Она оттолкнула его руку.

— Это всего лишь усадьба, — вырвалось у неё. — Кого это волнует, кроме нас с тобой?

Алёна направилась мимо него к проходу между рядами, а Тарас сказал ей в спину, с явным смешком:

— Это национальное достояние, детка.

Что ж, в этом он прав. Национальное достояние, разбазаривать которое так запросто не стоит.

Кому-то нужно встать на страже этих самых интересов. Кажется, это легло на её плечи. Не зря же она ездила в Марьяново и скиталась под дождём?

Появления Кострова пришлось подождать. В зале собралось человек двести, все с нетерпением ждали обещанного шоу, полиция стояла в дверях. И это была не охрана Дома журналистов, это была именно полиция, в первом ряду сидели люди при погонах, и явно приехавшие из столицы. А московские телевизионщики были особенно преисполнены важности и солидности, они переговаривались между собой, больше ни на кого не обращая внимания. На сцене впереди был установлен стол с микрофонами, несколько стульев, Алёне даже интересно стало, кто там ещё кроме Кострова-младшего сидеть будет. Неужели вместе с ним приедет Регина Ковалец, решит вступиться за пасынка?

— Задерживаются, — сказал кто-то рядом. Алёна голову повернула, посмотрела в ту сторону. Через два кресла от неё сидел полный мужчина хмурого вида и без конца протирал лоб носовым платком.

— Никогда вовремя не начинают, — равнодушно ответила ему девушка из соседнего ряда, не поднимая глаз от экрана своего планшета. — Кто же спешит каяться прилюдно?

— Может, он не будет каяться?

— Думаете, нас позвали, чтобы коллективно послать всех в одно интересное место? — посмеялся молодой мужчина прямо за спиной Алёны.

Девушка усмехнулась.

— Я готова была приехать сюда только ради того, чтобы на него посмотреть.

— Мы все сюда за этим приехали.

— Алёна! — Бурдовский помахал ей рукой с лестницы. Алёна тоже ему рукой махнула, про себя удивившись тому, что Серёжка просто сияет от непонятного счастья.

Бурдовскому места уже не досталось, и он остался стоять в проходе, привалившись плечом к стене. Он не собирался ничего снимать или записывать, он пришёл просто посмотреть, чтобы не пропустить событие года. Как и половина присутствующих, кстати. Алёна в этом не сомневалась.

А потом в зале вдруг стало тише. Ещё секунду назад люди говорили, общались, обсуждали предстоящее, казалось, что от их разговоров даже воздух вибрировал, а потом стало тихо. Замолчали первые ряды, увидев появившихся на сцене людей, и эта тишина потекла наверх, к последним рядам, люди замолкали, оборачивались и начали садиться на свои места. Алёна тоже дыхание затаила. Во все глаза смотрела на сцену, хотя ничего особо интересного там и не происходило. Появился мужчина в возрасте, в первый момент остановился, глядя на людей в зале, и смотрел он как-то неодобрительно. За ним появилась женщина в светлом деловом костюме, прошла к столу, стуча каблуками по деревянному полу сцены, ей до журналистов, кажется, никакого дела не было. Она за стол села и принялась раскладывать какие-то бумаги. Потом микрофоны проверила, стукнув по каждому пальцем. А затем неожиданно поздоровалась со всеми.

— Всем добрый день. Извините за задержку. Павел Андреевич вот-вот появится.

К ней подошёл мужчина, тоже сел, а после закрыл свой микрофон ладонью и что-то принялся говорить женщине. Всё это походило на подготовку к ежегодной пресс-конференции президента.

А потом он появился. Алёна всё это время не сводила глаз с кулис, и поэтому сразу заметила вновь прибывших. Двое мужчин в костюмах, для начала она видела только их спины, они, кажется, о чём-то разговаривали, а потом один всё же вышел на всеобщее обозрение. В зал не взглянул, твёрдым шагом направился к столу, только нетерпеливым жестом расстегнул пиджак дорогого костюма, а когда садился, откинул назад полы. И в кожаное кресло, единственное у стола, сел с царским видом, откинулся на спинку и распрямил под столом левую ногу. Наверное, никто, кроме Алёны, этого не заметил, это было осторожное, не привлекающее внимания движение, а вот она смотрела во все глаза. Потом сглотнула. Признаться, она не сразу его узнала. Да и как его было узнать? Он избавился от своей небритости, был тщательно причёсан, одет в дорогой костюм, а когда шёл по сцене, даже не хромал. Но это был Фёдор, никакого сомнения. Когда он сел, откинулся на кресле, перевёл взгляд в зал и у него пренебрежительно скривились губы, Алёне захотелось зажмуриться. И она зажмурилась. На секунду, ничего не могла с собой поделать. Это был серьёзный удар, под дых, у неё на самом деле пропало дыхание. Нужно было найти точку опоры, чтобы взять себя в руки.

