— В сущности, он просто благодарен мне за предложение присмотреть за вами.

И Тине не оставалось ничего, кроме как согласиться, тем более что она действительно начинала уставать, ибо не спала уже вторую ночь.

К тому же ей хотелось выспаться, чтобы никоим образом не упустить те немногие часы, что были в их распоряжении в Париже.

Граф накинул ей на плечи плащ, и девушка совсем уже было собралась подойти к Кендрику, чтобы сказать «спокойной ночи», как вдруг увидела, что брат тоже встал и, никому не говоря ни слова, вышел через другой конец сада, обращенный к Елисейским полям. Онемев от удивления, она увидела, как брат с Ивонной вскочили в один из фиакров, во множестве поджидавших посетителей, и укатили.

Тина замерла и почти плача прошептала:

— Куда же он уехал? Ведь здесь было так весело и хорошо, гораздо лучше, чем во всех остальных местах, где мы были.

Граф посмотрен на нее как-то очень странно, но вспух сказал, что Кендрик просил его передать ей «спокойной ночи", вот и все.

Потрясенная девушка молчала, и вскоре они оба уже сидели в фиакре с опущенным верхом. Подняв лицо к звездам. Тина неожиданно призналась:

— Я всегда считала, что в Париже есть некая магия, но теперь знаю: красивей и волшебней города на свете нет.

— Но ведь я уже спрашивал вас раньше, первый ли это ваш визит сюда?..

— Первый — с тех пор, как я выросла.

— То есть совсем недавно.

Замечание графа насторожило девушку, она опустила лицо и сказала:

— Вы пытаетесь угадать мой возраст? Но я всегда считала, что это невоспитанно и дурно.

— Только тогда, когда женщина хочет скрыть его. А вам скрывать нечего, я и без вашего ответа знаю, что вы очень молоды, как годами, так и жизненным опытом.

— Это вы угадали.

— Вот видите, значит, я и впрямь читаю ваши мысли.

— И все же я попросила бы вас не совершать ничего подобного.

И хотя граф не сделал ни одного движения, девушке показалось, что он стал какого к ней ближе и, более того, получил над ней некую необъяснимую власть.

К счастью, до квартиры на улице Сент-Оноре было недалеко, и вскоре лошади остановились перед их высоким домом.

— Поскольку это частное владение, надо предполагать, вы с виконтом остановились у друзей?

— Да, нам разрешили воспользоваться этими апартаментами.

Но вместо того чтобы открыть дверцы фиакра и помочь девушке выйти, граф посмотрел в окно и сказал:

— Поскольку вы, конечно, собираетесь сейчас же лечь в постель, я не стану беспокоить вас своим предложением проводить до дверей вашего дома, но… вам так же, как и мне, хорошо известно, что нам надо слишком многое сказать друг другу — сказать гораздо больше, чем мы сумели сделать это сегодня ночью, — поэтому я приглашаю вас завтра в половине первого позавтракать со мной в одном из тихих уютных ресторанов, где разговору нашему никто не помешает.

Именно этого и хотелось Тине больше всего, и она почти уже согласилась, как вновь вспомнила о брате.

— Но сначала… я должна спросить… — начала она.

— Виконт, разумеется, в курсе моего предложения и может в любую минуту к нам присоединиться, но, боюсь, он предпочтет иное времяпрепровождение.

Перед глазами девушки снова встала недавняя картинка — Кендрик с Ивонной — и она вынуждена была признать, что граф, скорей всего, прав. Оставаться же целый день одной совсем не входило в ее намерения.

— Тогда я согласна. Благодарю за приглашение.

Она протянула руку, и граф взял ее в свои ладони. Оба замолчали, как будто не зная, что еще можно сказать друг другу и что сделать.

Затем, словно решившись, граф снова, как и в ложе, поднес ее руку к губам и поцеловал.

— Спокойной ночи. Тина. Я счастлив, что стал пусть небольшой, но частью вашего первого вечера в Париже, и надеюсь, что вечер этот для нас был не последним.

Его губы еще раз, но уже более горячо и настойчиво, коснулись ее руки.

Затем, как ни в чем не бывало, он открыл дверцу фиакра, помог девушке выйти и даже разбудил привратника, уже спавшего глубоким сном.

Так окончательно и не проснувшись, тот вручил Тине ключ от ее квартиры, а сам тотчас вернулся в свою каморку и мгновенно уснул снова.

Девушка стояла в темном дверном проеме, и волосы ее в свете единственного газового рожка отливали крошечными язычками пламени.

