— Ты не был на ней женат?

— С ума сошла совсем? Мне что, семнадцать, чтобы я на подобных свиристелках женился? Хотя, что скрывать, это было Иркиной целью, выйти за меня замуж. Уж очень не хотелось терять добычу, вот и забеременела. Думала, я тут же помчусь кольцо ей покупать. — Костров практически плюнул. — Дура. Жадная дура. Условия мне ставить надумала: хочешь ребёнка — женись, иначе аборт сделаю.

— И ты её запер, — догадалась Алёна.

Павел подбородок почесал, как Алёне показалось, в некотором смущении.

— Ну… было такое.

— Паша, у тебя какая-то мания похищать людей.

Он повернулся к ней, потом по носу щёлкнул.

— Молчи, женщина.

Алёна печально улыбнулась, и после этого уже взяла его под руку, к крепкому плечу привалилась.

— Что дальше было?

— Сама, наверное, догадываешься. Она родила, я получил сына, а она кругленькую сумму, в обмен за отказ от ребёнка.

— И что?

— Что? — не понял он.

— Ну, хотя бы то, что у тебя в телефоне её фотография!

Павел выдохнул, надув щёки, старался казаться возмущённым.

— Алён…

— Что? И не надо говорить, что этой фотографии несколько лет. Это даже не слишком удачное оправдание. К тому же, я знаю, что это не так.

— Это откуда? — хмыкнул Костров.

— Просто знаю и всё.

— Ясно, женские штучки.

— Иногда мне хочется тебя укусить, честно.

Он выдохнул со смешком, потом за плечи её обнял. Алёна попыталась его оттолкнуть, но если Паша этого не хотел, то сделать это было практически невозможно. Рука тяжёлая, крепкая, сжала её плечи и притиснула к себе. И Алёна, в конце концов, сдалась. Правда, едко напомнила:

— Ты так и не ответил.

Костров глаза закатил, но всё же проговорил:

— Она время от времени напоминает о себе. Желания встретиться с Ванькой пока не возникало, но манипулировать фактом своего материнства Ирка любит. Особенно, когда оказывается на мели. Эта фотография была как раз из разряда манипуляций. Вот и всё.

Алёна молчала. Выслушала его объяснения и даже не стала отстраняться, когда он решил её в щёку поцеловать. И постаралась не показать того, что эти оправдания её не удовлетворили.

Значит, эта особа ему о себе напоминает. С какой целью объяснять никому не надо, она посылает ему провокационные фото, где вся грудь наружу, а в глазах откровенный призыв, а он… он снимок не удаляет. Замечательно. И называется всё это «манипуляция». Вот кому он врёт?

Сглотнула, минуту смотрела в сторону, позволив себе посидеть, прижавшись к любимому мужчине. Переживала в себе неприятное открытие, но быстро пришла к выводу, что делать этого не стоит, лучше подумать о чём-то более серьёзном.

— Почему она пошла на телевидение?

Павел рассеянно поводил пальцем по её плечу.

— Насколько я понимаю, положение у неё сложное. Она, на самом деле, в последний год жила за счёт моего отца.

Алёна нахмурилась.

— Она с ним… — начала она неловко, а Павел плечом дёрнул.

— Не знаю, и знать не хочу. Да и роли это никакой не играет. Но мой отец любил прикармливать врагов своих врагов, поэтому я не удивлён факту их, так скажем, дружбы.

— А ты был его врагом?

— Иногда так казалось. У нас всегда были… сложные отношения.

Алёна голову закинула, чтобы в лицо ему посмотреть, сказала:

— Это не смешно, не улыбайся.

— Ладно, буду серьёзен. — Его рука вновь погладила её плечо. — Деньги портят людей, солнце. Даже близких родственников. Отец считал, что я всем обязан ему. — Павел усмехнулся. — Возможно. Когда я переехал в Москву, он… давал мне крупные суммы денег. Он должен был как-то деньги отмывать, а тут родной сын. В общем, я брал и раскручивал бизнес. Отец считал, что это всё, до последней копейки, принадлежит ему. Я отлично понимал, к чему всё идёт, и в какой-то момент вернул ему всё вложенное. С процентами. Остался с пустыми карманами, но с бизнесом. И без отца. У нас и так отношения были никакие, а после этого он посчитал, что я неблагодарный сукин сын. Так и сказал. За что получил по морде.

— Ты ударил отца?

