— Мы на третьем этаже! — захохотал Пьер, но все же послушно задернул кружевные занавески.

В следующее мгновение он уже оказался рядом с ней на кровати, совершенно голый, мягкими движениями отвел ее руки от лица и весьма целеустремленно стал целовать ее обнаженные груди. Максина ощутила приятное и сильное возбуждение. Разрываясь между смущением и охватившей ее страстью, она непроизвольно повернулась к Пьеру и прижалась лицом к его груди, чтобы ничего не видеть. Вдруг все ее тело снова напряглось. Теперь она полностью ощутила его мускулистое обнаженное тело, почувствовала силу и, кажется, даже запах его желания. И еще кое-чего. Она постаралась незаметно отвести руку в сторону, но Пьер крепко взял ее за руку и потянул куда-то вниз. Максина резко отдернула ее. Медленно, но настойчиво Пьер снова потянул ее руку вниз и прижал к себе. Максина решила притвориться, будто это вовсе не ее рука. Она страшно боялась, что сделает что-нибудь не так и причинит ему боль. Куда можно пошевелить эту штуку — вперед, вбок? А может быть, надо ее повертеть? А может ли она отвалиться?

Кто-то громко постучал в дверь:

— Месье Бурсель! Фотографы пришли, ждут внизу.

Они оба застыли. Пьер выругался и с сердитым видом сел на кровати.

— Скажите им… Скажите им, что я сплю. Вымотался. Пусть потом приходят.

За дверью помолчали, потом послышались удаляющиеся шаги по коридору.

Пьер снова вернулся к тому, чем занимался несколько минут назад. Максина несказанно удивилась, увидев, какой эффект имеют ее легкие поглаживающие движения. Она лишь слегка касается этой штуки — и крепкий парень, лежащий рядом с ней под теплым одеялом, такой сильный и бесстрашный, становится вдруг совершенно беспомощным.

— Давай снимем эти брюки, — пробормотал Пьер, и из-под одеяла по комнате полетели последние детали одежды Максины.

Она рискнула взглянуть вниз и снова застыла. Какой огромный! Но это же невозможно, он ее просто разорвет на части!

— Не надо, я боюсь, хватит, — запротестовала она, останавливаясь. Пьер застонал и тоже остановился.

— Верно. Ты еще маленькая, — неохотно проговорил он. При этих словах Максина разозлилась и снова ухватилась за него.

— Я не хочу делать тебе больно, — пробормотал Пьер, тем не менее забираясь на нее сверху.

Но оказалось почти совсем не больно, эта штука легко и вся целиком вошла внутрь, и вскоре они уже двигались в такт друг другу.

— Я правильно все делаю? — шепотом спросила Максина, не зная, верный ли она выбрала ритм. Все это было чем-то похоже на самбу, только танцуемую в горизонтальном положении, подумала Максина, гадая, следует ли ей двигаться вместе с ним или же во встречном направлении.

— Не думай об этом. Вообще ни о чем не думай, — прошептал Пьер ей на ухо. Максина лежала и чувствовала, как по всему ее телу расходятся, заполняют его волны тепла. Потом она ощутила во всем теле какую-то непривычную дрожь, нарастающий трепет и вдруг инстинктивно начала отвечать на движения Пьера.

Внезапно его движения стали более резкими и сильными. Он прогнулся кверху, издал приглушенный стон, как бы от боли, и упал на Максину. Вначале ей показалось, что Пьеру стало плохо; но через пару минут он проурчал, как урчат сытые и довольные щенята, и заснул.

Кажется, все прошло хорошо. Или ей это только кажется? Максина испытывала облегчение от того, что все уже кончилось, что она перешла через этот рубеж и стала теперь настоящей женщиной. Но в ней теснились и другие, странные ощущения. Она чувствовала себя страшно уставшей, но спать ей абсолютно не хотелось. Мешала какая-то напряженность, и было просто неудобно лежать. Рука Пьера оказалась у нее под спиной, а поворачиваться она не хотела, боясь разбудить его. Очень медленно и осторожно она сползла немного ниже, так, что теперь рука Пьера оказалась у нее под шеей, а сама она спряталась под одеяло и лежала там, закрыв глаза и чувствуя себя совершенно одинокой. Ей страшно хотелось заплакать.

И вот это — все?! Все, о чем они так много говорили в темноте после отбоя, о чем мечтали, на что намекалось в сотнях романов и журналов?! Сырая смятая простыня с пятном крови, непривычный запах потных тел и еще какой-то кислый запах, что-то мокрое и липкое, что стекало сейчас тонкими струйками у нее по бедрам.

Единственное, чего ей сейчас хотелось, так это вымыться и лечь в собственную постель в собственной комнате и чтобы в окно, через кружевные занавески, светило бы Солнце. Больше всего на свете ей хотелось сейчас принять ванну.

