Домой возвращались куда медленнее. Ваня держался за руку Алёны, а когда начал зевать во весь рот, Павел его на руки взял. Ванька обнял его за шею, свесил голову отцу на плечо и почти тут же заснул.

— А ты, — шёпотом проговорил Павел, глядя на Алёну, которая несла ведёрко с рыбами, — устала?

— Хочешь и меня на плечико?

— Чуть позже.

Рыб выпустили только перед ужином. Специально дождались, пока Ваня проснётся, и Алёна вместе с ним отправилась к пруду. Прудик был заросший осокой по берегам, но на воде плавали несколько листьев кувшинок, что говорило о чистоте воды. Правильно, долгие годы здесь никто не мусорил и гадость в воду не лил, с чего ему быть грязным. Окуни освоились тут же, один мгновенно скрылся на глубине, а вот другой не забыл покрасоваться, навернул круг, прежде чем последовать за приятелем. Ваня ещё булку в воду покрошил, но рыбы не вернулись.

— Они потом всё съедят, — успокоила его Алёна. — Пойдём в дом, дождь собирается.

После ужина Ваня снова сел за прописи, это было единственное, что могло удержать его от беготни по дому, что после еды было вредно. Мальчик снова надулся, поворчал, но за стол сел и взял ручку. Правда, попросил попить, потом заявил, что снова хочет спать, затем поинтересовался, где папа.

— С дядей Вадимом в кабинете, — ответила ему Алёна, разворачивая мальчика обратно к столу. — Папа работает, и ты немножко поработай. Тебе за лето нужно все прописи закончить. По страничке в день. Давай, мы с тобой договаривались.

— Ты со мной посидишь?

— Нет. Ты должен делать это в тишине и покое. А я потом посмотрю.

— А может, я беспокоюсь, — пробубнил Ваня, наваливаясь на стол. Алёна сделала вид, что не слышала этих слов, из детской вышла, правда, дверь закрывать не стала. Прошла в комнату Павла, собираясь посмотреть телевизор. В усадьбе у неё совершенно не находилось времени на внешний мир. Сразу перестало существовать телевидение и даже интернет, реальная жизнь вдруг оказалась интереснее. И пока выдалась свободная минута, Алёна и решила разузнать, что в мире делается. Ванька занимался домашней работой, Павел после ужина заперся с Негожиным в кабинете, и они решали какие-то вопросы, хотя, Алёна подозревала, что дело скорее было в бутылке виски, которую Костров почему-то в сейфе хранил. А Алёна устроилась на широкой постели в спальне Павла, включила негромко телевизор, чтобы Ваня не отвлекался, и достала из кармана припасённую конфету. Вздохнула, чувствуя довольство всем днём в целом. Телевизор включился на любимом Павлом новостном канале, мужчина в стильном костюме бодро вещал о котировках и акциях, и Алёна канал переключила. Конфету в рот сунула и перещёлкивала каналы. Добралась до федеральных, и когда увидела известного на всю страну ведущего вечернего ток-шоу, остановилась на нём. Шоу было разноплановым, иногда откровенно скандальным, но порой там обсуждали известных людей или какие-то события в стране. Поэтому она пульт отложила, решив дать шоу шанс в этот вечер. К этому моменту уже шло бурное обсуждение в студии, знаменитые гости качали головами и ахали, и ведущий взял слово.

— Давайте не будем торопиться с выводами, и выслушаем Ирину до конца. Думаю, это только начало истории, и здесь всё далеко неоднозначно. Ирина, продолжайте.

Камера взяла крупный план, сидящей на диване гостьи. Её лицо показалось Алёне знакомым, она жевала конфету и вспоминала. Актриса, певица? Наверняка, расскажет что-нибудь душераздирающее, как её кто-то бил, обокрал или морально издевался. В последние годы на телевидении появилась мода пиариться подобным образом. А девушка и выглядит подходяще для этого: скромное тёмное платье, скорбный взгляд и нервно стиснутые руки.

После предложения ведущего продолжить рассказ, девушка тяжело качнула головой, от чего тяжёлая копна волос едва не вырвалась из-под заколки.

