Барбара Мецгер - Крылья любви

Эфф помотал головой и произнес – снова по-французски:

– Non, – то есть «нет», и продолжал далее уже по-английски: – Это было так давно, что я не помню ни семью, ни друзей и не знаю, с чего бы им захотелось служить при дворе. Я не следил за их историей в течение веков. Все «алфавитные агенты» считают, что так оно лучше. Кажется, все, за исключением тебя.

– Ну, в таком случае есть ли что-нибудь, чего ты хочешь для себя? Какая-нибудь безделушка, которую ты жаждешь получить?

– Безделушка, говоришь? – Эфф на минуту задумался. – Пожалуй, я попросил бы счастливые кости дьявола. Говорят, он бесновался из-за их утраты гораздо сильнее, чем от того, что потерял тебя. Ведь они все еще у тебя, верно?

Ардет сунул руку в карман и достал реликвию.

– Не думаю, что она могла бы пригодиться мне теперь, хоть я и не стал бы, пожалуй, испытывать судьбу. Вот она, верни ее хозяину в обмен на какую-нибудь поблажку для тебя самого. Ты мог бы, как это сделал я, заключить с ним еще одно пари.

Фигура в капюшоне вздрогнула и попятилась.

– Я по возможности стараюсь избегать его общества. Кроме того, он больше никогда не совершит подобную сделку, я в этом уверен. После случая с тобой Сатана стал еще злее. Нет, я не стану пытать удачу.

Ардет понял, что этот путь для него закрыт. Некоторые из Вестников Смерти были более гордыми, нежели все остальные.

– Но ведь он еще ребенок, – произнес он фразу, которую сам слышал миллион раз.

– Все люди были некогда детьми, – ответил Эфф так же, как отвечал и сам Ардет.

Он прислонился спиной к стене, почти побежденный.

– Неужели нет никого на земле, о ком бы ты пожалел? Неужели в своих странствиях ты никогда не встретил того, кто тронул бы твое сердце?

Эфф выглядел сейчас настолько печальным, насколько может так выглядеть тот, кто лишен всякого подобия реального обличья, в том числе и лица. Капюшон его обвис.

– Неужели ты не помнишь, Ар? У нас нет сердец. Никто, обладающий чувствами, не мог бы выполнять нашу работу. Возможно, то была твоя беда. Кто-то ошибся, назначая тебя Вестником Смерти.

– Нет, я был таким же холодным и безжалостным, как любой черный ангел.

– Здесь, на земле, гораздо приятнее, чем там, у нас.

– Так помоги же мне. Помоги ребенку.

– Ты в самом деле заботишься о нем?

– Да.

– Но ведь он не твой, верно? Ты не так уж давно покинул нас.

– Да, он не мой сын, но он занимает место вот здесь. – Ардет коснулся своей груди в том месте, где билось его сердце. – И я должен его уберечь.

Эфф с минуту подумал.

– Так, я помню, сегодня был один солдат, здесь, в Лондоне. Бедняга вернулся с войны и поселился вместе со своей овдовевшей сестрой и ее пятью ребятишками. У него нет ни денег, ни работы, ни видов на будущее. Я должен был забрать душу его сестры.

– Я сделаю этому человеку щедрый дар, чтобы он мог нанять нянек и учителей.

– Этого не следует делать. Он мужчина. У него есть своя гордость.

– В таком случае что я должен предложить?

– Работу, жилье, мать для осиротевших детей.

– Решено. Ардсли-Кип нуждается в толковых людях. Я могу научить его вести счетные книги, могу поручить ему поддерживать порядок в конюшнях, в зависимости от того, что ему больше подходит. Дети станут ходить в новую школу, а жена моя любит заниматься сватовством.

– Это вполне подходит, – сказал Эфф и поднял песочные часы повыше. В верхней их части оставалось всего несколько песчинок. – Перед тем как появиться здесь, я побывал в доме у старой скряги.

– И что, ее семья осталась в бедственном положении?

– О нет, они начали пересчитывать золотые монеты еще до того, как я удалился. Все, кроме компаньонки этой леди. Она даже не была упомянута в завещании, и после того, как сердце ее хозяйки перестало биться, осталась без жилья, без положения и без связей. Но самое худшее то, что она сохранила привязанность к злобной скупердяйке.

– Моей жене, быть может, придется нанимать новую компаньонку. Готов держать пари, что мисс Хэдли и Винросс достаточно скоро обзаведутся собственным домом.

Эфф никак не отозвался на эти слова, так как усиленно вспоминал о чем-то еще.

