли рюмку, налил, выпил.

— Ничего, Сань, — она вернула себе вожделенную янтарную жидкость, приложилась к горлу. — Все. С тебя достаточно. Я и так не знаю сколько ты пьешь там, со своими друзьями.

— Много, — честно ответил парень.

— Очень обрадовал… да.

— Мам, просто скажи, кто на этот раз? Понятно не секретарша. Кто?

Нина удивленно уставилась на сына. Ее поразило все. Холодный взгляд в свете тусклой лампы у входа, холодный голос и абсолютное спокойствие.

— Не знаю. Просто устала, — честно ответила она. Санька обнял мать, взлохматил длинные волосы на макушке.

— Ну и чхать на него. Достал. Переезжай ко мне!

Нина растерялась. Год назад с ее и маминой инициативы сыну подарили отдельную квартиру. Игорю тогда на всякий случай не позволили вложить ни копейки. Женщина вздохнула. Нет. Не годится.

— Это твоя жизнь, Сань. Я не буду в нее вмешиваться.

— Мам, чего за бред? Нормально питаться начну, ты сама говорила…

Нина с удивлением взглянула в зеленые глаза сына. Это был самый действенный аргумент, и он знал об этом, а значит не просто проявлял вежливость или жалость. Санька и в самом деле предлагал выход. Она перевела все тот же пораженный взгляд на дом, который последние десять лет холила и лелеяла. Разбила цветник. Столько трудов. Игоревские партнеры на званых праздниках восхищались, жали руки и договаривались, договаривались…

— Мам, помнишь как в фильме? Подними вверх руку, опусти резко вниз…

— Ну и х-х-хрен с ним! — обрадовалась женщина. В голове было удивительно светло и легко. Решение пришло само. Сын помог. Поразительно!

— Сань, — она обняла своего ребенка. — Откуда только ты у меня такой?

— Да, я вот все надеюсь, может, ты папику хоть раз изменила восемнадцать лет назад.

Она возмущенно подскочила с качелей.

— Шучу, — прошипел парень.

— Вот шуточки у тебя, — оба прекрасно поняли, что он говорил по большей части серьезно, в голосе скользила злость. Снова вздохнула.

— Дай бутылку.

— Обойдешься. В Японии совершеннолетними считаются с двадцати одного.

— О! Ма-а-ам, — закатил глаза парень. — Ладно. Поехали?

— Куда? — не поняла женщина.

— Как куда? Ко мне. Собирайся давай.

— А… а… — Язык перестал ворочаться сам собой. А действительно, что мешает-то?

Санька поднялся сам, потянул за локоть мать.

— Пошли, чемодан твой собирать.

— В тебе коньяк!

— Такси вызовем, машину утром заберу. Заодно с батей обсужу насущные проблемы.

— Какие?

— Твой переезд.

У Нины сложилось стойкое ощущение, что она ребенок, которого собирают завтра в школу.

— Откуда у тебя такой характер?

— Недели через две отойдешь, глянешь в зеркало и поймешь, — усмехнулся парень. — Идем.

Полтора часа спустя Нина лежала на диване, смотрела в потолок и размышляла о бренности своего бытия, о предательстве мужа и о сыне, в основном, о сыне. В груди плескалось абсолютное чувство любви гордости и восхищения. Надо же. Она, оказывается, умудрилась вырастить человека, на которого можно рассчитывать в трудную минуту. С ума сойти! Пусть взглянет тот, кто сказал, будто баловать ребенка плохо? Ребенка надо любить, давать пример, разговаривать с ним, убеждать, помогать, убивать лень, а научится всему в жизни он сам. Кажется, ее тактика принесла плоды. Хотя… кто знает? Может всего-навсего везение. Тоже вариант.

Нина повернулась на бок. Сна ни в одном глазу. Вспомнилось знакомство с Игорем. Ей тогда было как Саньке сейчас, а будущему мужу уже двадцатник. Сын партийных родителей. Студент, но уже тогда работающий студент. Младше, да, немного. На глаза навернулись слезы, вздохнула, повернулась на спину, отогнала паршивые думы. С утра к Игорю на работу, встречаться с ним после учиненного погрома одежды, смотреть в глаза всем бабам, что за ее спиной желали развода. Нина с ужасом представила себя там, стало дико жаль себя. Надо позвонить маме. Что она скажет? Женщина знала и так. Скажет, что давно просила сменить работу.

