Из холодильника достали бутылку молока, в плетёнку положили хлеб и поставили глубокую тарелку. Алёна за этими приготовлениями наблюдала, а потом, видимо, чёрт дёрнул её за язык.

— А молоко в магазине берёте?

— Конечно, — ответила ей Альбина Петровна. — Вы предпочитаете другое?

— Нет, просто… Здесь вокруг деревни, думаю, стоит брать молоко там, настоящее. Пока есть возможность. Ване будет полезно, магазинное он и в Москве попьёт. Да и творог, наверняка, здесь можно купить.

Пока она говорила, повар согласно кивала головой, а вот Альбина Петровна сверлила Алёну придирчивым взглядом. Алёна снова влезла не в своё дело.

В гостиную она вернулась с подносом. Ваня валялся на диване, раскинув руки, и время от времени дёргал Роско за ухо. Тот не злился, только огромной головой мотал, даже не вздыхал. Но когда Алёна вошла, Ваня вскочил и оставил пса в покое.

— Что мы будем делать?

— Сейчас тебе вкуснятину сделаю, — пообещала Алёна. И попросила: — Иди, папу позови, его тоже накормим. Он в кабинете.

Ванька убежал, а Алёна принялась насыпать ягоды в тарелки.

— Что вы опять затеяли? — спросил Павел, появляясь в столовой через пару минут. Сына за руки от пола приподнял, тот засмеялся и замотал ногами в воздухе.

— Мы набрали земляники, — похвастала Алёна, — сейчас будем её есть.

Костров хмыкнул. Усадил сына за стол, сам сел и поднял голову, чтобы Алёне в лицо заглянуть.

— И ради этого я прервал разговор с Испанией?

— Именно. Чувствуете, какой запах?

Ванька полез пальцами в банку за ягодами, а Павел, пока сын не видел, погладил Алёну по спине. Та плечами повела, кинула на Кострова укоризненный взгляд, но он ему не внял. Пока Алёна сама за стол не села, его рука так и гуляла по её спине и ниже. А она села и поторопила:

— Ешьте, ешьте.

Павел улыбнулся её энтузиазму, на сына посмотрел. Спросил того:

— Вкусно?

Ванька съел первую ложку и быстро закивал. А Алёна довольно улыбнулась.

— Я в детстве больше всего любила землянику с молоком. Ничего вкуснее в жизни не ела.

Ваня посмотрел на неё.

— А конфеты?

— А конфет не было, — ответила она. Её улыбка была чересчур воодушевлённой, но это лучше, чем пускаться в объяснения. Павел и без того кинул на неё задумчивый взгляд, правда, ничего не сказал. А она, чтобы перевести разговор на другую тему, сказала:

— Я снова перешла Альбине Петровне дорогу.

Павел доел свою порцию ягод, в конце даже ложку облизал, а на Алёну взглянул весело.

— Что на этот раз?

Алёна указала на свою тарелку.

— Молоко. Кстати, хочешь ещё?

Павел головой качнул.

— Нет. Но было очень вкусно, ты права. А что с молоком?

— Паш, надо молоко в деревне покупать, и творог тоже. Пока возможность есть. Ванька круглый год пьёт магазинное молоко. Скажи ей, меня она не послушает. — Он молчал, губы насмешливо кривились, и Алёне пришлось потрясти его за руку. — Я серьёзно! Раз есть такая возможность, пусть ребёнок ест всё натуральное. Это куда полезнее, чем возить из супермаркета.

— Ладно, ладно, — сдался он. — Я скажу, пусть Альбина узнает. Ванька, ты будешь пить парное молоко?

Ваня ложкой вылавливал последние ягоды со дна тарелки, поднял на отца непонимающий взгляд, а Алёна с недовольством констатировала:

— Твой ребёнок не знает, что такое парное молоко. Теперь дошло, папа?

Павел зубами на неё клацнул, что заставило Ваньку рассмеяться, и из столовой ушёл.

После обеда пошёл дождь. Небо стало мрачным, его заволокло свинцовыми тучами, и дождь пошёл сильный и беспросветный. Роско было сунулся на улицу, но уже через несколько минут вернулся, недовольный и мокрый, а Алёна кулаком ему погрозила, когда поняла, что он замыслил отряхиваться прямо посреди гостиной.

— Уходи в коридор! Иди!

