Николас Спаркс - Крутой поворот

– Но, па… – нахмурился Джона.

– Слушай, я понимаю: ты предпочел бы заняться миллионом других дел. Но пока что придется учить уроки. У тебя нет выхода. И, подумай, все могло быть гораздо хуже.

– Это ка-а-а-ак? – почти пропел Джона, как всегда, когда не хотел верить сказанному Майлзом.

– А если бы учительница захотела работать с тобой и по выходным? Тогда тебе не удалось бы даже в футбол поиграть!

Джона склонился вперед и подпер ладонью подбородок.

– Ладно, – мрачно вздохнул он наконец. – Я согласен.

– Вот и хорошо, чемпион, – улыбнулся Майлз.

Ночью он нагнулся над кроваткой сына и повыше подтянул одеяло. Джона уже засыпал, и Майлз, погладив мальчика по голове, поцеловал его в щеку.

– Уже поздно. Спи.

Джона выглядел таким маленьким, таким трогательным… Майлз убедился, что ночник включен, и потянулся к лампе у кровати. Джона с усилием открыл глаза.

– Па!

– Что?

– Спасибо за то, что не слишком разозлился на меня сегодня.

– Всегда пожалуйста, – хмыкнул Майлз.

– И… па!

– Ну что на этот раз?

Джона вытер нос рукавом. Рядом с подушкой лежал медведь, подаренный Мисси сыну, когда тому исполнилось три года. Ложась спать, мальчик до сих пор брал игрушку с собой.

– Я рад, что мисс Эндрюс хочет мне помочь.

– Точно? – удивился Майлз.

– Она хорошая.

Майлз выключил свет:

– Мне тоже так показалось. А теперь постарайся заснуть, ладно?

– Угу. И, па…

– Что?

– Я тебя люблю.

Горло Майлза перехватило невидимым обручем.

– Я тоже тебя люблю, чемпион.

Часа в четыре утра кошмары Джоны вернулись с новой силой.

Тонкий пронзительный вопль человека, летящего в пропасть с обрыва, заставил Майлза вскочить. С трудом очнувшись ото сна, он выскочил из спальни, споткнулся о валявшуюся игрушку и, пытаясь прийти в себя, подхватил на руки спящего мальчика. Он шептал ему милые, глупые слова, унося на заднее крыльцо. Только здесь Джона сможет успокоиться.

Уже через несколько секунд плач сменился хныканьем, и Майлзу оставалось благодарить Бога за то, что дом стоял на целом акре земли и что ближайшая соседка, миссис Ноулсон, немного глуховата. Он укачивал Джону, продолжая шептать ему на ухо и глубоко вдыхая влажный теплый воздух. Лунный свет проложил желтую дорожку на медленно текущей воде. Низко склоненные ветви дубов и белые стволы кипарисов по берегам реки создавали картину вечной, нетленной красоты. Длинные пряди испанского мха только усиливали ощущение того, что мир за последнюю тысячу лет ничуть не изменился.

К тому времени как дыхание Джоны снова стало ровным, было уже почти пять, и Майлз знал, что заснуть больше не удастся.

Уложив Джону в кровать, он вышел на кухню и сварил себе кофе. Уселся за стол, растирая лицо и руки, чтобы немного прийти в себя. За окном горизонт уже светился расплавленным серебром, и первый робкий свет крался среди деревьев.

Майлз снова вспомнил о Саре Эндрюс.

Его тянуло к ней. Это совершенно точно. Он уже целую вечность не реагировал на женщину так сильно. Конечно, его влекло к Мисси, но это было пятнадцать лет назад. Целую жизнь назад… Нет, нельзя сказать, что его не влекло к Мисси в последние годы семейной жизни, потому что это неправда. Просто влечение каким-то образом стало другим. Прежняя отчаянная влюбленность, жадное желание узнать о ней все, сменилось чем-то более глубоким и более зрелым. От Мисси нельзя было ждать сюрпризов. Он знал, как она выглядит по утрам, только встав с постели, видел, как осунулось от усталости ее лицо после родов. Знал все: ее чувства, страхи, что она любит, а что – нет. Но это влечение к Саре казалось… новым, и сам он словно родился заново, если такое возможно. До сих пор он не сознавал, как ему не хватает подобных ощущений.

Но что будет дальше? Он совсем не был уверен в будущем. Не мог предсказать, произойдет ли что-то между ним и Сарой. Он ничего о ней не знал. А вдруг они вообще несовместимы по характеру? На начальном этапе любая деталь может все испортить, и это Майлз прекрасно понимал.