А пока она приходила в себя и пыталась осмыслить случившееся, в зале с бешеным стрекотом защёлкали затворы фотоаппаратов. Все снимали Кострова, наверное, впервые. Сколько людей до этого момента знали, как он выглядит?

— Как вас много, оказывается, любопытных, — послышался хрипловатый голос, не удивлённый, скорее усталый.

Женщина рядом с ним наклонилась, чтобы что-то ему сказать. Наверное, пожурила, потому что Павел поморщился, но кивнул.

— Господа, прошу всех садиться, — сказал мужчина за столом. — Давайте не будем сами себя задерживать. У Павла Андреевича есть официальное заявление для прессы, также мы предоставим вам время для вопросов. Но для начала хочу представиться: меня зовут Сутулов Николай Георгиевич, я адвокат, буду представлять интересы семьи Костровых в этом городе. Это Элла Валерьевна Ветрова, пресс-представитель господина Кострова. Ну и… Павел Андреевич, собственной персоной.

В этом месте Павел, не скрываясь, усмехнулся, правда, после этого сразу потянулся за стаканом воды. Отпил. Его взгляд при этом гулял по лицам людей в первых рядах. Судя по тому, что он помрачнел, заметил кого-то неугодного. Алёна почему-то подумала, что этим неугодным был Тарас.

— Павел Андреевич, где вы были всё это время? — выкрикнул кто-то из зала.

Костров даже бровью не повёл, будто и не услышал, зато Сутулов махнул на нарушителя рукой.

— Тише, давайте дадим возможность Павлу Андреевичу сказать всё, что он хочет самому. Не надо выкриков с места. — Николай Георгиевич вопрошающе взглянул на своего клиента. Тот выдержал короткую паузу, после чего кивнул и придвинул к себе микрофон.

— Да, начнём, пожалуй. Как меня уже представили, меня зовут Павел Костров. Я тот, на кого вы охотились последние две недели. После могу попозировать желающим в профиль и анфас, а сейчас, пожалуйста, не слепите меня вспышками. — Щёлканье смолкло, люди присели на свои места, а Костров кивнул. — Благодарю. Итак, говорю по сути дела. Две недели назад в нашей семье случилось несчастье, погиб мой отец. Это был несчастный случай, что, как мне стало известно, доподлинно установила следственная экспертиза. Поэтому все инсинуации по этому поводу прошу прекратить. Да, скорее всего, у моего отца был выдающийся список врагов и недоброжелателей, как у любого политика, находящегося при власти довольно долгое время. Но это не было заказным убийством. По поводу растрат… Опять же, мой отец мёртв, он не может себя защитить и как-то оправдаться. Я не буду говорить, виноват он или нет, даже обсуждать эту тему не берусь, оставляю это следственному комитету и суду. Я лично никакого отношения к работе и делам отца не имел, и поэтому ничего полезного показать не могу. Но я готов встретиться со следователями, я получил повестку, заявляю это официально, и я окажу следствию всю возможную помощь. Но при этом я ещё раз обращаю внимание общественности на то, что никакого отношения к деятельности отца не имею. У него не было привычки с кем-то советоваться и обсуждать свои решения. Ни со мной, ни с женой… Насчёт близких товарищей и друзей не поручусь. По той причине, что я с ними незнаком.

— То есть, вы хотите сказать, что не были близки с отцом?

Вопрос задали с первого ряда, Кострова явно перебили, поэтому он молчал несколько секунд, после чего на вопрос всё же решил ответить:

— Не был, — проговорил он мрачно.

— Но у вас общее имущество!

— Это семейное имущество. Я им управляю, не владею. И предупреждая ваш следующий вопрос: я готов предоставить все документы на право владения, а также пояснить — следствию пояснить, в формате неразглашения, — указал он и даже пальцем в стол ткнул, — что и по какому праву мне принадлежит. И на какие деньги и когда куплено. Я повторяю ещё раз: никаких финансовых взаимоотношений я с отцом не имел.

