Она выдохнула, села, старательно заворачиваясь в одеяло, и уже продумывая, что скажет Кострову по поводу того, что он оставил её голую досыпать в своей постели. Мог бы хоть в бок толкнуть, когда сам вставал, чтобы она не попала вот в такую ситуацию.

— Хорошо, сейчас я встану, мы позавтракаем и пойдём.

Ванька разулыбался, кивнул, при этом преданно смотрел на неё, не собираясь двигаться с места. Алёна в детские глаза смотрела, потом взгляд на Роско перевела, который положил лобастую голову на постель и щурился.

В конце концов, рукой на обоих махнула.

— Идите.

Ванька с постели сполз, позвал собаку, но в дверях оглянулся, задумчиво посмотрел.

— Ты боишься темноты?

Алёна моргнула, затем осторожно кивнула, быстро смекнув, к чему мальчик разговор ведёт.

— Немного. А ты боишься?

— Папа говорит, что смелые и взрослые не боятся. И поэтому они должны спать одни. — Ваня к Алёне ещё присмотрелся, после чего головой качнул. — Хотя, ты девчонка. Хочешь, я буду с тобой спать ночью?

Пришлось приложить усилие, чтобы не улыбнуться.

— Спасибо, милый, я подумаю. Но папа вполне справляется.

Ванька задорно улыбнулся.

— Папа смелый, всех монстров прогоняет.

Алёна выдохнуть смогла, только когда за Ванькой дверь закрылась. Приложила руку к груди, проглатывая смущение. Кажется, так неловко ей ещё никогда в жизни не было.

Кострову досталось. Как только увидела его в коридоре, выходящим из кабинета, подошла и стукнула по плечу кулаком. Потом ещё раз.

— За что?!

— Ты почему меня не разбудил? — возмущённо зашипела она. — Меня Ванька в твоей постели застал. Я чуть со стыда не сгорела, Паша!

Костров ухмыльнулся, взглянул весело.

— А он?

— Заподозрил, что я темноты боюсь.

Павел засмеялся, а Алёне пришлось его толкнуть.

— Не смешно, между прочим. У ребёнка мог случиться шок.

— Но не случился.

— Потому что его отвлекли мысли о рыбалке!

Костров довольно кивнул.

— Мой сын. Пока не получит то, что хочет, его даже голые тёти не интересуют.

— Ты дурак, — обвинила его Алёна.

Он рукой её за плечи обнял, поцеловал в щёку, а Алёна на пороге столовой поторопилась из-под его руки вывернуться. Ванька уже сидел за столом и в ожидании мотал ногами. А когда их увидел, развёл руками.

— Где вы ходите?

Павел снова хмыкнул, сына по волосам потрепал.

— Ты чего такой активный с утра?

— Хочу на рыбалку! Пап, мы ведь пойдём?

— Конечно, пойдём. Я же обещал.

Ванька на стуле подскочил, потом украдкой стянул с тарелки кусок ветчины и руку опустил. Алёна Роско не видела, но услышала, как клацнули челюсти. А мальчик отцу, отвлёкшемуся на диктора экономических новостей, улыбнулся. Алёна же только головой качнула, продолжая намазывать Ване бутерброд маслом.

На рыбалку они всё-таки пошли. Пока собирались, обещания звучали невероятные. О том, что предстоящий улов обеспечит их обедом. Павел на полном серьёзе обещал сыну уху на костре, Алёна молча это всё слушала, после чего отправилась на кухню, об обеде позаботиться. Вода, бутерброды, булочки, оставшиеся от завтрака, и даже жареная курица в холодильнике нашлась.

— Кто на рыбалке ест курицу? — спросил у неё Павел, Алёна же только хмыкнула.

— Посмотрим, что ты скажешь часа через три. Рыболов-спортсмен.

— Думаешь, я рыбу ловить не умею?

Она плечами пожала.

— Понятия не имею.

— Ладно, увидишь. И пусть тебе стыдно будет.

— Ничего, мне с самого утра стыдно.

До реки пошли пешком, примерно полчаса неспешной прогулки. По тропинке, мимо стройки, Ванька впереди вприпрыжку скакал, его только Роско обгонял. А Алёна посматривала по сторонам, так далеко от дома она ещё не отходила, Павел не разрешал, всё время повторял, что в усадьбе много чужих. И сейчас Алёна осматривалась, поле, на котором они с Ванькой землянику собирали, сменилось заросшим оврагом, потом густым кустарником, с другой стороны высились сосны. Они шли и шли, а Алёна думала о том, что это невероятно — быть хозяином всего этого.

— Забор в той стороне? — спросила она в какой-то момент.

