– Он кажется достаточно симпатичным малым, мне нравится его деловитость. Барон уже вводит усовершенствования на фабриках, которые достались ему по наследству от отца, и я надеюсь убедить его сделать больше.

– Что касается желания Лоррейн поговорить со мной, ведь она просила принцесс помочь ей, а потом даже умоляла меня о прощении, то все это из-за Роджера, вам это, разумеется, ясно. Лишь бы он не вмешивался, не проявлял к этому интереса. Но главное для нее – мое молчание. Тогда Роджер никогда не узнает, что она заманила его в ловушку и хитростью вынудила жениться на ней.

– Он все знает.

– Нет, она клянется, что не рассказала ему правду. А я в то время не стала объясняться с ним. Да он и не поверил бы моей истории.

– Но ведь я сказал вам, что Кормак далеко не глуп.

Джини смутилась, потом в недоумении пожала плечами.

– Но в таком случае почему же он принял на себя ответственность за предательство Лоррейн по отношению к Элгину? Он мог бы отказаться взять ее в жены и, зная о ее проступке, пустить ее репутацию по ветру, как пустили мою. Быть может, им просто двигало врожденное благородство?

Ардет пожал плечами. Он не знал этого человека настолько, чтобы судить о его нравственности и побудительных мотивах его поступков.

– Я полагаю, что он хотел ее. Или скажем так: он хотел женщину, которая сама хотела его достаточно сильно, чтобы предать свою сестру и своего возлюбленного. Может, он просто пожалел ее.

– Но он никогда не говорил ей, что знает правду.

– Повторяю, барон не глупец. Чувство вины у Лоррейн и ее неуверенность в себе его устраивают. Она никогда не будет воспринимать его как заслуженный ею дар судьбы.

Джини на минуту задумалась, припоминая, как Лоррейн умела использовать чужие слабости.

Он выглядит таким же заблуждающимся, как и моя сестра.

Ардет кивнул, соглашаясь, и сказал:

– Как говорится, браки заключаются на небесах, но кто может быть в этом уверен? То, что устраивает одного, может медленно убивать другого.

Они были почти у самого поворота на их улицу, когда желудок Джини взбунтовался и заявил об этом громким урчанием, к великому ее смущению, настолько громким, что его не заглушили ни стук колес, ни топот лошадей. К счастью, в карете было так сумрачно, что Ардет не мог заметить, как сильно Джини покраснела.

– Прошу прощения, – пролепетала она, – я не успела вовремя поесть.

– Это я должен просить прощения. Мне следовало сообразить, что вы проголодались. Вы ни разу не подходили к столикам с закусками, а я просто забыл взять для вас с одного из них какой-нибудь бисквит или что-то в этом роде.

– Чепуха, вы ни в чем не виноваты. Мне следовало бы съесть хотя бы кусочек тоста перед тем, как мы собрались уезжать из дома. Мисс Хэдли предлагала мне чашку чая. А миссис Рэндольф даже принесла немного супа, чтобы я не уезжала на пустой желудок, но я тогда не чувствовала себя голодной.

Ардет высунулся из окна, словно мог бы при помощи магии достать оттуда полную еды корзинку для пикников.

– Не думаю, что нам сейчас уместно явиться в кофейню, ни мне с бриллиантовой диадемой и рубином, ни вам без вооруженной охраны.

Джини подумала, что он мог бы защитить крепость одной лишь силой своего взгляда, но мудро промолчала.

– Можно, правда, заехать в один из отелей, – предложил Ардет. – Я слышал, что там подают великолепные блюда в любое время суток.

– О нет, не стоит, я вполне могу удовлетвориться мясным рулетиком или кусочком холодного цыпленка, когда мы приедем домой. Только…

– Да?

– Только я… мне ужасно хочется малинового мороженого. Я слышала, что такие навязчивые желания нередко возникают у беременных женщин.

– Малиновое мороженое?

– Разве оно вам не нравится?

– Не в этом дело. Я никогда не пробовал малинового мороженого.

– Не думаю, что вам легко было бы получить мороженое в тех краях, где вы жили раньше.

– Не так уж трудно, – только и сказал он.

– Самое лучшее мороженое у Гюнтера, но там в это время уже закрыто.

Ардет постучал по крыше и дал новые указания Кэмпбеллу; тот, хоть и пробормотал себе под нос несколько ругательств, немедленно повернул лошадей.