И все же его тянуло к ней…

Майлз покачал головой, стараясь отогнать подобные мысли. Совершенно нет причин зацикливаться на них, если не считать, что он вдруг захотел начать все сначала. Снова кого-то найти. Не хочет он до конца жизни быть одиноким вдовцом. Некоторые люди на это способны: он сам знал таких, кто, потеряв мужа или жену, не желал больше ни с кем связывать свою судьбу, – но он так не может. И никогда не мог. Женившись на Мисси, он ни разу не почувствовал себя обделенным: никогда не смотрел с завистью на друзей-холостяков, никогда не жалел, что не может вести такую же жизнь – ходить на свидания, флиртовать, влюбляться и забывать очередную, еще вчера единственную, любовь. Все это не по нему. Ему нравилось быть мужем, нравилось быть отцом, нравились постоянство и стабильность, которые приходят с браком, и он хотел иметь все это снова.

Но, возможно, ничего не получится…

Майлз вздохнул и снова выглянул в окно.

Небо по-прежнему черное, но горизонт продолжает наливаться светом.

Он поднялся из-за стола, вышел в коридор и заглянул в комнату Джоны. Тот мирно спал. Майлз направился к себе. В полутьме поблескивали рамки фотографий, расставленных на комоде и тумбочке. Хотя различить детали он не мог, но знал, что изображено на каждом: Мисси, сидящая на заднем крыльце с букетом полевых цветов; широко улыбающиеся Мисси и Джона крупным планом; Мисси и Майлз, идущие по церковному проходу…

Майлз уселся на кровать. Рядом со снимком лежала картонная папка с собранной им в свободное время информацией. Шерифы не имели права расследовать дорожные аварии, да если бы и имели, ему все равно не позволили бы этим заняться. Но он шел по следам дорожного патруля. Допрашивал тех же людей. Задавал те же вопросы. И просеивал все собранные сведения. Зная, что ему пришлось вынести, люди не отказывались помочь. Но в конце концов оказалось, что он узнал не многим больше, чем следственная бригада. И теперь папка лежала на полке, словно подначивая Майлза еще раз попытаться найти того, кто вел в ту ночь машину.

Но как бы Майлз ни старался, это оказалось невозможным. Ему так и не удалось наказать человека, разрушившего его жизнь. А он только об этом и мечтал. Хотел, чтобы негодяй дорого заплатил за содеянное: таков его долг как мужа и человека, поклявшегося быть слугой закона. Как там сказано в Библии? Око за око…

И теперь, как обычно по утрам, Майлз смотрел на папку, не пытаясь ее открыть. Только представлял того, кто это сделал. И задавал себе все тот же вопрос. Каковы были его мотивы?

Если это просто несчастный случай, зачем бежать?

Единственная причина, которая приходила ему в голову, – сидевший за рулем был пьян. Возвращался домой с вечеринки или привык много пить по уик-эндам. Возможно, лет ему от тридцати до сорока. Доказательств у Майлза не было, но почему-то так представлялось. Он будто видел, как автомобиль вихляет по дороге из стороны в сторону, как водитель все прибавляет скорость и дергает руль. Может, потянулся за очередной банкой пива, стоявшей между ног, и заметил Мисси только в последнюю секунду. А может, и вообще не успел. Может, ощутил толчок, почувствовал, как ударилось о машину тело. Но и тогда водитель не запаниковал. На шоссе не нашлось тормозного пути. Хотя водитель остановил машину, чтобы посмотреть, что произошло. Все доказательства, так и не появившиеся в местных газетах, были налицо.

Но какая разница?

Никто ничего не видел. На дороге не было других машин, ни на одном крыльце не горел свет, никто не прогуливал в это время пса, не выключал разбрызгиватели. Даже если водитель был пьян, он все равно понял, что Мисси мертва и что ему будет предъявлено обвинение в убийстве по неосторожности, а может, и в убийстве с отягчающими вину обстоятельствами, если будет доказано, что у него и прежде были правонарушения. Суд. Тюрьма. Жизнь за решеткой. Эти и еще более пугающие мысли, должно быть, метались в голове, побуждая его поскорее уехать, пока никто ничего не видел. И он уехал, даже не потрудившись осознать, сколько горя принес ни в чем не повинным людям.

Либо предположения Майлза верны, либо кто-то специально сбил Мисси.

Какой-то социопат, убивающий ради собственного удовольствия. Он слышал о подобных людях.

Или Мисси убили, чтобы отомстить ему, Майлзу Райану?

Он шериф. У него много врагов. Он брал под арест преступников и свидетельствовал против них. Благодаря его стараниям десятки людей сидят по тюрьмам.

Один из них!

Список был бесконечен. Параноидальный бред.

Майлз вздохнул, открыл папку, стал перебирать бумаги и постепенно вновь погрузился в перипетии расследования.

Одна деталь не вписывалась в общую картину, и за эти годы Майлз наставил рядом несколько вопросительных знаков. Он узнал об этой детали, когда оказался на месте происшествия.

