— Папа, я не хочу капусту.

— Ешь котлету.

— Котлету съем, а капусту не хочу. Она не сырая.

— Конечно, не сырая. Она жареная.

— Всё равно.

Павел сдержал вздох.

— Вань, перестань выдумывать. Не хочешь, не ешь. Жуй котлету.

Алёна за мальчиком наблюдала, потом взяла с плетёнки кусок хлеба и Ване протянула. Он взял не раздумывая, откусил, но разглядывать продолжал невкусную, по его мнению, капусту на своей тарелке.

— У вас есть постоянная няня? — спросила Алёна.

Костров на стуле чуть развернулся, вытянул под столом ногу, причём задел при этом ногу Алёны. Она застыла на мгновение, но пришла к выводу, что вряд ли он сделал это намерено.

— Как сказать… В Москве у нас отличная экономка, она за Ваней следит, когда мы в городе живём. Наполовину няня. А так, нанимаю, когда есть необходимость. Вот сейчас Зинаида в отпуске, а здесь, я считаю, Ваньке няня ни к чему. Я почти всегда дома. Да и Альбина Петровна здесь.

Альбины Петровны в столовой в этот момент не оказалось, Алёна даже по сторонам глянула, чтобы в этом удостовериться, и тогда полюбопытствовала:

— А Альбина Петровна…

— Её нам Регина отдала. Она из дома отца съехала после похорон, продавать хочет, а Альбину Петровну я решил себе забрать. Она хороший работник. Ответственный.

Алёна хмыкнула.

— Безусловно.

Павел глянул на неё.

— Что?

Она поторопилась головой покачать, глаза отвела.

— Ничего.

Он смотрел на неё и глаз не отводил, на губах улыбка появилась, и вот тогда его нога чуть сдвинулась в сторону, и коленом Костров коснулся её бедра. Алёна схватилась за бокал с водой, а на Павла кинула полный возмущения взгляд. Но оттолкнуть не посмела, потому что в столовой вновь появилась Альбина Петровна, а за ней девушка с подносом.

— Ванечка, ты чай с пирогом будешь?

Ванька доел котлету, с видимым облегчением отодвинул от себя тарелку, а рот вытер салфеткой. Очень тщательно, и оттого смешно.

— С молоком буду! И с конфетой.

— Вань, либо пирог с молоком, либо чай с конфетой, — сказал Павел.

— Почему?

— Потому.

— Ну, почему?

— Потому что слипнется, — сказала Алёна, прежде чем успела язык прикусить.

На неё уставились оба Костровых, пришлось пожать плечами.

— Точно говорю.

Павел едва заметно улыбнулся, а вот Ванька недоверчиво фыркнул.

— А вот и нет!

— А вот и да, — заспорила она. — Хочешь, проверить?

Мальчик задумался, нахмурил брови, на отца посмотрел, потом на Алёну. И спросил о другом:

— Что мы будем делать вечером?

— А что ты хочешь?

— В футбол хочу! Папа, ты со мной поиграешь?

Павел молчал, раздумывал, Алёна глянула на него, потом вспомнила, как он осторожно вытягивал ногу под столом всего несколько минут назад, и снова в разговор влезла.

— Я с тобой поиграю. А папа в воротах постоит.

Ванька глаза на неё вытаращил.

— А ты умеешь?

— Ещё бы! У меня три брата, я всё детство в футбол играла.

— Здорово!

Алёна на Альбину Петровну посмотрела.

— Ему две конфеты, но без чая. А то будешь бегать, как водяной.

— В животе будет булькать!

— Да, да. А пирог с молоком мы потом съедим. Беги за мячиком.

Ванька из-за стола вскочил, даже про конфеты забыл, и с топотом понёсся вверх по лестнице. А Алёна осталась с Павлом наедине. Есть больше не хотелось, она и ужин сегодняшний путью не запомнила, всё время отвлекалась на взгляды, на прикосновения и собственные смущающие мысли.

— Ты для футбола снова шорты наденешь?

— Ты против?

— Определённо, нет.

Алёна набралась смелости и встретила его взгляд.

— Тебе не стыдно? Ребёнок напротив сидит.

Костров покаянно опустил голову, но сам продолжал улыбаться. Стало понятно, что ждать от него признания вины или извинений, дело напрасное, и Алёна из-за стола поднялась. Направилась к дверям, правда, вернулась и забрала с края стола припасённые для Вани конфеты. Не позволила схватить себя за руку, и, наверное, с той же скоростью, что и ребёнок, кинулась вверх по лестнице.