Было видно, что граф не в сипах отвести от нее глаз.

— Спокойной ночи, — еще раз повторил он своим низким бархатным голосом.

— Спокойной ночи и… благодарю вас, — отозвалась Тина и стала подниматься наверх.

Но, даже не оборачиваясь, она знала, что граф по-прежнему стоит внизу, всей душой желая, чтобы вечер этот не кончался никогда. Самое странное, что именно этого желала и она сама.


Тина проснулась и по тому, как ярко заливало солнце ее спальню, поняла, что на дворе уже позднее утро.

Посмотрев на часы, стоявшие на камине, она в ужасе убедилась, что время уже подходит к одиннадцати. Девушка и забыла, когда вставала столь поздно.

Потом она припомнила, что вчера консьерж сказал, что в случае, если она захочет немного подкрепиться утром, стоит только позвонить в колокольчик, как он или его дочь тотчас подадут ей завтрак прямо в апартаменты.

Тина уже потянулась к колокольчику, но тут ей в голову пришла здравая мысль, что Кендрик, должно быть, завтрак уже давно заказал, и она решительно направилась в гостиную.

Ей было очень интересно узнать, когда же он вчера вернулся и почему не разбудил ее утром пораньше. Она прошла пустую гостиную и постучалась в спальню брата. Ответа не последовало, и она приоткрыла дверь.

Первым делом в глаза ей бросилась одежда Кендрика, в беспорядке раскиданная по стульям, а то и по полу. Сам же он спал в постели беспробудным сном.

Поначалу Тина решила, что, пожалуй. лучше его разбудить, но потом посчитала это ошибкой.

Она тихо вышла из комнаты, прикрыла дверь и заказала завтрак только для себя, впрочем попросив побольше кофе, на случай, если Кендрик все-таки скоро проснется.

Прошло довольно много времени, прежде чем дочь консьержа Рене принесла ей поднос. На нем дымился кофе в открытом кофейнике, лежали теплые, только что из печи, круассаны, масло и клубничный джем.

— Бонжур, мамзель, — пропела Рене. — Хорошо ли провели вчера время?

— Отлично, спасибо.

— Я слышала, вы вернулись около четырех утра, — болтала Рене, ставя поднос на столик у окна. — А мсье и того позднее. Кажется, он появился не раньше семи и наверняка еще спит.

— Не раньше семи?! Никогда не думала, что в Париже танцуют до самого утра!

Тут ей показалось, что Рене тоже весьма странно на нее посмотрела, и взгляд ее чем-то напоминал взгляд графа, когда Кендрик с Ивонной уехали вчера в фиакре.

Но граф тогда не сказал ничего, а девушка прямодушно заявила, расхохотавшись:

— Но я не думаю, что мсье танцевал, мамзель!

И с этими словами Рене покинула комнату, оставив Тину в совершенном замешательстве.

Если Кендрик не танцевал, то где же он в таком случае был?

Затем она пришла ко вполне правдоподобному выводу, что, скорее всего, он отправился к веселой француженке домой и там они болтали и, может быть, даже пили до самого утра.

Подробностей прошлой авантюры брата с русской танцовщицей Тина, конечно, не знала, за исключением того, что родители были крайне возмущены тем обстоятельством, что Кендрик не ночевал дома. Кроме того, танцовщица была расценена эрцгерцогиней как компания, совершенно не подходящая для наследного принца. По если Кендрик и с русской балериной вел себя так же, как вчера с этой Ивонной, то возмущение матери стало Тине совершенно понятным.

— Ах, если мама когда-нибудь узнает о том, как Кендрик вел себя здесь, — пробормотала Тина, — то гневу ее не будет предела!

Но тут девушка сообразила, что гнев этот в равной степени будет обращен и на нее, на нее, танцевавшую всю ночь напролет с человеком, никем ей не представленным, и теперь даже намеревавшуюся отправиться с ним завтракать наедине, потому что Кендрик, конечно, вряд ли теперь составит ей компанию.

Мысль о возмущении родителей была очень неприятной, и Тина постаралась побыстрей успокоить себя тем, что поведение их вряд ли будет раскрыто, если только барон и графиня в этот самый момент не докладывают об их исчезновении во Дворце.

«Но, полагаю, Кендрик прав, и они не рискнут потерять свои места, признавшись в такой беспомощности и ротозействе», — решила она, потому что думать о том, что произойдет, если все обернется не так, было просто страшно.