Павел кивнул.

— В той. — Усмехнулся вдруг. — Не помнишь, с какой стороны пришла?

— Шутишь? Это была самая ужасная ночь в моей жизни.

Он негромко рассмеялся.

— Будешь знать, как через чужие заборы лазить.

Алёна голову закинула, чтобы в лицо ему посмотреть, и с долей здорового возмущения проговорила:

— Я спасала свою жизнь.

— Ага, — хмыкнул он в ответ и тёмные очки на глаза опустил.

— Паша, а ты ничего не забыл? Чем собираешься рыбу ловить?

— Не умничай. Я всё продумал.

— Правда?

— Конечно. Шагай, давай, по тропинке. Умница.

Она рассмеялась, а вместо того, чтобы обогнать его и шагать впереди, за руку его уцепилась. Признаться, Павла это немного удивило, он на их руки посмотрел, потом на Алёну кинул быстрый взгляд, она улыбалась, глядела по сторонам, и он ничего не сказал.

Иногда она делала такие вещи, кажется, простые и незначительные, которые ставили его в тупик. Вот, например, как сейчас, просто за руку взяла, сжала его ладонь, и выглядела при этом довольной, если не счастливой. Шагала по сельской в выбоинах дороге, и шуточки отпускала. Или носилась вечерами с Ванькой, играла с ним в футбол или в прятки, а вчера запускала цветастого воздушного змея, что привезла из города. А недавно влезла на подоконник в коридоре, чтобы выяснить, как крепится карниз со шторами. Чуть не упала оттуда, содрала шторы, но зато всё выяснила и сообщила всем, что необходимо заменить все занавески, во всех коридорах. Потому что это, по её мнению, ужасно и старомодно смотрится. Поступки были необдуманными, спонтанными, даже дерзкими, хотя бы вспомнить их знакомство, и некоторое время Павел был уверен, что Алёна играет. И необходимо было понять, делает она это осознанно, ожидая награду за свой талант, или у неё такой характер и всё это от безудержной энергии. Оказалось, что не то и не другое, особенно это стало понятно после сегодняшнего (или вчерашнего?) ночного разговора. Он её выслушал, оценил искреннюю печаль, и понял, что всё совсем не так, как он о ней думал. И уж точно девочка не играет, и награды за старательность не ждёт. Если вдуматься, то всё куда серьёзнее и опаснее, особенно для него. Потому что выходит так, что он единственный взрослый и ответственный, Алёна же проживает каждый день искренне и глубоко. И она, не смотря на свой не юный возраст, доверчива и в какой-то степени наивна. Она всё ещё верит в добро и людей, это, по всей видимости, тётя её постаралась. Сохранить в ней детскую непосредственность и честность в отношении к людям. Начали родители, а несравненная, по мнению окружающих, Дуся, продолжила. И, если честно, не очень понятно, что теперь с этим делать. Ему, например. Принять подарок с благодарностью или схватиться за голову от содеянного. И попытаться объяснить девочке суровую реальность, за пределами одной взятой в масштабе Вселенной усадьбы. Вот только в чём состоит эта реальность? В том, что он старше её на чёрт знает сколько лет, да даже не в годах дело, их жизненный опыт разнится на пяток десятилетий, и в нём уже давным-давно не осталось ни искренности, ни глубины, зачастую даже честность на обе ноги хромает. Только сын и спасает, его надо воспитать хорошим человеком, учить быть добрым и справедливым, вот как Алёна ночью говорила, а Павел часто боялся, что его внутренний циник подведёт, и Ваньку он научит чему-то не тому. Вот как у него с отцом было. Хотя, справедливости ради надо сказать, что его отец не особо старался привить сыну что-то хорошее. Как Костров-старший любил говорить: ничего лучше реальной жизни человека не учит. Вот и не видел повода брать основную нагрузку на себя. Поступать так с собственным сыном не хотелось, вот и старался, чтобы у Ваньки было настоящее детство. У него и так многого в жизни не было, например, матери, например, полной безопасности. Необходимо было всегда всё контролировать. И Павел понимал, что пока Ваня не замечает и не задумывается, а когда подрастёт, начнёт задавать вопросы. Избежать их возможным не представляется, поэтому следовало готовиться. К трудным ответам.

