Она молчала: предложение было заманчивым, но оно связывало их с Марко еще крепче, буквально по рукам и ногам, будет ли она тогда хозяйкой самой себе?..

Бабочка с черными крыльями и голубым узором оттолкнулась от цветка вверх, буквально мазнув бархатом по лицу Трейси. Она испуганно отпрянула, затем смущенно рассмеялась, не понимая откуда этот страх, и в отношении предложения Марко тоже. Она подумает, обязательно подумает.

– Хорошо, – вслух произнесла Трейси, заметив, как одобрительно приподнялись уголки его губ. Он зарылся носом ей в шею, целуя неспешно и чувственно, вовлекая в любовную игру. Трейси откинулась на перила террасы, выгибаясь навстречу его ласкам и подставляя разгоряченную кожу мягкому морскому бризу.

– Марко… – протестующе шепнула она, когда он стянул лиф легкого платья, обнажая грудь и хватая губами сосок. – Нас же увидят. – Трейси слышала приглушенную итальянскую речь на соседнем балконе: если кто-то из отдыхающих решит полюбоваться пляжем, то помимо него насладится очень откровенной сценой.

– Пойдем в спальню, – Марко потянул ее прочь с залитой полуденным солнцем террасы. – У нас есть еще немного времени.

В адвокатскую контору к синьору Рикардо Малинари они приехали только после четырех часов дня. Сначала были деловые переговоры с партнерами, но Трейси не сильно прислушивалась, о чем велась речь, занимаясь изучением документов фирмы по производству оливкового масла, филиалы по продаже которого необходимо открыть в Штатах. Потом началась сиеста, и они отдыхали под широкими зонтиками уличного кафе, наслаждаясь потрясающим ягодным мороженым.

Трейси удивляло, почему деятельного энергичного Марко не раздражает некоторая медлительность, несобранность итальянцев. Но он в принципе с каким-то особым трепетом относился ко всему, что касалось его исторической родины: будь то обычаи, кухня, экспрессия в жестикуляции. Правда, в полной мере все это проявлялось именно здесь – на берегах апельсиновых садов и оливковых рощ. В обычной жизни Марко Мариотти был стопроцентным американцем.

– Синьорина Трейси, позволите угостить вас домашним лимонадом? Моя жена готовит его чудесно!

– О, благодарю, но не стоит, – отказалась она, пытаясь сосредоточиться на деле.

Рикардо Малинари добродушно отмахнулся от ее протеста и позвонил домой, велев жене принести печенье и лимонад. Трейси не сдержалась и искренне рассмеялась. Это был добродушный круглолицый мужчина средних лет: с загорелой кожей, мясистым носом и выразительными черными глазами. Его офис располагался на первом этаже, а наверху жила семья. Синьор Малинари казался шумным и часто отвлекался по мелочам, но был приятным, а главное, компетентным юристом. Они относительно быстро закончили, и Трейси сделала несколько серьезных выводов: они напрашивались давно, но убедилась во всем она только сейчас.

С точки зрения закона Трейси не совершала противоправных действий: она просто сопровождала юридическую чистоту регистрации нескольких предприятий. Но это если смотреть на уголовный кодекс прямо, а вот если приглядеться с разных сторон, или заглянуть внутрь, она совершала преступление – открывала ширмы для отмывания денег, полученных преступным путем, потому что ничего производить или продавать эти компании не будут. Конечно, никто напрямую ей ничего не говорил, возможно, заботясь о ней, не втягивая в криминал на полную, чтобы она всегда могла сказать: «Я ничего не знаю». А, возможно, Марко просто не доверял ей настолько, чтобы напрямую обсуждать эту часть своей жизни. Трейси много знала и многое видела, но ничего наверняка, и при желании она ничего не смогла бы доказать.

– Благодарю за сотрудничество, – она поднялась, – и рада была знакомству.

– И я, синьорина. – Рикардо Малинари учтиво пожал ей руку. – Если бы все американцы были так приятны, я бы перебрался за океан.

Трейси улыбнулась, а мысленно решила, что если Марко попросит ее заняться очередным юридическим вопросом, она сначала спросит, что именно от нее требуется, а потом уж заявит: «без проблем».