— Я ударил его один раз в жизни, за мать. Ему этого хватило. Папа у меня из той категории людей, которые предпочитают вершить судьбы издалека. Чтобы не было возможности кулаком до их физиономии дотянуться. Удивляюсь, как Регина его не раскусила, у неё интуиция, как у волчицы. А вот поди ж ты, повелась на обаятельную улыбку и обещания. Хотя, Регина — это лучшее, что могло произойти в жизни моего отца. Всеми остальными он манипулировал, а её побаивался. Наверное, поэтому они столько лет и прожили, возможно, он даже любил её. Я в это почти верю, особенно, когда смотрю на неё.

Алёна зубами скрипнула, но Павел явно не услышал или не проникся её возмущением. Продолжил:

— Поэтому их дружба с Иркой меня не удивила нисколько. Ей нужен был спонсор, а ему… Чёрт знает, наверное, держал её возле себя на всякий случай, чтобы в удобный момент против меня использовать. Кто знает, может, это его план со скандалом, а она только воспользовалась последней волей покойного. Терять-то ей теперь нечего.

— А если она на самом деле пойдёт в суд?

— Пусть попробует. Она моего сына даже на руках ни разу не держала. Она ему не мать, — безапелляционно проговорил он.

— Это не главное, — вздохнула Алёна.

— Да?

— Ване нужна мать, — сказала она. — Очень нужна, Паша.

Он помолчал, разглядывал Алёну, пока она не замечала. После чего кивнул.

— Я знаю.

13

Долго не спали. Павлу, без сомнения, было о чём подумать. Он всё больше молчал, правда, особой тревоги или злости на его лице, которую Алёна наблюдала днём, не было. Днём Павел взорвался, он был вне себя, и кричал так, как Алёна ещё не слышала. Она даже испугалась в какой-то момент, не за себя, а за него. Ведь каким он бывает в настоящем гневе, она ещё не знает. На ощупь идёт, прощупывает и внимательно присматривается к нему, запоминает привычки и пристрастия. А что ещё остаётся? Говорить по душам Костров не любитель. А она должна знать, должна чувствовать его настроение и предугадывать желания… Дуся вчера сказала, что вот ей такое не присуще, мужчине в глаза заглядывать. Мужчину надо в тонусе держать, чтобы он ценил и боялся, что она взгляд на кого другого переведёт.

— А ты в мать, — сказала Дуся, что заставило Алёну вздохнуть. Тётке говорить ничего в ответ не стала, и спорить не стала, но подумала кое-что нехорошее… наверное, нехорошее, но после Дусиных слов в душе всё равно поднялось сопротивление, и Алёна подумала о том, что посмотреть на кого-то другого, даже ради того, чтобы проверить теорию Дуси, у неё не получится. Ну, где, кого она ещё найдёт, чтобы посмотреть так, как на него? Это будет жалкая попытка, которая только посмешит. И его, и её.

Хотя, Павла, может, и не посмешит. Алёна замечала его задумчивые взгляды, он присматривался к ней, и её это тревожило. Оставалось только гадать, что у него на уме. Алёне не раз хотелось подойти к нему, запросто, обнять, поцеловать, просто потому, что хочется, но осмеливалась это сделать далеко не всегда. Пугалась того, что её простота и порывы покажутся ему глупыми или наивными. Она всё ещё не знала, как правильно к нему подступиться и в какой момент. А хотелось бы узнать, очень бы хотелось, до дрожи. И когда возможность появлялась, Алёна готова была сидеть рядом с ним ночь напролёт, даже если молчали при этом. И когда его мысли были заняты не ею, она почему-то всегда это чувствовала. Правда, сегодня Павел её удивил, причём неприятно. Время уже за полночь ушло, они лежали в темноте, молчали. В окно луна заглядывала, Алёна в её тусклом свете Павла разглядывала. Он лежал, устроив голову у неё на груди, а Алёна обнимала его. Сверху разглядывала его лицо, поймала себя на мысли, что совершенно не замечает неровности от шрамов на его щеке. Просто перестала замечать, сама не знает когда именно, и всё. Павел тщательно никогда не брился, особенно дома, наверное, где-то в глубине души всё же комплексовал, но искренне считал подобную мнительность слабостью и не отвлекался на это. А Алёна смотрела и не видела, только сейчас щёки его ладонями обхватила, наклонилась к нему и поцеловала. Правда, в нос, до губ не дотянулась. А Павел вздохнул, ладонь скользнула по её голой ноге, которая практически обнимала его за талию. А Костров взял и сказал:

— Алёнка. — Он раньше никогда её так не называл. Как шоколадку. — Я ведь тебе не нужен.

Алёна, за удивлением, неожиданно поняла, что подсознательно давно ожидала от него чего-то подобного. Вопроса, разговора, намёка. Сглотнула, волосы с его лба отвела.