Тина доела завтрак и направилась к себе, чтобы одеться. Но затянуть корсет, пусть даже маленький, без горничной оказалось делом весьма сложным, а застегнуть сзади ряд пуговиц на платье — и совсем невыполнимым.

Поэтому Тина прекратила любые попытки, все еще надеясь, что Кендрик скоро встанет и поможет ей в этом.

Правда, надежда была слабая, ибо девушка понимала, что пяти часов сна после бессонной ночи все-таки маловато.

А пока она причесала волосы как можно лучше, но решила сегодня вечером перед выездом на очередной бал все же попросить консьержа пригласить парикмахера.

Затем Тина выбрала свое самое изысканное платье, предназначавшееся вовсе не для завтраков с незнакомцами, а для праздника королевского сада, который устраивали в Виденштайне каждый август.

Кроме того, эрцгерцогиня заявила, что платье будет хорошо и для «Золотого приза», на который будут выставлены лошади герцога Фэйверстоуна.

«Вот он удивился бы, скажи ему кто, что я в этом самом платье завтракала наедине с французским графом, с которым познакомилась сама на балу художников!» — развеселилась Тина.

Неожиданно ей пришла в голову мысль, что, произойди это, герцог может и вовсе отказаться жениться на ней. Какой прекрасный способ отделаться от ненавистного жениха! Но в таком случае его место может занять какой-нибудь из ужасных немецких принцев типа Георга, и тогда ее судьба окажется еще более плачевной.

«Впрочем, что сейчас об этом думать? По крайней мере на несколько дней я просто Тина Бельфлер, и на мне не лежит никаких государственно-матримониальных обязанностей — так что, я могу вести себя, как мне заблагорассудиться!"

Но тут перед ней встал вопрос, должна ли она, будучи такой же попрыгуньей, как эта Ивонна, и вести себя точно так же, как она?

Неужели и ей надо так же обнимать мужчину, целовать его на глазах у всех и танцевать столь неподобающим девушке образом?!

Как может она так же открыто флиртовать с кем ни попадя, как делали это многие дамы прошлой ночью? А ведь так вели себя даже те дамы, которых она видела вчера в «Кафе Англэ», а уж они то явно рангом выше, чем девицы с бала…

Впрочем, кроме флирта, дамы из кафе не позволяли себе ничего неприличного. и Тина подумала, что им дарят драгоценности и осыпают комплиментами только за их яркую красоту.

Мелькнула у нее какая-то смутная мысль, что здесь должно быть что-то еще, но поскольку она совершенно не знала что — то и мысль эта быстро ускользнула.

Часы на камине уже пробили полдень, и Тина поняла, что брата будить все же придется, если она действительно хочет успеть на ленч с графом. Но тут, слава Богу, Кендрик встал сам.

В открытую дверь спальни Тина увидела, как он вошел в столовую, и, подпрыгнув от счастья, бросилась к нему.

— Наконец ты проснулся, Кендрик! Ах, как хорошо! А я уж думала, что ты заснул навеки!

Брат хмуро потер глаза.

— И с удовольствием бы, — зевнул он. — Который час?

— Уже первый. Давай я закажу тебе завтрак, или ты подождешь до ленча?

— Лучше просто кофе. Вчера я выпил столько шампанского, что голова раскалывается.

— Ах, бедняжка! По, знаешь, у меня с собой есть немного одеколона. Мы намочим платок, ты приложишь его к вискам, и, может быть, станет легче.

Кендрик простонал нечто утвердительное и рухнул в первое подвернувшееся кресло. Со своими густыми взъерошенными волосами он казался совсем юным, почти школьником.

Тина заказала кофе и сбегала к себе за флаконом одеколона.

Кендрик полулежал в кресле, совершенно расслабившись, пока сестра накладывала ему на лоб пахучую повязку.

— Послушай, Кендрик, — осторожно начала она, — граф пригласил нас сегодня на ленч и скоро уже будет здесь, но… если ты не хочешь идти, то ладно, отпусти меня одну.

Кендрик приоткрыл один глаз.

— Ах да, ведь я сам обещал Ивонне позавтракать с ней!

— Значит, мы завтракаем по отдельности!

Брат довольно заулыбался.

— Сказать по правде, это было бы самым лучшим решением вопроса.

— Тогда все в порядке! Я позавтракаю в компании графа и, слава Богу, больше не буду видеть твоих развлечений.

— Вот-вот… — пробурчал Кендрик и сел в кресле. Теперь он стал немного больше походить сам на себя. — Я не собирался тебе говорить. Тина, но я буквально покорен ею…