Наверное, она сделала что-то не так… Или же он не сделал чего-то, что должен был сделать.

— Когда тренируешься, это одно. А когда тренировки кончились, совсем другое дело, — сонно пробормотал Пьер, поднимая голову и глядя на Максину. — Максина, у тебя удивительно красивые груди, — проговорил он и снова схватился за них с прежней целеустремленностью.

Вскоре настроение у Максины улучшилось, она ожила, а потом по телу пошли волны радостного возбуждения. Тело непроизвольно, без какого-либо усилия со стороны Максины и даже помимо ее воли и желания задвигалось в нужном ритме, и она почувствовала, как вся словно растворяется в Пьере; а может быть, это он растворялся в ней?! Она обняла его руками, притянула к себе за сильные и твердые ягодицы. «Не останавливайся, не останавливайся, пожалуйста, не останавливайся!" — лихорадочно шептала она. Вначале она полностью сохраняла самообладание, лежа неподвижно и собранно, как застывший водопад; потом ее тело выгнулось, выгнулось снова и снова, и она ощутила необыкновенное, удивительное и поразительное удовольствие, точь-в-точь такое, о котором ей говорили. Нет, не такое — куда лучше.

В дверь уже не стучали, а колотили изо всех сил. Максина резко открыла глаза, почувствовала рядом с собой теплое обнаженное тело и вскочила.

— Макси! Макси! — Голос Пэйган звучал крайне обеспокоенно. Максина выбралась из кровати, на ощупь пробралась по незнакомой, освещенной лунным светом комнате к двери и осторожно открыла ее, стараясь не показать, что сама стоит вся голая.

За дверью действительно оказалась Пэйган в своем зеленом, не по росту большом для нее твидовом пальто.

— Ты знаешь, сколько[-времени?! Уже почти полночь! Ты говорила, что Пьер перед ужином проводит тебя назад, и мы не беспокоились, пока не погасили свет.

— О боже, — перепугалась Максина. — Значит, в школе засекли, что меня нет?!

— Нет. Когда сестра-хозяйка перед выключением света делала обход, Кейт сказала ей, что ты в ванне. Потом мы дождались, пока все улягутся, и бросили монетку, кому идти тебя искать. Выпало мне. Кейт меня проводила с фонариком до задней двери и выпустила, и она будет дожидаться и откроет, когда мы придем. Сигнал — четыре коротких стука в окно кухни. Ради бога, собирайся поживее !

Вся дрожа, Максина натянула на себя лыжный костюм. Будить Пьера она не стала. Две девочки на цыпочках прокрались по коридору, спустились по скрипящей деревянной лестнице и вышли на улицу. Засунув руки в карманы и не говоря друг другу ни слова, они неуклюже, но изо всех сил побежали по снегу, то скользя на обледенелых участках, то сталкиваясь друг с другом.

Когда они подходили к погруженному во мрак зданию школы, дорогу внезапно осветили фары приближающейся машины. Она медленно поравнялась с ними, внезапно остановилась, и, к ужасу девочек, включился полный свет. Теперь они были прекрасно видны. Окно в машине опустилось, и выглянувший оттуда мужчина весело проговорил:

— По ночным клубам ходим, да?

Это был Поль, шофер директора школы.

— Забирайтесь назад, — приказал он им. Когда девочки забрались в машину, Поль повернулся к ним, положил одну руку на заднее сиденье и усмехнулся. Девочки сидели молча, смертельно бледные: они понимали, что теперь им грозит исключение. — А стоит сейчас возвращаться в школу? Хотите, я вас отвезу в настоящий ночной клуб? Я знаю один такой, где вас никто не узнает и где вы будете со мной в полной безопасности.

— Нет, от этого нам только еще хуже будет, — пробормотала Максина, вспомнив, что Ник рассказывал им о Поле. Первой мыслью Пэйган, однако, было, что если она поедет с Полем, то он станет как бы их соучастником и не сможет нажаловаться на них Шардену. И тогда их не исключат из школы.

Пэйган собрала все свое мужество:

— Максине лучше остаться сейчас в школе, ее ждут. А я поеду. Только как я попаду назад в школу?

— Ну у меня же есть ключ. Максина выбралась из машины, оглянулась, как будто что-то предчувствуя, но потом побежала по снегу к задней двери школы. Голубой «Ягуар» бесшумно отъехал.

Но Поль не поехал к ночному клубу. Он проехал через весь городок, выехал из него и повел машину куда-то дальше. Наконец они подъехали к одинокому темному дому.

— Эй, — спросила Пэйган, выпрямляясь на заднем сиденье, — это что, и есть ночной клуб, о котором ты говорил?

