Жюльетта Бенцони - Кровь, слава и любовь

Джанчотто появился на пороге ночи.

Карлик обезумел от гнева и грозился спалить весь дворец, но брат удержал его.

– Ты приехал слишком рано. Франческа еще не удалилась в свою спальню. Они с Паоло в саду. Вместе читают стишки.

– Я хочу их видеть… видеть немедленно!

– Тогда иди… Только потихоньку…

Действительно, Франческа и Паоло в это время, сидя рядышком на каменной скамье в тени виноградника, читали книгу о любви королевы Джиневры и рыцаря Ланселота. Мирную сцену освещало колеблющееся пламя свечей в высоком канделябре. Влюбленные, чьи склоненные над книгой головы почти соприкасались, были так красивы, что Джанчотто, укрывшийся за лавровым кустом, заскрипел зубами. Время от времени Франческа и Паоло с улыбкой встречались взглядами, и рука ревнивца искала эфес шпаги…

Франческа повернулась к своему возлюбленному. На этот раз она не улыбалась. Долго и серьезно они смотрели друг на друга, потом Паоло медленно склонился к полуоткрытым губам Франчески.

И в этот момент Джанчотто с бешеным воплем выскочил из-за куста, держа шпагу наготове. Прежде чем Паоло успел встать и выхватить из ножен свою, ревнивый муж нанес удар. Франческа с пробитым горлом рухнула на землю. Почти сразу же рядом с ее телом упал труп Паоло… Ночной ветерок унес их последние вздохи, а песок, устилавший сад, впитал их смешавшуюся кровь…

Ночь была темной. В старинном феодальном замке, возвышавшемся над окрестными деревушками, царила полная тишина. Да и снаружи слышались только тяжелая и медлительная поступь караульных по окружавшей его каменной стене и звон то и дело ударявшейся о камень алебарды.

Женщина, стоявшая в темном коридоре, прильнув ухом к резной створке двери и затаив дыхание, жадно прислушивалась к тому, что за ней происходило. В коридор не проникал ни один даже самый тонюсенький лучик света. Какую тайну Катрин Эвеск пыталась выудить из этой темной комнаты? Шло время, но ничего, абсолютно ничего не было слышно.

Внезапно некрасивое лицо подслушивавшей женщины озарила торжествующая улыбка. Что-то она расслышала там, за дверью… Женский голос сначала казался очень слабым, но постепенно звуки этого тихого голоса окрепли, и Катрин заулыбалась еще шире. Ей удалось наконец разобрать слова любви – несколько коротких фраз… скорее даже их обрывки… Так шепчут, когда влюблены или когда говорят во сне. Катрин напряженно ждала. И не зря: вскоре прозвучало имя!

– Жан… – бормотала женщина в темной комнате. – О, Жан, как я люблю тебя!..

Это было все, что требовалось узнать Катрин Эвеск. Но поскольку любопытство стало терзать ее еще сильнее, она тихонько нажала на ручку двери, попробовала приоткрыть ее. Напрасные усилия! Комната была заперта на ключ изнутри.

Тогда, подобрав повыше юбки, чтобы не шуршали, женщина бесшумно заскользила вдоль темного коридора к ведущей в донжон лестнице, кое-где освещенной факелами, вставленными в железные кольца. С ловкостью, неожиданной при ее массивном сложении, она, перескакивая через ступеньки, быстро добралась до покоев вдовствующей маркизы.

Во все времена свекрови, любящие невесток, были большой редкостью. Старая маркиза де Северак, урожденная Жакетта де Кастельно де Клермон-Лодев, не составляла исключения. Со времени женитьбы своего сына, с самого дня свадьбы, которая состоялась ровно тринадцать лет назад 1 февраля 1622 года, она ненавидела свою невестку Глорианду де Лозьер, дочь маршала Франции. Она ненавидела ее, терпеливо дожидаясь своего часа, ненавидела беспощадно, тщательно скрывая эту ненависть, притворяясь ласковой и доброжелательной. Ее спокойное ожидание неотвратимого возмездия напоминало поведение огромной кошки, которая отлично знает, что маленькая беззаботная мышка рано или поздно не минует ее когтей.