В Палермо – столицу Сицилии – Марко и Трейси приехали в полдень. Он объяснил, что просто не мог, прилетев в Италию, не навестить родственников. Недалеко от Палермо в маленьком городке Багерия находился дом, который был для целого поколения его семьи родным. Когда Доминик Мариотти обосновался в Америке и стал уважаемым человеком среди таких же уважаемых людей, он имел на банковских счетах внушительное состояние. Первое, чем он занялся – построил на месте маленькой саманной хижины, в которой родился и вырос, большой добротный дом для своих родителей. Доминик часто прилетал на родину, не разрывая корней с родней и со своим прошлым. Поэтому после того, как ему дали пожизненный срок, Роза Мариотти – жена – вернулась с дочерью на Сицилию, не желая больше жить в Америке и горько сожалея, что сын остался в Нью-Йорке, выбрав свою судьбу. Антонио Мариотти знал, за какое дело страдает его отец и собирался взять за эту жертву большую цену от американских мафиозных кланов. Он не видел своего будущего на Сицилии, он решил создать его, обеспеченное и относительно легальное, в Штатах. Для себя и своей семьи. Марко был тому явным примером. Успешный, богатый, респектабельный, а то, что, по сути, он такой же бандит, каким был его дед, – частности. Никто ни разу ни в чем не обвинил Марко, никто не смог найти слабое место в его броне. Как говорится: «не пойман – не вор».

– Марко, может, мне лучше все-таки остановиться в отеле? – снова предложила Трейси. Ехать по сицилийским дорогам одно удовольствие: буйство красок, изломы ландшафта, величественные горы, но чем ближе они подъезжали к месту назначения, тем сильнее она нервничала, не замечая восхитительной природной красоты этого края. – Ты приедешь с женщиной, это как-то подозрительно.

– Подозрительно будет, если я начну ездить к женщине в гостиницу. – Марко был абсолютно спокоен, не разделяя тревог Трейси. – И неудобно, – добавил он.

– Неудобно что? – переспросила она, надеясь, что ослышалась, и он не собирается под крышей дома своей семьи продолжать их любовные отношения.

– Успокойся, Трейси. Люди будут думать о тебе настолько плохо, насколько ты сама им позволишь. – Марко положил руку на ее колено, затем рассмеялся, когда Трейси хмуро начала буравить ее взглядом. – Не беспокойся, твою репутацию я не поставлю под сомнение.

Дом семьи Мариотти утопал в зелени и купался в ярких лучах ласкового сицилийского солнца. Трейси не знала, как он выглядел семьдесят лет назад, но сейчас это было очаровательное двухэтажное палаццо из мелкого, местами потертого кирпича, что придавало ему еще большей солидности – проверка временем. Полукруглые своды окон, резные парапеты узких балконов, выбеленные или же стертые за годы подъездные дорожки – все дышало дружелюбием и ленивым спокойствием. Газон возле дома немного пожух от жары, а вот апельсиновые деревья были ухоженными: с блестящими глянцевыми листьями и тонкими, но крепкими стволами. Плодов на них видно не было, но запах стоял непередаваемый, словно в воздухе разлили легкий цитрусовый эфир.

– Пойдем? – позвал Марко, достав из багажника чемоданы. Трейси стояла притихшая и взволнованная, похожая на заблудившегося котенка, которого так и хочется взять на руки и показать, что мир вокруг не страшный, если ты в надежных руках. Он улыбнулся и надел очки: что-что, а взять Трейси он не сможет следующие два дня.

– Маrсо! – закричала женщина на итальянском, заставляя Трейси встрепенуться от неожиданности, а его – бросить чемоданы и пойти в сторону от парадного входа. Из низкой деревянной двери, которую Трейси даже не заметила, рассматривая дом, появилась полная невысокая женщина. Они с Марко обнимались и смеялись – Трейси не понимала ни слова, но было очевидно, что он здесь гость желанный и дорогой.

– Тетя, познакомься, – перешел на английский Марко, ведя ее под руку. – Трейси Полански – мой адвокат. Трейси – Селия Динаре.

– В Америке что, не осталось мужчин-законников? – Селия всплеснула руками и порывисто обняла Трейси, расцеловав в обе щеки: раз она прибыла с Марко – значит, на эти дни станет для всех членом семьи. – Женщина должна оставаться женщиной.

– Сеньора Динаре…

– Называй меня Селия, – отмахнулась от условностей тетка Марко. – Пойдемте в дом, отдохнете с дороги, потом праздничный ужин. – Она покосилась на чемоданы, которые подхватил племянник и воскликнула: – Оставь, Энцо ими займется.

– Зачем гонять ребенка, – ответил он.

– Ребенка? – натурально удивилась Селия. – Да он вымахал с тебя ростом и такой же шельмец.