— Я не знаю, что сказать, не знаю, куда мне ещё идти. Я понимаю, что у меня нет ни сил, ни средств судиться. Меня заклеймят позором, такое уже было. И я сына не увижу. Я не знаю, как разговаривать с этим человеком. У меня была единственная надежда… на свёкра. Конечно, вы можете говорить, что он был плохим человеком, коррупционером, я об этом ничего не знаю. Но Андрей Константинович был единственным человеком, который мог хоть как-то повлиять на ситуацию. Он хоть что-то старался сделать. Павел человек трудный… если он сам не хочет идти на компромисс, то добиться от него этого невозможно. Поверьте, я через многое прошла…

Девушка снова стиснула руки, посмотрела сначала вверх, как бы сдерживая слёзы, а потом в камеру. А Алёна, которая последнюю минуту лежала и, кажется, не дышала, только чувствовала, как сердце колотится одуряюще, вдруг поперхнулась конфетой и резко на постели села. Вот сейчас, когда девушку в очередной раз показали вблизи, она её и узнала. Хотя, надо признать, сделать это было трудно. До этого Алёна её только на фотографии видела, и тогда у брюнетки была другая причёска, другое выражение глаз, куда меньше одежды, и её руки, соблазнительно касающиеся полной груди, не были нервно стиснуты. Но это была она. Она. И сейчас она на всю страну говорит о Павле и сыне…

Алёна посмотрела на открытую дверь спальни, за стеной Ванька старательно писал закорючки в прописи, а тут… Алёна в панике выключила телевизор, с кровати вскочила, и как была, босиком, кинулась бегом по коридору. Только мимо детской на цыпочках прокралась, а дальше побежала сломя голову. Без стука дверь в кабинет распахнула, мужчины на неё обернулись, а она никак с дыханием справиться не могла. Павел брови вздёрнул.

— Ты чего?

— Там такое… — выдохнула она. Схватила с полки телевизионный пульт, и только повторяла: — Паша, там такое… Господи, это федеральный канал…

Экран, наконец, вспыхнул, Алёна нажала кнопку нужного канала, а сама на Павла смотрела. Видела, как вытягивается его лицо, тяжелеет подбородок, а глаза сужаются. Он впился глазами в экран и слушал.

— Я просто оказалась не нужна, — лился с экрана печальный голос. — Я знаю, что Паша меня никогда не любил, но он хотел ребёнка, он сына хотел. Я ему была не нужна. Да и наши отношения к тому моменту окончательно испортились, я ему надоела, и я приняла решение оставить его в покое. А тут беременность, и я… Признаться, я думала об аборте. Потому что знала, что с этим человеком будет очень сложно. Но я хочу повторить, Паша хотел сына. И поэтому выбора мне буквально не оставили.

— Что это значит? — спросил ведущий. — Можно заставить женщину родить?

— Знаете, можно. Если лишить её возможности выходить из дома, общаться с родными и друзьями, хоть у кого-то попросить помощи. А мне, если честно, и просить было не у кого. Родители далеко, в Новосибирске, хороших знакомых в Москве нет. — Она всхлипнула. — Поверьте, я ведь на самом деле считала, что встретила того самого мужчину. Надёжного, обеспеченного, который никогда не обидит.

— Вот ведь коза, — с чувством проговорил Негожин, отхлебнул из бокала и откровенно поморщился. Но на его высказывание никто внимания не обратил. Алёна привалилась спиной к стенному шкафу и, не отрываясь, смотрела в телевизор. На Павла больше не смотрела, почему-то уверена была, что он этого не хочет. И без того слышала, как он дышит и зубами скрипит.

— Думаю, если бы родилась девочка, всё было бы по-другому. Но Паша очень хотел сына.

— И что случилось после родов?

Последовала пауза, ещё всхлип, после чего девушка сделала глубокий вдох, собираясь с силами.

— Я стала не нужна. Ребёнка у меня просто забрали.

Вадим выпрямился на стуле, недовольно покосился на Кострова. Ткнул пальцем в экран.

— Ну, ты посмотри, что делает, зараза. Паш, она тебя на всю страну позорит!

— Помолчи, — сказал тот, и Алёна нервно сглотнула, тон был глухой и страшный, такого она ещё не слышала. И так и не осмелилась на него взглянуть.

— Что значит, вы не нужны? — послышался чей-то вопрос, интересовалась и негодовала женщина. — Вы мать! Вас лишили прав?

Ирина отчаянно замотала головой.

— Я ничего не подписывала! Я не отказывалась от сына! Бумаги мне показали уже после, я ни на одном суде не была!

— Вот ведь… — Вадим еле слышно, но выругался, а Алёна всё же голову повернула и на Павла посмотрела. Почему-то ждала увидеть его бледное лицо и панику в глазах, а он сидел, откинувшись на кресле, сложив руки на груди, и на экран смотрел со зловещей, едва заметной усмешкой.