— Дура! — в сердцах прошипела, подскочила с дивана, вышла на открытый балкон. Прохладный ветер освежил лицо. Нет. С утра она не выйдет в офис. Пусть Игорь сам разбирается, он владелец в конце-концов. Не ее это проблемы теперь, она ему ничего не должна, все что была должна, давно отработала. С души свалился очередной камень, стало хорошо.

— Мам?

Она резко обернулась.

— Ты чего не спишь?

— Не могу. Сань, я работу сменю.

— Само собой, мам.

Нина вдруг подумала.

— Сань, ты иди ложись, спи, тебе самому с утра рано. Я одна нормально, только дай сигарет.

— Я не курю.

— Знаю. Но есть коллекционная евро-пачка лм на холодильнике для друзей.

— Ой, мам, — парень снова правдоподобно закатил глаза. — Ты иногда меня пугаешь.

— Не переживай, сын. Ты меня чаще.

Санька засмеялся.

— Еще что?

Нина задумалась.

— Кофе. И одолжи свой айпод.

— Ты вряд ли такое слушаешь, — парень с сомнением покачал головой. — Подождешь пока найду тебе новую музыку?

— Нет. Хочу твою!

— Ну смотри…

Исчез, спустя минуту принес плеер, сигареты с зажигалкой, заварил растворимый кофе. Нина поблагодарила ребенка, отправила спать. Понюхала напиток, поморщилась. С новой зарплаты купит сюда кофеварку. Это ж жуть что.

Поставила чашку на столик, вставила наушники, включила, отрегулировала громкость, закурила, перегнулась через перила. Да. Так определенно лучше. Первые пятнадцать минут музыка и правда была ужасна, а потом… потом ей понравилось.

“Come as you are, as you were

As I want you to be

As a friend, as a friend, as an old enemy

Take your time…” — пел хриплый голос в ушах. Нина взглянула на экран. Nirvana. Хорошее название, подходящее, да и музыка подходящая. Глотнула кофе, затянулась. Кажется, она на деле начала впадать в нирвану. Как ж хорошо!

Захотелось вдруг вновь стать молодой, вернуть свои восемнадцать, плюнуть на молодого перспективного красавчика, мечту девчонок всего факультета, и пойти иным путем, своим собственным. Нет. Тогда бы у нее не было Саньки. Лучше так. Переспать с Игорем и после залета уйти. Ведь могла же. Могла, да не сделала. Обидно осознавать ошибки юности. Стоило бы догадаться о маячевшем будущем, несмотря на свои годы дурой-то не была, горбатого могила исправит, но ведь влюбилась, жить не могла, глупая.

В браке было много хороших мгновений, но болезненных, убивающих любовь на корню все же больше, и они перевесили чашу. Так-то. Наказала сама себя. В клуб бы что ли. Как на зло, ни одной подруги рядом, а те, что есть, живут далеко, у них свои семьи.

— А и х-х-хрен с ним. Одна схожу, — прошептала в темноту женщина. Докурила, выпила кофе и ушла в кровать, наушники вынимать не стала.

2 августа

Понедельник

Сознание не по собственной воле вернулось в бренное тело. Саша, не глядя, нащупал телефон, выключил будильник, потер глаза, сел. Вспомнились события вечера, парень улыбнулся. Наконец-то ушла! Как давно он хотел ее забрать. Только кремний же, что решила — не свернешь. Решила, что сыну нужна семья и на тебе… хорошо, передумала. Услышав в трубке ее усталый голос, он все прекрасно осознал, обрадовался, понял, что действовать желательно немедленно, иначе она со своим сверх развитым самоанализом вернется к старым рассуждениям и успел. Замечательно.

Парень нехотя поднялся, умылся, вышел в зал. Мать спала крепко, немного хмурясь во сне. Он осторожно вытащил наушники, накрыл повыше одеялом, тихо переоделся, сбежал по лестнице на улицу, подставил лицо солнцу и еще пока прохладному ветру. Хороший день начинался.