— Нужен, — ответила она твёрдо. Или это упрямство было?

Павел голову закинул, чтобы ей в лицо заглянуть.

— Старый я для тебя.

От его тона как-то не получалось свести всё к шутке. И даже улыбнуться не получалось, Алёна понимала, что он серьёзен как никогда. И одно неверное слово — её или его, и ничего уже не вернёшь. Даже к этой минуте не вернёшь.

— Я циник, причём злопамятный. Прощать не умею, и чуткости во мне ни на грош нет. А тебя, солнышко, любить надо.

Интересно, он чувствует, как у неё сердце колотится, и вздохнуть у неё никак не получается? Наверняка чувствует. Но ему её не жалко.

Алёна с трудом сглотнула. Горло перехватило спазмом, а глаза уже защипали горячие слёзы, а она знала, что поднять руку и вытереть их, ещё надо решиться.

— А что хуже, что злопамятный сухарь или что старый? — проговорила она сдержанно.

Он усмехнулся. Снова её погладил.

— Малыш, не обижайся. Я ведь серьёзные вещи тебе говорю. Ты сама спохватишься.

Она снова наклонилась к его лицу.

— Это ты мне так отставку даёшь? Мне завтра уехать?

— Ну, перестань. — Павел сел, отодвинулся от неё, а Алёна сразу на себя одеяло натянула. Потом всё-таки зло вытерла слёзы, отвернулась. Он потянул её к себе. Алёна в сердцах оттолкнуть его хотела, но он легко с ней справился, обнял. Уткнулся носом ей в щёку, подышал тяжело. Попросил:

— Перестань слёзы лить. Чего ты?

— А ты чего? — обиженно переспросила она.

— Я же обязан тебя предупредить. Во что ты ввязываешься. Тебе мало неприятностей?

Она молчала, только носом шмыгнула.

— Паша…

— Алён, — его голос снова стал серьёзным. — Я не знаю, чем всё закончится. Но не жду, что чем-то хорошим. Меня наизнанку вывернут, всю мою жизнь, обсудят и кости перемоют. Ну, зачем тебе это? Ты же не глупая девочка, должна сама понимать, во что ввязываешься. А я точно не твоя мечта.

— Вот откуда ты это знаешь?

Он невесело хмыкнул.

— А что, ты мечтала об угрюмом, хромом принце с поцарапанной рожей?

Алёна снова слёзы утёрла.

— К твоему сведению, да. Я «Анжелику» три раза читала.

Костров помолчал, подёргал себя за ухо. Затем признался:

— Я не знаю о чём ты.

— Я тебе расскажу, — с готовностью согласилась она. — Там главный герой, граф Жофрей де Пейрак, он…

— Всё, — торопливо перебил её Павел, — дальше не рассказывай. Меня только имя убило.

Алёна на насмешку в его голосе внимания не обратила, повернулась и, дурея от собственной смелости, спросила:

— Я тебе нужна?

Павел смятённо выдохнул.

— Я тебе разве об этом?

— А я тебе об этом! Я же не спрашиваю тебя, любишь ты меня или нет. Но если я тебе нужна, просто нужна, не отталкивай меня. Паша, пожалуйста. — Она глаза закрыла, прижалась лбом к его лбу. Он её обнял, коснулся губами её губ, потом слёзы ей вытер.

— Хватит реветь, — попросил он. И тут же посетовал: — Говорить с тобой невозможно. Я о тебе, дурочке, думаю, а ты?

Алёна всхлипнула.

— А я о тебе.

— Вон оно как… — Павел по спине её погладил, потом назад, на подушки повалился, увлекая Алёну за собой. Она его обняла, прижалась щекой к его плечу. Напряжение начало отпускать, кажется, опасный момент был пройден. Правда, Павел всё-таки добавил:

— Ты даже не представляешь, что может начаться.

— Мне всё равно, — убеждённо проговорила она. Глаза закрыла. — Когда-нибудь это всё закончится, им надоест.

Его ладонь так и гладила её по спине, неторопливо поднималась, потом спускалась на ягодицы и там замирала на какое-то время. А другая рука коснулась её волос, пальцы запутались в них, Алёна голову повернула и ответила на горячий поцелуй. Приподнялась над ним, волнистые волосы упали Павлу на лицо, а Алёна проговорила ему в губы:

— И никогда мне больше этого не говори. Что ты старый и некрасивый. Это не работает, Паша.

Он, кажется, улыбнулся. Прикусил зубами её нижнюю губу. И согласился.