— Значит так, ворота будут здесь. — Павел руки в стороны раскинул, упёрся ими в штанги детского турника. Потом присел на перекладину и сложил руки на груди. — Начинайте.

— Это просто наглость, — пробормотала Алёна, но достаточно громко, чтобы он услышал. И поинтересовалась с лёгкой издёвкой: — Павел Андреевич, надеюсь, вам удобно?

— Да, весьма.

— Очень за вас рада.

— Алёна, я умею коленкой мячик бить, хочешь, покажу?

— Конечно. Давай, чтобы я знала и всё предусмотрела.

Ваня поднял яркий мяч с эмблемой какого-то заграничного футбольного клуба, Алёна мало в этом разбиралась, и попытался его стукнуть коленкой, потом ещё раз. Роско сунулся к нему, мяч носом выбил, и Ване пришлось начинать сначала. Алёна наблюдала за ними с улыбкой, потом сунула ладони в задние карманы джинсовых шорт.

— Папа, ты смотришь? Я два раза ударил!

— Супер, вообще. Продолжай.

Голос Кострова сочился от довольства, Алёна осторожно голову повернула, чтобы посмотреть на него, и поняла, что Павел смотрит не на сына, а на неё. Нервно кашлянула, а руки из карманов поторопилась вынуть. Повернулась к нему боком.

Игра получилась интересной. Накал страстей нешуточный. Алёна, правда, больше хохотала, чем за мячом бегала, и, конечно, позволила у себя выиграть. Ванька скакал по газону, бурно радовался после каждого засчитанного гола, а Роско в паузах пытался мяч укусить, но тот никак не поддавался, в его пасть не влезал, и пёс с досады поддавал его носом и лаял.

— Хочешь, я тебе подыграю? — со смешком спросил Костров, когда Алёна рядом с ним оказалась. Он в очередной раз перехватил её пас, а она в расстройстве всплеснула руками.

— Подкуп?

— Скорее, взятка. Расплатиться можешь позже.

— Нет. Я за честную игру!

— Да? Очень интересно.

— Папа, Роско не отдаёт мячик!

— Сейчас он гол забьёт, и твоя очередь будет.

— Он не забьёт, ворота же в другой стороне!

Алёна на Кострова глянула, который с сыном на расстоянии разговаривал, и негромко отметила:

— Ребёнок сообразительнее некоторых.

Павел поднялся, шлёпнул Алёну пониже спины, а сам пошёл к сыну. А она осталась стоять, всё ещё чувствуя нахальное прикосновение его ладони. А Костров ещё на ходу оглянулся через плечо, послал ей весёлый взгляд. Конечно, он специально всё это делал. Наверное, видел, что она каждый раз замирает от неловкости, не знает, как себя вести и даже смущается, и ему это удовольствие определённое доставляет. А ей просто не нужно так буквально и остро всё это воспринимать. Павел Костров играет с ней, как кот с мышкой, давно начал, а сейчас, кажется, в раж вошёл. Вот только причины и помыслы у него не слишком чистые. Но сопротивляться у неё не очень получается. К тому же, не при ребёнке же с ним спорить и ругаться? Чтобы не смотрел, чтобы не трогал…

Она присела на качели и ногами оттолкнулась. Сто лет на качелях не каталась. И невольно улыбнулась, глядя, как Павел сына на руки подхватил, чуть подкинул, а потом поцеловал в щёку. А Алёна ногой отбила прискакавший к ней мячик. Роско кинулся за ним, обхватил его лапами, снова попытался укусить.

— Роско, ты весь мячик уже обслюнявил, — сказала она.

— Алёна, давай ещё играть. — Ванька обхватил отца за шею, повис, потом руки отпустил и отклонился назад. Рассмеялся, когда Павел перевернул его вверх ногами.

Алёна мальчику улыбнулась.

— Ты не устал?

Он головой замотал и расхохотался, руками до земли дотянулся. А Алёна не утерпела, и на Павла рукой махнула.

— Перестань, переверни его. Он же ел недавно!

Павел сына перевернул, на землю поставил.

— Я как космонавт! Меня не тошнит.

— Да? Ну, я рада.

— Поиграем?

Алёна посмотрела на темнеющее небо, потом на Павла. Головой покачала.

— Нет, думаю, на сегодня достаточно.

Павел сына по волосам погладил, точнее, пригладил их на макушке.

— Тебе уже пора спать укладываться.

Ванька тут же надулся.

— Ну, пап!

— Завтра целый день для игр, Вань.

— Тебе силы нужны, — подтвердила Алёна.

Ванька руки опустил и обречённо поплёлся к дому. Потом обернулся и позвал:

— Роско, пойдём молоко пить!