– А перед этим был сапожник, – заговорил он наконец. – Он не оставил жене ни одного сына, который мог бы унаследовать и вести его дело. Вдова нуждается в помощи.

– Будет сделано!

Осталось всего две песчинки. Дыхание ребенка слабело.

– О, а еще я должен был забрать душу викария, семья которого вынуждена будет покинуть дом после приезда нового хозяина. Ты все записываешь?

– Я все запоминаю. Клянусь, что позабочусь о каждом. О жене, о положении компаньонки, о доме, о преемнике сапожника, о похоронах. Что еще?

– Старая леди, которая упала с лестницы, беспокоилась о своей кошке.

– Кошка будет есть рыбу до конца своих дней.

– Отставной учитель из Кенсингтона останется совсем одиноким после смерти жены. Есть еще проститутка с Ковент-Гардена, которая убила своего сутенера. Самозащита, естественно, но ее могут повесить. Однако могу ли я доверять тебе? Ведь ты обманул самого дьявола, что ни говори.

– Клянусь своей мужской честью.

Эфф, казалось, что-то решал для себя, об этом можно было догадаться по его позе, как бы вдумчивой и даже философической.

– А я имел честь, как ты полагаешь? – спросил он. Ардету захотелось как следует встряхнуть этого ублюдка, когда он увидел, что упала предпоследняя песчинка.

– У тебя впереди еще многие века, чтобы поразмышлять об этом. Но у меня хватит чести на нас обоих.

Эфф вздохнул:

– Думаю, что в конечном счете я игрок. Я верю тебе.

И он перевернул песочные часы. Свет погас. Эфф удалился сквозь стену.

Ардет принялся зажигать свечи одну за другой, чтобы лучше разглядеть мальчика. Питер дышал более ровно, без перебоев. Он вдруг открыл глаза и вгляделся в новое окружение и незнакомого высокого мужчину, склонившегося над ним. Питер повернул голову к окну и показал пальцем на ворона, который постукивал клювом в стекло.

– Олив? – спросил он.

– Да, – только и смог произнести Ардет, и это «да» по истинной сути означало одно: мальчик будет жить.

– Живой? – прокаркал ворон.

– Да.

Олив запрыгал на подоконнике, хлопая крыльями. Питер протянул к нему руку.

Ардет взял эту руку в свою, радуясь теплому прикосновению.

– Нет, тебе нельзя играть с птицей, пока ты не станешь совсем здоровым и сильным.

Мальчик взглянул на нового дядю с некоторым недоверием.

– Это будет скоро, я тебе обещаю.

Питер улыбнулся и снова уснул, держась за руку Ардета.

Лоррейн плакала, на этот раз от счастья. Ее муж откупоривал шампанское. Их сын, легко дыша, спал мирным сном после того, как съел мисочку овсянки. Они праздновали в гостиной, расположенной между двумя спальнями хозяина, а сиделка наблюдала за Питером в гардеробной барона.

Ардет отодвинул от себя бокал.

– Нет, теперь еще не время праздновать и строить радужные планы на будущее, – предостерег он. И взял очередной листок бумаги у Джини, которая сидела за секретером, в то время как сам Ардет расхаживал взад-вперед мимо письменного стола.

– Через несколько дней увезите мальчика в деревню, на чистый воздух, которым ему легче будет дышать. Пусть себе играет, но держите его подальше от пуховых подушек, от кошек и не ставьте душистые цветы в его комнату. Посмотрим, что будет дальше. В этой жизни нет гарантий, но есть великий долг.

– Я в долгу перед вами, – сказал лорд Кормак, наливая себе еще один бокал после того, как был выпит первый за здоровье наследника.

– Нет, долг лежит на мне и на вашем сыне, – возразил Ардет и снова принялся диктовать Джини, которая не могла понять, откуда взялись все эти имена и адреса, помещаемые в каждом случае на отдельном листке из стопки почтовой бумаги Лоррейн. Ведь Ардет перед этим никуда не выходил из комнаты, где лежал Питер.

Роджер был немного смущен, но, видимо, слегка опьянев от выпитого и от радости, попробовал пошутить:

– Долг, вы говорите? Но Питер слишком молод, чтобы делать долги.

Ардет подумал, что Кормак был бы весьма удивлен, узнай, во сколько обошлась жизнь его ребенка. Сам он был поражен тем, как много помнил французский ангел смерти. Джини заполнила уже восемь листков, и на одном из них в качестве имени стояло слово «Кошка», адрес – Ньюгейтская тюрьма. О Господи, ее муж при всем своем помешательстве сотворил чудо!

