Барбара Мецгер - Крылья любви

– Теперь ты будешь носить это кольцо?

Джини позволила ему надеть кольцо ей на палец.

– Я венчаюсь с тобой этим кольцом, – произнес он торжественным тоном.

– Теперь ты можешь поцеловать новобрачную, – ответила Джини с улыбкой.

Донельзя разгоряченные, оба избавились от последних остатков одежды и теперь, совершенно обнаженные, могли любоваться друг другом. Джини поцеловала шрам от недавней раны у него на плече, а потом – тот страшный рубец ниже груди. Корин в свою очередь Деловая ее груди, приподняв их, лаская и чувствуя тяжесть этих драгоценных свадебных подарков.

– Ты так красива, любовь моя! Но скажи мне, ты уверена, что готова к большему? Ни за что на свете я не хотел бы причинить тебе боль.

Она прижалась к нему всем телом, ее обнаженные груди касались его обнаженной груди.

– Совершенно.

Совершенно уверена или совершенно готова? Он застонал.

– Я хочу быть нежным и не спешить, но я так долго ждал и так хотел тебя, что не знаю, смогу ли остановиться, если ты об этом попросишь.

В ответ она теснее прижалась к нему. Их тела как бы слились воедино, его – твердое, напряженное, распрямившееся, и ее – мягкое, округлое, гибкое и податливое.

Он начал ласкать ее со всем пылом долго сдерживаемого желания. Положив ладонь ей между бедер, осыпал ее тело поцелуями, быстрыми и жаркими.

– О Боже, Элгин никогда…

Корин зажал ей рот поцелуем, не позволив договорить, потом сказал:

– Запомни, Элгин больше никогда не войдет в нашу спальню.

Джини не удержалась от смеха, глядя на небо, на полуразрушенные стены, на цветы и море травы.

– Если это наша спальня, то несчастному Элгину нигде нет места!

– В точности так, – ответил он и затем показал ей, как должно поклоняться женскому телу и обожать его. Он не был ее первым любовником, но первый привел к вершине любовного наслаждения. Он научил ее тому ощущению счастья, которое дается только женщине, оказавшейся на этой вершине.

– Ну а ты? – в изнеможении выдохнула она.

– Я испытал радость, о существовании которой не подозревал. Не верил, что такое может быть. Даже только слышать твои вздохи, ощущать дрожь твоего тела, видеть выражение блаженства на твоем лице приносит мне больше наслаждения, чем что бы то ни было испытанное мною. Так хотелось бы продолжать это до бесконечности.

Джини дотронулась до вещественного доказательства его желания.

– Хм, а ведь кажется, ты недалек от истины.

Ее прикосновение заставило Ардета забыть обо всех его принципах.

– Ты права. Я хочу войти в тебя, даже если бы пришлось завтра умереть.

Настала ее очередь замкнуть его уста поцелуем.

– В нашей супружеской постели не будет места разговорам о смерти, милорд. Никаких разговоров об уходе.

– Вы правы, миледи. Между нами отныне будет только любовь.

Она снова прикоснулась к нему, но уже более смело и уверенно.

– Так иди ко мне, войди в меня, Корин. Я хочу тебя. Всего тебя.

Он был рад подчиняться ее желаниям, вплоть до того, как его тело предаст их. То был не самый продолжительный акт любви в его жизни, но самый волнующий, самый полный, сотрясающий землю, как ему показалось.

– Я не знала… – начала было Джини, но Корин вдруг перекатился на спину, притянул Джини к себе и прижал к груди.

Но земля дрогнула снова – до того, как Джини успела закончить фразу.

Потом раздался крик Олива. Джини прислушалась.

– Не пойму. Кажется, он чем-то напуган.

– Нет, он только крикнул: «Ар, это Фрида!»

Корин вскочил на ноги и увидел, что безумная женщина стоит на груде камней и бросает их один за другим вниз, на него и Джини.

– Убирайся оттуда, идиотка! – крикнул он. – Обрушится вся груда!

– И похоронит тебя! Так же, как похоронила мое будущее и мою жизнь! Твои камни это сделали, а твоя семья ничего не значила. Мой отец должен был стать хозяином Кипа, а не твой, который никогда здесь не жил. Моя семья содержала Кип все эти годы. Ты ни о чем не заботился! А теперь явился сюда со своей шлюхой и позоришь эту землю!

Ардет начал что-то орать в ответ, но тут камень под ногами у помешанной сдвинулся. Он покатился вниз, увлекая за собой более мелкие булыжники. Ардет, защищая Джини, накрыл ее собственным телом, а камни все падали, ударяясь о его спину, о землю, о Джини.

– Нет! – взревел он, отбрасывая камни от Джини. Кровь была повсюду, его или ее, он не мог разобрать.

Как только камнепад прекратился, Ардет поднял вялое тело Джини и закутал ее в свой плащ.