Роско вильнул хвостом, даже поднялся, но продолжал гонять мяч. Павел подошёл и ногой его прижал к земле, а собаке указал на дом.

— Иди, место.

Роско облизнулся и поспешил следом за мальчиком. Алёна же так и продолжала качаться на качелях. В одну сторону посмотрела, в другую. Но затем Костров подошёл ближе, её взгляд поневоле остановился в районе его груди. Алёна качаться перестала.

— Сегодня ты со мной выпьешь? — спросил Павел. — Или опять сбежишь?

— А если я не хочу пить? Я, вообще, вино не люблю.

— Солнце, ты никогда не пробовала настоящее вино. Я готов это исправить.

— Я предпочла бы… этого не исправлять. И, вообще, уже поздно. Я устала.

— Тебе же не четыре, чтобы уставать в девять вечера, Алёна.

— Ты специально? — разозлилась она.

Он тут же кивнул.

— Точно, я специально. Поэтому дождись меня. Я Ваньку уложу и спущусь.

— Видимо, это приказ, — пробормотала Алёна, когда Костров направился к дому. Снова ногами оттолкнулась, на этот раз сильнее, и даже глаза закрыла, полетев на качелях вперёд.

Альбина Петровна посматривала на неё осуждающе. И недовольно. Алёна даже не знала, чего больше было в её взгляде. Она вроде бы ничего плохого не делала, сидела в гостиной на диване, смотрела на не разожжённый камин, точнее, на расписную облицовочную плитку, и даже с вопросами к ней не лезла, а Альбина Петровна была ею недовольна. Кстати, Алёна даже шорты успела благоразумно переодеть, но, по всей видимости, всё равно выглядела как-то неприлично. Просто потому, что не спряталась в своей комнате, не заперлась на семь замков, а смела сидеть здесь и ждать Павла. Будто она это с огромным желанием делает. Но она в его доме, под его властью, и спорить с ним не осмелилась. И, между прочим, из-за этого и сама себя чувствовала неуютно.

— Вам что-нибудь принести? — спросила Альбина Петровна.

Алёна улыбнулась ей как можно добродушнее.

— Нет, спасибо. Я ничего не хочу.

Альбина Петровна продолжала мяться в дверях. В конце концов, сказала:

— Тогда я вас оставлю. И пойду к себе. Но если Павлу Андреевичу что-то понадобится…

— Я уверена, что он справится сам. — «Руки-то у него есть». — Отдыхайте, Альбина Петровна.

— Спокойной ночи.

Эта натужная вежливость ничего, кроме раздражения, не вызывала. Алёна вздохнула с облегчением, когда домоправительница, наконец, оставила её одну.

На стене висел портрет. Молодая женщина в скромном платье, с вплетёнными в корсаж шёлковыми лентами, и точно такими была украшена её шляпка с широкими полями. Целомудренная улыбка, мягкий взгляд. А в руках букет ромашек. Алёна знала, что этот портрет — единственный, сохранившийся от прежних хозяев. Его обнаружили в кладовке, завёрнутым в какие-то тряпки, и если не приглядываться, то можно было решить, что картина в хорошем состоянии. Но если подойти ближе, становились заметны мелкие трещинки, как паутинка, расходившиеся по всему полотну. Алёна и вчера его разглядывала, но недостатки её волновали мало, больше притягивала изображённая на портрете женщина.

— Она тебе нравится?

Павел спустился по лестнице, проследил взгляд Алёны и тоже посмотрел на картину.

— Да, — созналась она. Затем на него глянула, прицениваясь. — Как думаешь, она может быть твоей родственницей?

Он ухмыльнулся.

— Какой провокационный вопрос.

— А всё-таки?

Костров плечами пожал.

— Почему нет? Реставратор сказал, что полотну примерно сто пятьдесят лет. Возможно, она жена помещика.

— Или дочь.

— Или дочь. Но она не настолько молода. Думаю, всё-таки жена.

— Красивая.

— У нас с ней глаза похожи, не находишь? И форма губ.

Алёна на Павла посмотрела, собиралась сравнить, но поняла, что он смеётся над ней, и тут же отвернулась. Костров же рассмеялся в открытую.

— Не обижайся. Все разошлись?

— Да. Альбина Петровна явно опасалась оставлять меня здесь одну. Может, думала, что я картины порежу?

— Ты к ней несправедлива. — Он прошёл к импровизированному бару, продемонстрировал Алёне бутылку вина. — Заявляю тебе со всей серьёзностью, что когда ты это попробуешь, ты будешь благодарна мне всю оставшуюся жизнь.