Однако брак с прекрасной Глориандой ни в коем случае нельзя было бы считать непродуманным или случившимся в результате вспышки внезапной страсти. Девушка была обещана Луи д'Арпажону, маркизу де Севераку, ее отцом с самого ее рождения. Знатностью, древностью рода, богатством обе семьи не уступали друг другу. Пока невеста была еще ребенком, маркиза ничего против нее не имела. Но, подрастая, Глорианда становилась все более и более красивой. Кроме того, по мнению маркизы, девица была слишком кокетливой, обожала общество молодых людей, веселье, празднества и наряды. Наряды особенно. Все это неприятно удивляло и очень беспокоило суровую кальвинистку, какой была вдовствующая маркиза. И когда в один из вечеров, вскоре после свадьбы, до ее слуха донеслись отзвуки бала, когда под этими мрачными сводами, давно уж привыкшими к торжественной тишине, раздались веселые напевы скрипок, старая маркиза поклялась себе: под теми же самыми сводами увидит она в один прекрасный день траурную церемонию, похороны той, которая осмелилась не посчитаться с ней до такой степени.

Но она не была ни настолько глупа, ни настолько безумна, чтобы тотчас же перейти к действиям. Глорианда была очень красива, совсем молода (ей едва исполнилось пятнадцать лет), и тридцатитрехлетний маркиз был покорен ее юностью и изяществом. Завести речь о ее вероломстве сейчас означало бы лишь вызвать вспышку холодного гнева, безмолвного и беспощадного, гнева, который порой устрашал саму маркизу. Но, разумеется, Луи был очень ревнив, и именно на эту удочку мать и рассчитывала поймать сына, как только представится удобный случай.

Поначалу ей не везло. Молодая невестка не давала никакого повода для осуждения. Маркиз подолгу жил в своих поместьях, а когда отправлялся ко двору короля Людовика ХIII, то брал с собой жену. Но разразилась Тридцатилетняя война, и очень скоро у маркиза появилось множество обязанностей. Кардинал Ришелье находил для маркиза все новые и новые поручения, которые тот ревностно исполнял, мечтая, подобно своему тестю, стать маршалом Франции. Он был в Италии и в Германии, потом перебрался в Лотарингию. Глорианда вынуждена была поселиться в Севераке. Впрочем, жизнь ее не была так уж скучна и монотонна. Местное дворянство частенько баловало ее своими визитами. И прилежнее других навещал соломенную вдову молодой сеньор, живший неподалеку от замка, – Жан де Лессак…

В течение этих лет, несмотря на постоянные разъезды главы семьи, у Севераков родилось четверо детей, четыре сына. Первый ребенок прожил недолго, и Глорианда с трудом пришла в себя после этого. В 1632 году на свет появился Жан-Луи, второй сын, который и стал наследником. К тому времени Лессак уже год как посещал замок.

Естественно, настойчивость молодого человека не ускользнула от пристального взгляда старой маркизы, но она была слишком хитра для того, чтобы показать это. Она выжидала: пусть роман длится подольше. Стоит потерпеть, чтобы подозрения подтвердились полностью. Было бы слишком неосмотрительно вызвать у влюбленных тревогу, заставив их быть осторожнее. Лучше незаметно наблюдать за тем, как станут развиваться события. Старая маркиза для начала сочла за благо познакомить свою невестку с Катрин Эвеск, женой Бартелеми Эвеска, вигье Северака. Эта крепкая и очень некрасивая женщина, спокойная и незлобивая на вид, быстро завоевала полное доверие молодой маркизы. Подружиться с Глориандой де Северак было очень легко, от природы она была открытой и любезной. Молодая женщина охотно поверяла Катрин множество своих секретов, но… только не тех, которые касались сердечных дел. Хорошо зная своего мужа и свою свекровь, Глорианда понимала: такое лучше хранить в тайне. Несмотря на все приложенные усилия, жене вигье так и не удалось убедиться в обоснованности подозрений старой маркизы. Кроется ли что-нибудь, кроме простого кокетства, за отношениями юной маркизы и Жана де Лессак, существует ли между ними преступная связь – по-прежнему оставалось тайной. Ей ничего не удавалось пронюхать… вплоть до этой ночи, когда услышанные за запертой дверью слова показались ей разоблачающими юную чету. Катрин поспешила донести об этом старой маркизе.

Сидевшая в своей постели, опираясь спиной о гору подушек, вдовствующая маркиза, чьи еще не поседевшие волосы покрывал высокий кружевной чепец, придававший ей одновременно грозный и несколько комичный вид, слушала Катрин. Дрожащий свет падал от свечи, стоящей рядом с толстой, переплетенной в черную кожу Библией на столике у изголовья постели. Тени подчеркивали глубокие складки на лице старой маркизы, которое от всего услышанного покрылось густым румянцем.

– Ты уверена в том, что все хорошо расслышала?