— Но это же ложь! В последние два года на вас была переписана большая часть его имущества!

— Докажите!

— Павел Андреевич, спокойнее.

— Это семейное имущество, принадлежащее не только ему, но и его жене. И младшим детям.

— Павел Андреевич, чем лично вы занимаетесь?

Он посмотрел на своего адвоката.

— Я должен отвечать?

Сутулов только плечами пожал, давая ему право выбирать. Костров посмотрел в зал.

— Я зарабатываю деньги. Тем, чем умею.

— Вы вернётесь в Москву под охраной?

— Спросите об этом у наших компетентных органов.

— Где вы были последние две недели?

— Здесь. Костровы отсюда родом, ничего удивительного, что у нас здесь собственность.

— От кого прятались, Павел Андреевич?

Алёна в кресле выпрямилась, узнав голос Артюхова. И заметила, как взгляд Кострова метнулся в ту сторону. А голос прозвучал жёстко:

— Я не прятался. У меня для этого нет ни одной причины. Но я похоронил отца, нужно было время, чтобы… осознать потерю.

Он странно запнулся на этой фразе, и в итоге прозвучали его слова немного фальшиво.

— Вашего отца обвиняют в растратах. Ваши слова о том, что вы были не в курсе, звучат неправдоподобно.

— Отчего же?

— Судя по достатку и уровню жизни вашей семьи…

— То есть, ещё две недели назад достаток нашей семьи никого не волновал. Всех это устраивало?

— Павел Андреевич, — пресс-представитель жестом его остановила, а к журналистам обратилась с выговором: — Вы задаёте некорректные вопросы, даже не спрашиваете, а обвиняете. Павел Андреевич является добропорядочным бизнесменом, он платит налоги и соблюдает законы. И, если вы помните, сын за отца не в ответе. Следствие не закончено и никаких обвинений, в том числе и в адрес Андрея Константиновича Кострова не вынесено. И говорить о благосостоянии семьи Костровых, попросту неуместно в данных обстоятельствах. Сейчас мы можем заявить, что в последний год Павел Андреевич практически в одиночестве содержит семью.

Зал зашумел, послышались откровенные смешки. Костров же снова откинулся на кресле, потом кашлянул в кулак. А Элла Валерьевна каменным, хорошо поставленным голосом, продолжила, не обращая внимания на реакцию на свои слова:

— Андрей Константинович Костров оставил семью в сентябре прошлого года. Об этом не было заявлено официально, не было заявления на развод, но Регина Родионовна готова подтвердить это. А также предоставить доказательства раздельного проживания с супругом.

— Вы открещиваетесь от отца, Павел Андреевич?

— К сожалению, Александр… Я не путаю, Александр? Так вот, к сожалению, мне нет смысла от него открещиваться. Всё было сделано за меня, при жизни отца. Но это, простите, наши семейные дела. Давайте не будем углубляться в прошлое. А уж тем более не будем обсуждать личную жизнь моего отца и мачехи, я её слишком уважаю для этого. А информация о раздельном проживании была сообщена вам только с её разрешения.

— Мы надеемся, что вы отнесётесь к ней со всем уважением, — вновь встряла Элла Валерьевна. — Регина Родионовна долго сомневалась, госпожа Ковалец не привыкла озвучивать супружеские проблемы, а уж тем более после гибели мужа, хотелось сохранить о семейных отношениях светлую память. Но в свете возникших обвинений приходится делать нелёгкий выбор, но о сложившейся в последние месяцы ситуации в семье Костровых всё равно станет известно следствию. Поэтому было принято такое решение.

— Кострова обвиняют в многомиллионных растратах!..

— Мы уже сказали, что не будем комментировать то, к чему не имеем отношения! — повысил голос Сутулов. — Мы ничего не знаем о государственной деятельности Андрея Константиновича. Но надеемся, что Следственный Комитет сможет разобраться в ситуации.

— Хороша ситуация.

— Павел Андреевич! — Артюхов снова руку поднял. — Вы так и не скажете, чем занимаетесь в данный момент? Это большая тайна?

Костров жёстко усмехнулся.

— Тарас, а ты в компаньоны набиваешься?

На Артюхова обернулись, но тот, судя по тону, лишь важность свою почувствовал.

— Просто любопытствую. Какой из меня бизнесмен?

— Тогда уйми своё любопытство. — Это прозвучало, как настоятельный совет. Что, правда, на Артюхова мало подействовало.