— Вы не знаете, что это за человек! — Кажется, Ирина вошла в раж. Слёзы высохли, а в глазах появился пожар. — Он очень скрытный, и очень опасный. Меня все предупреждали. Говорили, что ему никого не жаль. Даже отца не было жаль, они всегда общались сквозь зубы. Паша как видел его, у него сразу настроение пропадало. И все близкие знакомые знают, что, точнее, кто тому причиной! Это уже давно не секрет! Только я долго верить отказывалась!

— Ирина, о чём вы конкретно говорите? Расскажете?

Она негодующе сверкнула глазами, плечи расправила. Потом важно кивнула.

— Расскажу. Я пришла сюда, чтобы всё рассказать. Чтобы, наконец, начать бороться. За себя и своего ребёнка. В последние недели много чего произошло, и Андрея Константиновича грязью полили обильно. И его любимые родственники в том числе. Я не знаю ничего про его работу, но то, что говорили они… Это просто бесчестно и бесчеловечно. А все, кто хорошо знаком с семьёй Костровых, знают, кто разрушил семью. Она изнутри разрушена. Павлом и Региной.

Повисла тишина, и в студии, и в кабинете. Алёна дыхание затаила, невольно вспомнила Регину Ковалец и как всегда восхищалась ею — умом, красотой и статью, и захотелось поморщиться. А Павел, наконец, рыкнул:

— Удавлю эту тварь.

— Если поспеешь вперёд Регины, — невесело хмыкнул Негожин. — Но это, конечно, аттракцион самоубийцы. Нельзя быть настолько дурой.

— Вы хотите сказать, что Регину Родионовну с пасынком связывают особые отношения?

— Да. И, поверьте, это заметно всем, кто оказывается рядом. Думаете, почему Павел никогда не появлялся в обществе вместе с отцом и мачехой? Господи, да он к сыну ни одну женщину, кроме Регины, не допускает. Андрей Константинович терпел, сколько мог, а теперь его обвиняют бог знает в чём. Это, по меньшей мере, несправедливо. А он не может за себя ответить, его больше нет. — Ирина слёзы вытерла. — Он жил ради семьи. Он так любил Регину.

— Он говорил Вам об этом?

— Да. В последний год мы часто общались. Он старался помочь мне… договориться с Павлом. Даже адвоката оплачивал. А после того, как они с Региной… решили разъехаться, ему просто не с кем стало поговорить. Видимо, на работе начались сложности, семья окончательно распалась, а единственный сын не имел желания с ним встречаться лишний раз. А потом, когда Андрей Константинович попытался поговорить с Павлом обо мне, он и с внуком ему видеться запретил. Понимаете, человек остался один.

— Ирина, но вы сюда не просто так пришли. Не просто рассказать свою историю, вы хотите чего-то добиться этим поступком. Должен сказать, очень смелый поступок. Костровы в нашей стране — это не просто фамилия, и не просто должность, эта семья очень долго являлась примером семейных ценностей. А сейчас выясняется всё больше подробностей, не лицеприятных.

— Мне наплевать на это, на то приятно кому-то или нет, я хочу, чтобы мне вернули ребёнка! — Ирина лицо руками закрыла, плечи затряслись.

— Сколько вы не видели сына? — спросил кто-то весьма проникновенно.

Ирина вытерла слёзы. А Алёна краем сознания отметила, что тушь на её глазах не потекла, не смотря на обилие влаги.

— Его забрали из роддома.

— Какой кошмар. Вы пытались его найти?

— Конечно! Но это невозможно сделать. Паша — очень богатый человек, он занимается гостиничным бизнесом, в том числе, и за рубежом. И где в данный момент ребёнок — знать невозможно. Думаю, многие и о его существовании не знали. У Костровых много недвижимости, к тому же, Павел единственный родитель, он в праве в любой момент вывезти сына за границу.

— А суд?

— У них есть мой отказ от родительских прав, и я не могу ни на что претендовать. Его нужно оспаривать, доказывать, и мой адвокат старается, но… Нас просто игнорируют. Я поэтому и пришла сюда, чтобы меня услышали! — Она поднялась и прижала руку к груди. — Я, клянусь, на всю страну, я ничего не подписывала! Или была в таком состоянии после родов, что не помню этого. Но это ведь не считается законным, это… это практически похищение!

Дверь кабинета чуть скрипнула, открываясь, и, кажется, вздрогнула не только Алёна, но и мужчины. Ванька заглянул, озабоченно, но их всех увидел и разулыбался.

— Зачем вы спрятались? Что вы без меня делаете?

Алёна в панике бросила взгляд на мрачного Павла, и поспешила мальчику улыбнуться, подошла и развернула к выходу, под несчастный голос Ирины, что ещё лился с экрана.