Пёс, недовольный, вышел за дверь и не вернулся. А Алёна поднялась на второй этаж, и некоторое время стояла у окна, наблюдая, как разъезжаются рабочие. В такую погоду оставаться смысла не было. А она стояла у окна, смотрела на мрачное небо, на мгновенно потемневшие и нахохлившиеся сосны неподалёку, на красный защитный тент, натянутый над недостроенным зданием, и думала о том, насколько ей всё кажется нереальным. Даже она сама в этом доме, в усадьбе, словно ей сон снится. Долгий, наполненный событиями, но сон. И проснуться было страшно, боялась, что сон исчезнет и не вернётся, останутся только воспоминания. Со снами ведь так обычно бывает?

— Алёна, пойдём мультик смотреть! Мне одному скучно.

Она вздохнула, секунду ещё смотрела вдаль, никак не могла взгляд отвести, потом всё же повернулась к мальчику.

— Иду, Вань.

— А конфету можно? Мы же уже пообедали?

Алёна улыбнулась в ответ на его умоляющий взгляд.

— Можно. Сбегай в столовую. И мне возьми, — добавила она.

Телефон снова звонил. Негромко, но настойчиво. И напоминал сигнал будильника. Вот подойдёт она к нему, ответит на вызов, всё равно чей, и тут же проснётся, сон развеется в одно мгновение, и всё тут же станет сложно, даже неосуществимо. А телефон звонил, с утра звонил уже трижды. Рыбников, Тарас, даже Серёга Бурдовский попытку предпринял. Но ни с кем из них Алёна говорить не хотела.

— Не хочешь отвечать, выключи его совсем, — немного ворчливо проговорил Павел, появляясь в детской вслед за сыном.

Ванька уселся на кровать, к Алёне под бок, протянул ей конфету. Алёна негромко его поблагодарила, взгляд перевела на телевизор, на Кострова не смотрела. Но понимала, что он ждёт ответа, и что он недоволен. Вряд ли тем, что она к телефону не подходит, скорее самим фактом, что ей кто-то звонит. Что ей звонит Тарас, Рыбников и какой-то неведомый Серёга. Что им всем от неё надо?

Его слова, не её.

— Так они знают, что я жива, — сказала она, в конце концов.

— Правда? Из чего это следует?

Алёна растянула губы в вынужденной улыбке.

— Я же заряжаю телефон.

— Логично.

Павел на детскую постель прилёг, Алёне подвинуться пришлось, руку за голову заложил и тоже уставился в телевизор. Все молчали, только Ванька спросил:

— Пап, ты хочешь конфету?

— Нет.

Алёна свою развернула, откусила половину, а другую половину к губам Павла поднесла. Чтобы видеть его лицо, пришлось голову ему на плечо откинуть, встретилась с ним взглядом, и от его пристальности пришлось мысленно дух перевести. Костров же головой мотнул, по-прежнему от конфеты отказываясь, зато его рука легла на её плечо, и сразу стало спокойнее. Дождь барабанил по карнизу, и снова, как две недели назад, казалось, что дождь отрезает Алёну от реальной жизни, там, за территорией усадьбы.

Ванька уснул через полчаса. Поначалу ещё брался что-то рассказывать отцу, вопросы задавать, даже на руки к нему перелез, потом ёрзал долго, и, наконец, заснул, прижавшись щекой к подушке. Алёна укрыла ребёнка мягким пледом, а Костров тут же потянул её прочь.

— Оставь его, пусть спит.

В комнате, из-за мрака на улице, практически стемнело. И это в три часа дня. Зато не пришлось задёргивать шторы. Павел выключил телевизор и вышел из детской, плотно прикрыв за собой дверь. Прошёл в свою комнату и увидел, что Алёна стоит у окна и расплетает волосы, забранные с утра в небрежную косу. Она смотрела за окно, а может, на капли дождя, что сбегали по стеклу, и казалась задумавшейся.

— О чём ты думаешь сегодня? — заворчал он, просто не мог сдержаться. Её молчание от чего-то выводило из себя. Когда Алёна думала о своём, она казалась далёкой и расстроенной. И это тоже ему не нравилось. Хотя, ждать от неё довольства и бесконечной радости, также было глупо. Чему ей особо радоваться? Как ни крути, а он её здесь насильно держит. Или уже не насильно? Просто неделю назад он запретил ей и думать о побеге или работе. И больше они об этом не говорили.

Он подошёл, обнял её, даже чуть навалился на Алёну, отчего они вместе покачнулись, а она схватилась за его руки. Зато улыбнулась.

— Честно?

— Хотелось бы.

— Смотрю на лес и думаю, что сейчас ни за что бы в него не зашла. Мне ощущений на всю жизнь хватило.

— Я и говорю: дурочка. — Он пальцами расчесал её волосы, потом в кулак их собрал.

— Паша.

— У?

— Тебе из Следственного комитета звонили?

Он вздохнул.

— Алён…

— Я не из любопытства спрашиваю, я беспокоюсь. Что им нужно от тебя?