И с Алёной была, по сути, та же ситуация. И для неё были трудные ответы на её множество вопросов. Но пока давать их не хотелось. Но пройдёт время и нужно будет что-то решать. Что ей говорить, пытаясь донести очевидную правду: он не слишком удачный выбор для серьёзных отношений с молодой девушкой. Ей нужен кто-то, кто будет не только заботиться, но и любить, как любить умеют люди её возраста, самоотверженно и с отдачей; кто будет вместе с ней что-то открывать для себя и беречь новые эмоции. А он для этого… не стар, но юношескую эмоциональность растерял давно, задолго до рождения Ваньки. И теперь старательно соскребает остатки, чтобы сыну хватило его теплоты и душевности. Но сейчас Алёна держала его за руку, улыбалась, и эти мысли хоть и пронеслись у Павла в голове, но сосредотачиваться на них не хотелось. Даже руку её отпускать не хотелось. А Ванька радостно скакал впереди, правда, то и дело оборачивался и принимался что-то рассказывать. Павел, занятый своими мыслями, не сразу понял, что говорит его сын о вещах, которые ему самому были неизвестны или малоинтересны. А Ванька рассказывал про цветы, про птичек и даже какой-то короткий стишок продекламировал. После стихотворения Костров покивал, похвалил и поинтересовался:

— Кто тебя научил?

— Алёна, — бесхитростно ответил ребёнок, и Павел на Алёну взглянул. Та лишь плечами пожала.

— Что помнила, то и рассказала.

Границы усадьбы проходили как раз по берегу реки. В самом удобном месте был оборудован небольшой пирс, рядом стояла домушка без окон, запертая на амбарный замок, а у самого пирса покачивалась на воде скромная лодка, на борту которой белой краской было написано «Фаина». Рядом с пирсом просторная полянка, на траве бревно и несколько пеньков, а между ними след от костра. А вид отсюда открывался необыкновенный. Алёна вдохнула полной грудью, огляделась, потом потянулась руками к солнышку, как мама когда-то учила, даже на цыпочки привстала. Павел занимался ребёнком, наказывал Ване к воде близко не подходить одному, потом достал из кармана ключ и направился к домушке. Ребёнок, конечно, за ним бросился, без конца задавая вопросы.

— Чья лодка? — спросила Алёна, когда они вернулись с удочкой и каким-то ящиком.

— Максимыч живёт в деревне на другом берегу. На лодке куда быстрее, чем пилить в объезд тридцать километров.

— А кто такая Фаина?

Павел посмотрел на неё и усмехнулся.

— Любимая женщина. Наверное.

Алёна улыбнулась ему в ответ.

Сама по себе рыбалка вышла замечательная, правда, богатым уловом не порадовала. Павел с Ванькой поймали двух рыбин, не маленьких и не больших, и на этом успокоились. Ванька набегался, накричался, Роско ему вторил утробным басом, в таком крике даже глухонемые рыбы обязаны были попрятаться или убраться восвояси, так, в итоге, и вышло. Но это уже никого не расстроило. И Алёна пресекла все разговоры об ухе, рыбы (Павел знающе утверждал, что это окуни) были определены в ведро, и ни о какой их гибели Алёна слышать не хотела.

— Мы отпустим их в пруд за домом, — сказала она, имея в виду лужу три на три метра недалеко от крыльца. Павел красноречиво закатил глаза, но ничего не сказал, а Ваня пообещал приходить и кормить рыб хлебом, и даже имена им дал. Но тут же опечалился, что не знает, кто из них кто.

Костёр всё же разожгли, пожарили принесённые специально сосиски и съели холодную курицу. Роско достались сосиски, и он казался довольным. Шнырял по кустам и камышам, и нарывался на то, чтобы по возвращению домой быть вымытым с особой тщательностью.

— Отличная получилась рыбалка, — сказала Алёна, встречая Павла на пирсе после купания. Полотенце ему протянула, и даже сама краем плечи ему промокнула, пока он лицо вытирал.

— Это не рыбалка, — проговорил он с лёгким сарказмом, — это пикник. Твоими усилиями. На рыбалке едят то, что поймают.

— Глупости. Мне жалко рыб, и Ване жалко, а уху он всё равно есть не будет.

— Сплошные женские отговорки.

— Папа, тебе не холодно?

— Не холодно, — отозвался он.

Роско тоже из воды выбрался, огляделся, потом принялся отряхиваться. Закрутил обрубком хвоста и довольно оскалился.

— Я смотрю, мальчики, все довольны, — улыбнулась Алёна, наблюдая за ними.

Ванька подпрыгнул.

— А на лодке покататься?

Пришлось покататься на лодке. Роско и тот предпринял попытку забраться на борт, но Алёна эту попытку пресекла. Испугалась, что лишние пятьдесят килограмм судёнышко не выдержит. Пришлось псу метаться по берегу и скулить. Слушать это было невозможно, поэтому они довольно быстро вернулись на берег. Роско запрыгал вокруг них, будто не видел неделю, просто заходился от радости, что Кострова смешило.