— Нет, это мой дом, — ответил Поль. — Тут безопаснее, чем в ночном клубе. Выпьем по стаканчику, а потом я отвезу тебя назад в школу.

Пэйган выглянула из машины. Огней Гштада не было видно, она не имела никакого представления о том, где находится, и потому послушно вошла вслед за Полем в небольшое шале. Внутри она с удивлением обнаружила, что оказалась в очень по-современному обставленной гостиной. Вдоль стен группками стояли низенькие стулья с хромированными спинками и ножками. На стенах в массивных серебряных рамах висело несколько абстрактных картин. На фоне черных стен выделялась большая светлая скульптура: мужской торс в натуральную величину.

Пэйган заморгала, нервное напряжение у нее постепенно сменялось удивлением. Не снимая пальто, она молча стояла посреди комнаты, пока Поль готовил коктейль. Он потряс серебряный шейкер, налил смесь в стаканчик для вина и протянул его Пэйган. Коктейль отдавал мылом и стиральным порошком, хотя Поль сказал, что в нем бренди, водка и еще одна особенная добавка. Наверное, лучше держать себя с ним подружелюбнее, подумала Пэйган, но выпить это можно только залпом, в один глоток и не переводя дыхания. Так она и сделала. Она смогла только пробормотать что-то неразборчивое, затем почувствовала, что ноги у нее слабеют, и потеряла сознание.


У Пэйган было ощущение, что ее вот-вот стошнит. Голова была такой тяжелой, что казалось, она не сможет поднять ее больше никогда в жизни. Она осторожно приоткрыла глаза, в лицо ей брызнул поток яркого света, и она снова зажмурилась. Ей было очень плохо, все куда-то плыло, и казалось, что она не может управлять ни руками, ни ногами. Тыльной стороной ладони она ощутила холод металла, затем услышала легкий щелчок… Что этот тип делает, черт возьми?!

Поль защелкнул у нее на запястье наручник и пристегнул руку к столбику железной кровати.

— А теперь другую руку. Вот так, мисс, чтобы вы случайно не сделали чего-нибудь неприличного.

Пэйган была слишком слаба, чтобы думать. Она снова закрыла глаза, пытаясь понять, как ей лучше: с открытыми глазами или же когда они закрыты. Она почувствовала, что замерзает, и удивилась, поняв вдруг, что лежит совершенно голая. Она мучительно пыталась понять, что же происходит… только бы Поль оставил ее в покое… Да и что этот проклятый тип собирается делать?

— Я тебя только немножко поглажу, и все. А потом отвезу назад в школу. Ты же не хочешь пока еще вставать, правда? И не хочешь, чтобы я перестал тебя гладить, верно? Да ты и не можешь ведь встать, так? И тебе нравится, как я тебя глажу, правда?

Пэйган действительно нравились его мягкие, умиротворяющие, кошачьи прикосновения, когда он гладил ее по груди, по соскам, по животу. Она попыталась снова открыть глаза и увидела, что Поль, обнаженный, лежит с ней рядом на черных простынях. Его прилизанная голова покоилась на подвернутой руке, по лицу блуждала отрешенно-довольная улыбка. Поль поглаживал ее черным птичьим пером. Пэйган снова закрыла глаза. Потом Поль мягко соскользнул с кровати, и Пэйган ощутила нечто незнакомое, непривычное и возбуждающее, как будто у нее между бедер пробиралась змея.

Она широко открыла глаза и впервые в жизни прямо перед собой увидела, что такое эрекция. Обнаженное тело Поля нависло прямо над ней, ноги у него были широко расставлены, а в руках… — нет, это же просто невозможно! Он мягко щекотал ее бедра кончиком черной кожаной плетки.

— Делай в точности все так, как я скажу, — прошептал он, — у тебя нет никакого выбора.

Пэйган снова закрыла глаза. Это было уже слишком. Да и голова у нее теперь просто раскалывалась от боли! Что-то ярко вспыхнуло, и тут Пэйган поняла, в чем дело.

Ее только что сфотографировали.

Потом Поль забрался на нее, и это оказалось вовсе не больно. Отталкивающе-отвратительно, но не больно.

Затем Поль уселся на край кровати и закурил сигарету с какой-то травой. Пэйган узнала запах: она почувствовала его, едва войдя в шале. Некоторое время Поль не обращал на Пэйган никакого внимания; потом резко повернулся к ней, как-то беспомощно захихикал и бросил окурок на простыни. Это уже не на шутку встревожило и испугало Пэйган, и она стала думать, что же делать. Она не имела представления о времени, но понимала, что надо как-то избавиться от наручников, отыскать одежду и добраться до школы, пока этот проклятый тип не спалил весь дом.