Кондитерская была и в самом деле закрыта, свет погашен, и только над дверью черного входа во дворе горел фонарь. Нет, никаких сладостей нельзя получить в такое время, как сообщил Ардету уборщик с метлой в руках, ни ложечки, нет-нет. Все малиновое мороженое, а также лимонное и клубничное – все до капельки отправлено на прием в «Голден-Голлабс-Хаус» в Кенсингтоне. Мистер Голлаб родился и вырос в семье банкиров. Он празднует заключение мира, а также помолвку своей дочери. В гостях у него джентльмены, которые никогда в жизни не получили бы приглашение в Карлтон-Хаус, но вполне могли бы оплатить торжественный прием у принца.

Ардет велел Кэмпбеллу ехать в Кенсингтон.

Кэмпбелл снова выругался. Черт знает сколько времени придется Мари его дожидаться сегодня. Он развернул лошадей так резко, что карета покачнулась.

Джйни ухватилась за подвешенную к потолку экипажа кожаную петлю, чтобы сохранить равновесие.

– Мы не можем явиться на прием к мистеру Голлабу. Нас туда не приглашали!

Ардет был непоколебим.

– На самом деле я получил приглашение. У нас с Голлабом были кое-какие банковские дела. Но я ни в коем случае не стану разыгрывать аристократа на балу в честь его дочери и не могу позволить своей жене затмить блеск будущей новобрачной.

Он не мог увидеть усмешку Джини, однако почувствовал признательность в ее голосе, когда она поблагодарила его за комплимент. Впрочем, голос этот в следующую минуту изменился.

– В таком случае зачем мы едем в Кенсингтон? – спросила она.

Ардет рассмеялся, уловив в ее тоне сомнение и даже недоумение.

– Как, вы полагаете, что я намерен украсть для вас десерт?

– Уж лучше украсть, чем заполучить его менее… ординарным способом.

– Глупышка, я намерен всего-навсего подкупить кого-нибудь из слуг. Этот способ известен во всем мире и был распространен всегда.

Он так и сделал. Оказалось совсем не трудно отыскать возле дома лакея, который вышел передохнуть от суеты. Прежде чем Джини успела забеспокоиться о нем, сидя в карете примерно в одном квартале от Голлаб-Хауса, он вернулся с довольно объемистой вазочкой, полной мороженого, и с двумя ложечками.

– Одна вазочка – это все, что малый согласился предложить за те деньги, которые нашлись у меня в кармане. Я решил, что галстучная булавка с бриллиантом, которую мой новый камердинер чуть не силой заставил меня нацепить, слишком дорогая цена, простите, даже за ваше удовольствие. Мне следует помнить, что надо брать с собой побольше монет. Подкуп обходится недешево.

Джини уже пробовала мороженое с явным удовольствием.

– Это так вкусно, что мне, честное слово, все равно, как оно вам досталось. Отведайте-ка.

Ардет уселся рядом с ней и погрузил ложечку в мороженое.

– Вы совершенно правы. Такая кража приятнее фокусов.

В голосе у нее снова прозвучало сомнение.

– А вы… – начала она, но не решилась произнести «фокусник» или «волшебник»: Ардет, чего доброго, решил бы, что она не в своем уме.

– Ну что, мне больше не полагается? Оставить вам? Поступить как джентльмен? – спросил он со смехом, но тут же снова набрал мороженого в ложку.

Джини ела быстрее, сделав перерыв, чтобы выразить беспокойство по поводу того, не накажут ли слугу за пропажу вазочки и ложек. Ведь в некоторых домах серебро пересчитывают каждый вечер.

– Если вас это беспокоит, мы можем оставить посуду в саду мистера Голлаба, – возразил на это Ардет. – Подумают, что кто-нибудь из гостей решил для большего удовольствия полакомиться мороженым на воздухе. Пари держу, что под кустами найдут немало бокалов для шампанского, а может, и уснувших гостей.

Он отнес пустую вазочку и ложки в сад, а вернувшись, заявил, что сделает постоянный заказ Гюнтеру на доставку этого нового лакомства.

Джини обрадовалась:

– Маленький Шон будет в восторге, а мисс Хэдли так старалась подготовить меня к выезду в большой свет, что заслужила сладкую награду за свои труды.

Когда они добрались до дома и карета проехала под аркой портика во двор, Ардет не стал дожидаться, пока выездной лакей откроет дверь и опустит лесенку. Он спрыгнул на землю и, отмахнувшись от поспешившего на помощь слуги, принял Джини из кареты прямо себе на руки. Кэмпбелл развернул экипаж и поехал к конюшне.