– Совершенно уверена, мадам. Могу поклясться на Священном Писании!

– Но если ты права, если этот человек действительно сейчас находится рядом с ней, – как он мог проникнуть в замок? Да еще и остаться незамеченным?

– Понятия не имею. Я было попыталась тихонько проверить, там ли он, но дверь оказалась запертой изнутри. Обычно такого не бывает…

– В самом деле, не бывает… Но все-таки я не понимаю…

Катрин Эвеск опустила глаза и принялась с интересом рассматривать свои толстые короткие руки, смиренно сложенные на коленях.

– Этот господин пришел сегодня в замок вместе с целой толпой гостей, чтобы засвидетельствовать свое почтение маркизе. Они угощались, играли в разные игры… Гости разошлись довольно поздно… Может быть, господин де Лессак где-то спрятался?

Недобрый огонек блеснул в глазах маркизы, в углах рта резче обозначились презрительные складки. Она живо откинула одеяла, соскользнув с постели, встала на ноги и закуталась в широкий меховой плащ. По замку гуляли страшные сквозняки.

– Я отправлюсь туда сама! – решительно сказала маркиза. – Постучу в дверь под каким-нибудь предлогом, ей придется открыть. Оставайся здесь.

Вдовствующая маркиза отсутствовала недолго. Четверть часа спустя она снова переступила порог своей спальни.

– Она одна. И в ее спальне нет ни одного уголка, куда бы мог спрятаться мужчина. Все шкафы и сундуки открыты нараспашку. Что же до самой моей невестки, я бы поклялась, что разбудила ее…

– Что ж, тогда, надо думать, она спала… – со вздохом признала Катрин. – Значит, и говорила во сне… Но, мадам, ее вину все равно можно считать доказанной…

Вдовствующая маркиза де Северак принялась шагать взад-вперед по комнате, заложив руки за спину и нахмурив брови. Потом остановилась перед служанкой.

– Пожалуй, ты права, Катрин. Во всяком случае, этого достаточно, чтобы я могла перейти в наступление. Даже если между ними ничего нет, даже если она грешит только в мыслях, измена очевидна! Эта женщина не имеет права и дальше бесчестить имя моего сына! Когда он вернется, я поговорю с ним.

Затем, успокоенная принятым решением, маркиза вернулась в постель. Довольная собой Катрин Эвеск, которой было дозволено входить в замок и выходить из него, когда ей заблагорассудится, отправилась наконец в деревню – к себе домой.

В конце марта Луи де Северак вернулся в свое поместье, надеясь отдохнуть там от тягот только что закончившейся кампании.

Но отдохнуть ему не пришлось. В замке его ждал полный крах всего его существования.

Верная своей тактике, вдовствующая маркиза не проронила ни словечка о подозрениях, павших на Глорианду. Она позволила ей жить, дожидаясь возвращения мужа, так, как та привыкла. Усилился лишь надзор со стороны Катрин Эвеск, буквально ходившей за Глориандой по пятам. Рассказ о словах, произнесенных Глориандой во сне, мог бы показаться ее мужу не слишком убедительным доказательством вины супруги. Но верной дуэнье удалось ловко стянуть записку от де Лессака, тон и выражения которой оказались поистине разоблачительными. Наверное, старая маркиза не решилась бы на подобный риск, если бы слова, подслушанные женой вигье, не придали ей уверенности в том, что теперь-то можно действовать наверняка.

Припрятав записку в кошелек, прикрепленный к поясу, она спокойно дожидалась возвращения маркиза.

Если приступы гнева у Луи д'Арпажона бывали ужасны, то и скрывать свой гнев в случае необходимости никто лучше его не умел. Он и бровью не повел, слушая мать и Катрин Эвеск. Его лицо с чертами настолько же твердыми, как скалы его родного Руэрга, как бы застыло, и даже намека на огонек не промелькнуло в его черных глазах.

– И сколько же времени, на ваш взгляд, продолжается это… это приключение? – холодно спросил он, когда мать умолкла.

Небрежным жестом он бросил на стол, поближе к ней, предъявленную ему во время рассказа записку. Маркиза пожала плечами.

– Кто же назовет вам день и час? Но могу поклясться, что задолго до рождения вашего сына.

В первый раз хоть какое-то чувство отразилось на лице маркиза: по застывшим чертам пробежала легкая судорога.

– Вы предполагаете, что Жан-Луи не мой сын?

– Как знать? Глорианда, конечно, могла бы прояснить ситуацию, но право же…