Лоррейн тоже думала о чуде, но в отличие от сестры ей и в голову не приходила мысль о помешательстве Ардета.

– Сколько бы ни стоило то, что вы сделали вашим искусством, мы заплатим за это великое чудо.

Ардет взъерошил рукой волосы так, что несколько темных прядей упали ему на лоб.

– Не преувеличивайте, я не совершил никакого чуда. Я всего лишь воспользовался некоторыми практическими познаниями. – При этих словах Джини откашлялась с деланным усилием, и Ардет добавил: – В том числе старинным способом успокаивать больного, почерпнутым мною во время моих странствий. И Питер уплатит свою часть долга, если вырастет хорошим и добрым человеком.

Роджер снова поднял свой бокал.

– По воле Бога он достигнет зрелости благодаря вам.

Смущенный этой похвалой, Ардет взглянул на последний исписанный листок, переданный ему Джини.

– Мне пора идти, – сказал он. – До завтрашнего утра предстоит сделать немало.

Время было уже далеко за полдень, и Джини спросила:

– Всех этих людей мы должны найти за сегодняшний вечер?

Он пропустил мимо ушей сказанное ею «мы» и сложил бумажки в некотором порядке.

– Да, к началу завтрашнего дня они могут уйти своим путем, и кто знает куда. – Ардет взглянул на верхний листок. – Может, в воды Темзы. Я не хочу, чтобы на руках у меня оказался еще один покойник.

Джини обратила внимание на выражение лица Роджера – он вроде бы прикидывал в уме, сколько бренди Ардет выпил, пока они находились вдвоем у постели спящего Питера. Однако барон был не из тех, кто не платит свои долги. Он готов был сделать все, что потребуется Ардету.

– Я готов помочь.

Ардет взглянул на барона – привлекательного светловолосого джентльмена с румяным лицом, человека не чуждого радостям жизни, который чувствовал себя в Лондоне как дома, но был бы счастлив вернуться в деревню к своим овцам и свиньям и увезти туда своего сына.

– Отлично, – сказал он. – Дел с избытком хватит на нас обоих. – Прошуршал бумажными квадратиками, исписанными аккуратным почерком Джини, и продолжил: – Кошка – ни в коем случае. И пятеро ребятишек не нужны, это будет слишком возбуждать Питера. – Он явно говорил с самим собой, приводя в изумление слушателей. – Но что делать лондонским щеголям с одиноким старым учителем или со вдовой сапожника? – Посмотрел на два последних имени. – Хм, похороны или тюремное заключение?

Лоррейн налила себе еще бокал вина.

– Нет, похороны это не по мне, терпеть их не могу, – бормотал Ардет, вручая Роджеру последний листок. – Вот, возьмите, ведь у вас наверняка есть связи в верхах, думаю, вы найдете подходящего представителя властей предержащих. Или кого-то, кто не прочь получить взятку. Эта молодая женщина сидит в тюрьме за убийство мужчины. Убила в порядке самозащиты. Вытащите ее из узилища.

Лоррейн едва не подавилась вином.

– Мой муж? – Она закашлялась. – Мой… муж будет общаться с убийцей? Рискуя подцепить тюремную лихорадку?

Роджер поспешил пошлепать ее по спине, чтобы унять кашель, но вид у него был не менее испуганный, чем у жены.

– Откуда вам известно, что она невиновна? – спросил он.

– Я не говорил, что она невиновна, я сказал, что у нее был мотив. Мужчина истязал ее. Ваши судьи не имеют представления ни о милосердии, ни о понимании, особенно если убийство совершила женщина, несчастная женщина, проститутка.

– Прос… прос… – Лоррейн не могла даже выговорить это слово. – Вы хотите, чтобы мой муж внес залог за…

– Да, за шлюху, которая совершила убийство. Иначе ее посадят на корабль и отправят в заокеанскую исправительную колонию. Знайте, что женщины редко выживают в таких обстоятельствах, ибо становятся жертвами насилия других осужденных на каторгу, а также судовой команды.

Лоррейн закрыла уши ладонями.

Ардет стоял рядом с ней и смотрел на нее, не отводя глаз. Если бы Лоррейн не зажмурилась, она, чего доброго, хлопнулась бы в обморок от его грозного взгляда.

– Леди Кормак, вы обратились ко мне за помощью, я сказал вам, что я не врач, но вы тем не менее доверили мне здоровье вашего ребенка. Теперь вы снова должны довериться мне. Эта Дейзи убила не ради удовольствия или из мести. Она лишь спасала собственную жизнь.

Лорд Кормак обнял жену за плечи и привлек к себе.