– Джини, скажи мне хоть слово, сердце мое!

Он откинул со лба Джини короткие кудряшки и увидел, что кровь течет главным образом из раны возле виска.

– О Господи, нет!

Он твердил себе, что раны на голове обычно кровоточат сильно. Что на вид они часто кажутся более опасными, чем на самом деле. Он дотянулся до своего измятого шейного платка и приложил его к ране Джини, не обращая внимания ни на собственную наготу, ни на свои повреждения.

И тут он увидел свет, говорящий, безошибочно узнаваемый свет, и снова закричал, на этот раз в отчаянии.

Появилась фигура в плаще, словно бы возникшая из облака пыли над камнями. С песочными часами в руке.

– Нет, ты не можешь взять ее! – взревел Ардет. – Забери меня вместо нее.

Он прижал к себе Джини, будто мог ее спрятать. Голос разума нашептывал ему: «Ты же знаешь, Ар, что это не поможет».

– Но у меня есть еще два месяца! – Два месяца, чтобы вылечить Джини и заронить новую жизнь в ее материнское лоно. – Я не должен уйти!

– Я сюда явился не за тобой и не за твоей женой. Час настал для безумной женщины.

Ардет оглянулся. Теперь когда пыль осела, стало видно, что последняя стена старой крепости рухнула, похоронив под собой сестру Спотфорда. На этот раз о спасении не могло быть и речи.

Значит, еще не настало время ухода для Джини. Она снова могла дышать. Ардет не опустил ее на землю и не ослабил объятия, в которых сжимал ее. Он смотрел на фигуру в капюшоне, которая показалась ему более крупной и высокой, чем все его бывшие сотоварищи. И голос, сохранившаяся в памяти брюзгливая интонация тоже вроде знакомы.

– Я тебя знаю?

– Должен знать. А ты один из тех немногих, кто совратил с пути Вестника Смерти.

Сам?! Ардет едва не уронил Джини.

– Я…

– Ты совратил, и солгал, и мошенничеством проложил себе дорогу сюда. Ты нарушил все правила, Ар. Ты воспользовался всеми преимуществами своего положения.

Ардет не мог оправдываться, тем более что свидетельство против него лежало у него на руках.

– Ты обыграл самого дьявола, вот оно как!

Ардет ожидал, что вот-вот грянет гром и молния поразит его насмерть.

Вместо этого он услышал:

– Хорошая работа, Корин из Ардсли! Отлично сделано. Не говори об этом никому из прочих, но то был случай, когда Старина Ник встретил достойного противника.

– Так ты не собираешься забрать меня назад?

– Такого пройдоху, как ты? Я бы сказал – нет. К тому же ты выиграл пари. Отныне ты человек, если именно это – предел твоих мечтаний.

Ардет посмотрел на Джини, которая все еще была без сознания.

– Да, именно это.

– Тогда оставайся им до тех пор, покуда не высыплется весь твой песок. Разумеется, ты ничего не запомнишь, но я буду помнить.

Он протянул невидимую руку, чтобы тронуть ею лоб Ардета, но тот отступил на шаг назад и спросил:

– А как же быть с песочными часами? Я их так и не нашел.

Фигура в плаще протянула руку к ране Джини, и кровь остановилась. Края раны сошлись – без швов, без перевязки, без пластыря.

– Боюсь, что шрам все же останется.

Ардет вытер засохшую кровь при помощи своего шейного платка и собственных слез. Под кудряшками на лбу у Джини он обнаружил… песочные часы.

– Благодарю тебя.

– Приятно слышать. Люди, как ты знаешь, редко благодарят Вестника Смерти. Ты доставил мне удовольствие, но я хочу попросить о любезном одолжении. Я имею в виду «счастливые косточки» дьявола. Никто не знает, когда придется заключить сделку со Стариной Ником.

Ардет нащупал косточку у себя в кармане и подбросил ее в воздух. Она исчезла вместе со всеми воспоминаниями о его прошлой жизни.

Джини застонала, видимо, услышав, как мистер Спотфорд зовет на помощь, скликает людей, требует лошадей и побольше веревок.

Джини открыла глаза со словами:

– Так ты здесь? А мне, кажется, снилось, что ты исчез.

– Конечно же, я здесь. И никогда не покину тебя, моя радость.

– Никогда?

Она посмотрела ему в глаза, стараясь понять.

– Никогда, клянусь. Куда бы я делся без моей любви, моего сердца, моей души? Пока смерть не разлучит нас, помнишь?

Смерть обошла стороной и ворона. Сам для себя он решил, что проживет на этом свете так же долго, как и Ар. А если и не так, то дети графа и потомки Олива будут расти вместе и вместе стареть, поколение за поколением. Олив научит птенцов говорить, научит их сторожить и оберегать детей человека, который вызволил гремлина из ада. И пусть это станет хорошей сказкой для детей на сон грядущий.