Она повела их в дом через внутренний дворик, обнесенный арочными галереями, а возле небольшого бассейна грелись на солнышке глиняные горшки с цветами. Странно, что по пути они никого не встретили, хотя, по словам Селии, здесь собралась родня со всей округи, а кто-то (Трейси пока не запомнила имен) даже прилетел из Неаполя. Они недолго петляли по анфиладам общих комнат, затем поднялись наверх, и через пару минут перед Трейси распахнули двустворчатые коричневые двери.

– Mio cara17, сейчас провожу Марко и принесу тебе лимонад и перекусить, потом поспи немного.

Трейси только кивнула, озадаченно улыбнувшись, а дверь уже закрылась, отрезав ее от остального дома и громкой итальянской речи, на которую то и дело переходила Селия. Она осмотрелась: светлая просторная спальня с коричневым, натертым до блеска полом и цветастым тонким ковриком у кровати. Трейси откинула покрывало и погладила белоснежные простыни, накрахмаленные и хрустящие. Кровать была массивной, с деревянным высоким изголовьем и тяжелым внушительным изножьем. Тюлевые занавески развивались от ласкавшего их ветра – Трейси шагнула на балкон и радостно улыбнулась: окна ее комнаты выходили в сад, пестрый и душистый. Сейчас она быстро примет душ, перекусит и действительно поспит, а после будет праздник, и она повеселится. Поначалу она боялась поездки на Сицилию, но Марко не зря ее успокаивал и убеждал не волноваться: его слову здесь верили, а он сказал, что поездка деловая, а Трейси адвокат и, кстати, не соврал. Все именно так, и вряд ли у него кто-нибудь спросит, не любовники ли они случайно.

К пяти часам отдохнувшая и спокойная Трейси добавляла последние штрихи к сегодняшнему образу. Она не стала накладывать макияж, только накрасила ресницы и положила немного прозрачного блеска на губы, волосы свободно рассыпались по плечам едва касаясь ключиц. А вот с нарядом пришлось повозиться: ей не хотелось выглядеть слишком строго, надев блузку и юбку, но и кокетливое коктейльное платье тоже не подходило. Трейси понимала, что знакомится не с родителями жениха, – он вообще-то женат, – но отчего-то нервничала не меньше. Выбор пал на белое платье ниже колена с двухслойной широкой юбкой и узким лифом, подчёркивающим талию и грудь, но не выпячивавшем. Рукава три четверти, никакого декольте, но легкость и нежность ему придавала прозрачные полоски, опоясывавшие юбку через равные промежутки. Трейси осталась довольна, а когда постучали в дверь – открыла, приветливо улыбаясь Селии, хотя в душе сожалела, что в столовую ее проводит не Марко.

Дом, встретивший гостей пару часов назад мирной дремой, словно очнулся от колдовского сна. Отовсюду доносились голоса, слышалась драчливая детская возня, шаги и преувеличенно громкое причитание. Палаццо наполнился запахами, дышал прохладой и жил полной жизнью. Селия по пути в столовую пыталась рассказать, кто соберется за столом, но ни запомнить имен, ни родственных связей этих людей с Марко Трейси не удалось. Единственное, что она усвоила ясно и о чем ее предупреждал Марко еще по дороге на Сицилию – на английском из присутствующих говорят единицы. Даже Селия, которая родилась в Нью-Йорке, говорила не только с акцентом, но и сильно перемежёвывая английскую речь с итальянской, что уж говорить об остальных!

Трейси восхищенно рассматривала внутреннее убранство дома, скользя взглядом по арочным проемам, высоким потолкам, выложенным цветастыми фресками, мягким низким диванам с плетеным декором и яркими подушками. Палаццо утопал в зелени не только снаружи, но и внутри: сосуды с живыми цветами и глиняные горшки с карликовыми деревьями и небольшими пальмами, листья которых казались полированными и сияли зеленым глянцем. Трейси видела разные особняки, шикарные настолько, что захватывало дух, но здесь в принципе было по-другому: не хуже и не лучше – просто иначе. И люди казались совершенно другими, даже Марко. Он стал свободней, добрее, мягче. В Америке он постоянно с чем-то сражался, в Италии он был дома, и это чувствовалось. Агрессия, жажда насилия, которая пульсировала голубой жилкой у него на шее и разносилась красным потоком по венам, стала будто бы меньше, а взгляд, в котором читались превосходство и извечный вызов, светился спокойствием и довольством.

Они только вошли в просторную столовую, а Селию чуть не сбил с ног черноволосый мальчик лет пяти.

– Микеле, stai attento!18 – воскликнула она и, удержав пухлую детскую ручку, посмотрела на Трейси. – Это Майкл – сын моей младшей дочери Констанции.