Странно, но водитель, сбивший Мисси, накрыл ее тело одеялом.

Этот факт тоже не попал в газеты.

Одно время еще были надежды на то, что одеяло каким-то образом может привести к его владельцу. Но ничего не вышло. Такие одеяла обычно лежат в аварийных комплектах, продающихся во всех магазинах автомобильных принадлежностей по всей стране. И невозможно понять, где он куплен.

Но… почему?

Этот вопрос продолжал терзать Майлза.

Зачем прикрывать тело, а потом бежать? Непонятно. Когда он поговорил об этом с Чарли, тот ответил фразой, преследующей Майлза по сей день:

– Похоже, водитель хотел извиниться.

Или сбить их со следа?

Майлз не знал, чему верить.

Но он найдет водителя, каким бы невероятным это ни казалось, потому что не сдастся. Никогда не сдастся.

Тогда, и только тогда, он начнет новую жизнь.

Вечером в пятницу, через три дня после встречи с Майлзом Райаном, Сара Эндрюс сидела одна в гостиной, вертя в руке второй стакан вина. Настроение было хуже некуда. И хотя она знала, что вино ничем не поможет, тем не менее собиралась налить себе третий стакан. Она никогда не любила пить… просто день такой выдался.

Сейчас ей просто хотелось уйти от действительности.

Странно. Началось все совсем неплохо. Утром она прекрасно себя чувствовала, и даже после завтрака, но потом все стремительно пошло под откос. Накануне ночью нагреватель для воды испортился, и пришлось перед уходом в школу принять холодный душ. В школе оказалось, что четверо учеников подхватили простуду и весь день чихали и кашляли в ее сторону. Остальные тут же стали им подражать, и ей не удалось сделать и половины запланированного. После уроков она задержалась, чтобы доделать кое-какую работу, а когда вышла, чтобы ехать домой, обнаружила, что шина спустила. Пришлось вызывать машину «Автоклуба», оказывавшего своим членам техпомощь, и ждать почти час, пока они приедут. К тому времени, когда она добралась до дома, окрестные улицы были огорожены веревками: в этот уик-энд должен был состояться Праздник цветов, и ей пришлось припарковаться в трех кварталах. Не успела она подняться к себе, как из Балтимора позвонила знакомая, сообщившая, что в декабре Майкл снова женится.

Вот тут-то Сара и открыла бутылку вина.

Теперь, немного опьянев, она уже жалела, что техпомощь задержалась всего на час. Приди она домой позже, не услышала бы звонка и ничего не узнала бы. Сара не была близкой подругой этой женщины, просто они иногда общались, а та дружила с семьей Майкла. Непонятно, почему она взяла на себя труд рассказать Саре о предстоящей свадьбе. И хотя в ее словах была подобающая случаю смесь сочувствия и изумления, Сара невольно заподозрила, что как только сплетница положила трубку, то сразу же перезвонила Майклу, чтобы поведать о реакции собеседницы. Слава Богу, сдержанность ей не изменила!

Но это было два стакана вина назад, и все оказалось не так легко. Она не хотела ничего слышать о Майкле. Они разведены, разделены законом и собственным выбором. И в отличие от многих разведенных пар не разговаривали с той минуты, когда вышли из адвокатского офиса. В тот момент она радовалась, что избавилась от него, и молча подписала все бумаги. Боль и гнев сменились чем-то вроде апатии, возникшей из-за мучительного осознания того, что она совсем не знала мужа. После этого ни он, ни она не звонили и не писали друг другу. Сара больше не общалась с его родными и друзьями, Майкл не проявлял интереса к ее окружению. Словно они вообще никогда не были женаты. По крайней мере именно это она и твердила себе.

Теперь он снова женится.

Это не должно было ее волновать. Какая, в конце концов, разница? Неприятнее всего, что ее расстроило сообщение о его женитьбе, а не сам факт женитьбы. Она точно знала, что Майкл снова женится. Он сам ей сказал.

Впервые в жизни она действительно кого-то ненавидела.

Но истинная ненависть, та, от которой все переворачивается в желудке, невозможна без эмоциональной связи. Сара бы и вполовину не ненавидела Майкла так, как сейчас, если бы прежде не любила его. Возможно, она наивно воображала, что они проживут жизнь вместе. Они же дали обеты в церкви. Обещали вечно любить друг друга. В семье Сары до сих пор никогда не случалось разводов. Ее родители были женаты почти тридцать пять лет. Бабушки и дедушки – почти шестьдесят. Даже когда в молодой семье возникли проблемы, Сара верила, что они с Майклом последуют по стопам старших. Но когда он предпочел встать на сторону своей семьи, она почувствовала себя совершенно уничтоженной.