Газовые лампионы возле дома были зажжены, из открытой входной двери тоже лился свет, и Ардет заметил на лице у Джини пятнышко от мороженого. Нимало не раздумывая, од коснулся пальцами ее губ.

Она подняла на него глаза.

– Осталось немножко мороженого.

Джини облизнула губы, потом снова взглянула на мужа, как бы спрашивая, достаточно ли благопристойный у нее вид, чтобы предстать перед домочадцами. Она не хотела появиться перед ними после первого выезда в свет эдакой шалой девчонкой.

– Все в порядке. Вы просто великолепны.

Теперь Джини посмотрела на него так, будто он снял для нее луну с неба, а не просто побывал с ней на приеме у принца, угостил любимым мороженым и произнес самый обычный комплимент.

Ардет ничего не мог с собой поделать. Он очень хотел почувствовать вкус ее губ, их сладость. А почему бы нет? Она его жена, и она его хочет. Ее желание очень сильно, насколько можно судить по яркому блеску зеленых глаз. Она его жаждет, и тут ни при чем пунш, малиновое мороженое и прием у королевской особы. Он наклонился к ней и опустил голову…

…Облегчив тем самым ворону возможность усесться ему на плечо.

– Прием хороший? Хороший прием?

– Да, прием был очень милый, – ответила птице Джини.

– Верно, и леди Ардет имела большой успех, – добавил Ардет после словечка, которого Джини до сих пор ни разу от него не слышала.

Она погладила блестящую черную голову птицы.

– Нам не хватало тебя, Олив, но, я думаю, тебе там не понравилось бы. Одна леди украсила свою голову павлиньими перьями.

– Дура! – выкрикнул ворон, потом повернулся к Ардету и уставился на него черным, без блеска глазом. – Живой?

– Пока что нет.

Но у него благодаря треклятой птице еще оставался шанс. Он не отнес свою жену наверх, к себе в спальню, не нарушил данную себе клятву. Не причинил зла.

* * *

Нет, с этим человеком явно происходит что-то неладное! Джини резким пинком отшвырнула в сторону табуретку, которая загораживала ей дорогу в хранилище песочных часов. Ардет определенно не любит ее. На приеме она была такой, какой он хотел ее видеть, причем имела потрясающий успех. Но вместо того чтобы восхищаться своей сверкающей всеми красками бабочкой, граф отправил ее назад в надоевший до ужаса унылый кокон. Нет, решила Джини, он отнесся к ней как к противной, скользкой гусенице, которой место где-нибудь под камнем или в куче листьев, откуда она выползла… Время идет, и скоро она станет толстой, неуклюжей и непривлекательной. И вообще ничуть не интересной… Ладно, ну его к дьяволу! И Джини снова пнула ногой табуретку.

Едва они вошли в дом, Ардет удалился в библиотеку, прихватив с собой ворона, чтобы в его обществе пропустить стаканчик на сон грядущий. Ворона, а не свою жену! Джини только и оставалось что поболтать с мисс Хэдли, которая не ложилась спать, желая услышать подробный рассказ о приеме у принца. Джини рассказала ей обо всем, что могла припомнить вот так, с ходу – о том, кто с ней говорил, о чем шла речь и сколько приглашений она получила. Что касается теоретической части, особенно резкой перемены отношения к ней, Джини в этом не разобралась даже наполовину, так же как в поведении собственного супруга.

– За нее! – провозгласил Ардет, поднимая свой бокал.

– За то, чтобы лечь на нее, – пробормотал ворон.

– Она моя жена, куриные твои мозги! Смотри, чтобы я больше никогда не слышал от тебя таких неуважительных слов о ней!

Ардет со стуком поставил свой бокал на мозаичный столик.

Олив немедленно сорвался со своего места на карнизе. Опустился на столик и, хлопая крыльями, сунул клюв в бокал как можно глубже, чтобы глотнуть бренди в свое удовольствие.

Ардет ухватил бокал за ножку, опасаясь, что тонкий хрусталь не выдержит атаки ворона и разобьется, но пить из бокала не стал, а сделал большой глоток прямо из графина, как в далекие, очень далекие времена. Дворецкий Рэндольф был бы этим шокирован, но Рэндольф не имел возможности наблюдать манеры рыцарей-крестоносцев. Не увидит он этих манер и нынешней ночью, потому что Ардет запер дверь.

Он взял графин в одну руку, свободный бокал в другую, налил бренди и наклонил бокал таким образом, чтобы Олив мог выпить.

– Говорят, что джентльмен никогда не станет пить в одиночку.

Олив пошатнулся и едва не свалился со стола.