Он тихо рассмеялся.

— Помню, недавно ты чётко представляла, что именно им от меня нужно и что мне за это светит.

Она погладила его руку, которой он её обнимал, а пока Павел не видел, зажмурилась. Наверное, молчала дольше, чем надо было, и этим себя выдала, потому что Павел обнял её крепче, голову наклонил и прижался губами к её шее.

— Ладно, не думай об этом. Тебе вообще об этом думать не нужно.

Этот ответ ей не понравился. Возможно, Павел имел в виду что-то иное, но Алёну его слова обидели. Будто он предлагал ей не думать о его проблемах потому, что её это совершенно не касалось. Но повернулась к нему лицом, когда он этого захотел, подставила губы для поцелуя, и даже ответила на его поцелуй с удовольствием, за шею обняла. А Костров, осознав степень её податливости, даже зарычал ей в губы. Алёна же рассмеялась. Потом оттолкнула его, а пока она расстёгивала молнию на длинной юбке, и та скользила по её ногам вниз, Павел отошёл к двери и запер её на ключ. Пара часов для себя, пока Ванька спит.

Сегодня всё было неспешно, наверное, испортившаяся погода так действовала. Стук дождя по карнизу задавал ритм, заставлял дышать с ним в унисон, и время стало тягучим и приятным. Алёна обнимала Кострова за шею, двигалась, как он хотел, подчиняясь его рукам, целовала сама, тянула за волосы, заставляя его откидывать голову на подушку и закрывать глаза. А сама вглядывалась в его лицо, потом прижалась губами к его израненной щеке и провела языком по сеточке шрамов. Павел не возразил и не оттолкнул, слишком занят был собственными ощущениями, чтобы контролировать её. Его ладони гладили Алёну по бокам, по животу, поднимались к груди, потом спускались на бёдра и тогда принимались управлять и задавать новый ритм. Полумрак в комнате, дробный стук дождя, срывающееся дыхание, накатывающее волнами наслаждение, Алёна в какой-то момент глаза закрыла, окончательно теряясь в звуках и ощущениях, упёрлась руками в подушку и опустила голову, укрыв Павла своими волосами. И даже не сразу поняла, что он снова её целует, причём всё настойчивее. Наклонилась к нему, на поцелуй ответила, потом застонала ему в губы.

— Паша, Паша, — зашептали губы.

Он что-то шепнул ей в ответ, а может, и не шепнул, Алёна на какое-то мгновение перестала соображать и что-то слышать, только почувствовала, как он прижает её к себе, потом ловко перекатился с ней по постели и снова впился в её губы. А она раскинула руки в стороны и счастливо вздохнула. Правда, долго ей отдыхать не дали, Павел её за подбородок взял, требовательно сжал, и Алёна глаза открыла, посмотрела на него. Встретила насмешливую улыбку.

— Не притворяйся, я тебя знаю. Ты ещё со мной.

Алёна руки подняла, чтобы обнять его, а когда он наклонился, поцеловала в подбородок.

— Я с тобой.

Просто лежать с ним после, тоже было приятно. Алёна любила такие моменты. Когда к Павлу можно было прижиматься, когда они оба молчали, переводя дыхание, или просто думали каждый о своём. Алёна уже привычно закидывала на него ногу, водила пальцем по его груди или рёбрам, а иногда и улыбалась в темноте. Сегодня не улыбалась, не настолько темно было, щекой к плечу Кострова прижалась и грелась. Спине было немного прохладно, пока там его рука не оказалась. В её жизнь возвращались звуки. Внизу залаял Роско, потом за стеной послышалась мелодия её мобильного. Алёна в досаде вздохнула, даже предприняла попытку носом в подушку зарыться, но Костров ругнулся сквозь зубы, шевельнулся, потом на постели сел, повернувшись к Алёне спиной. Она потянулась к нему рукой.

— Паш.

Он не откликнулся, поднялся и пошёл в ванную, а Алёна вновь обратила внимание на шрам на его бедре. Он выделялся на фоне более смуглой кожи. Павел включил в ванной свет, дверь не закрыл, но это ничуть не успокоило. Алёна на подушки откинулась, убрала с лица волосы. А руку положила на соседнюю подушку, которая ещё хранила тепло чужого тела.

Их уединение прервал короткий стук в дверь. Алёна как раз застегнула юбку, расправила её и поторопилась дверь открыть, но, наверное, зря надеялась, что сможет кого-то обмануть порядком в своей одежде, уж точно не Альбину Петровну. Та только устремила на неё свой проницательный взгляд, как тут же стало стыдно, за всё, особенно за запертую на ключ дверь, явный намёк на то, что за ней происходило.