— Кто стрелял в Михалыча, не видела?

— Я видела, Андрюш. Этот вот, длинный, стрелял, вот из этого пистолета. Я точно видела, как он попал в спину и потом еще в голову. Понимаешь, два раза в голову, я видела, там просто клочья полетели, кровь во все стороны. Я видела, как пули попали. Как же он жив?

— А вот так, — усмехнулся Андрей. — Терминатор.

В окоченевшей руке долговязого парня-командира все еще был револьвер. Андрей вытащил, повертел в руках, хмыкнул:

— Французский револьвер. Не боевой, а так, для гимназистов, для студентов, понтоваться. По бумажным мишеням разве что стрелять или по воронам, да и то с близкого расстояния. Дешевая игрушка. С виду грозный, а убойная сила ниже плинтуса, — он еще раз заглянул в барабан, крутнул и отшвырнул револьвер в кусты. — Таких много было импортировано в Россию до революции. Все, идем.

У машины, спрятанной между кустами возле дороги, ожидал парень, с которым Андрей несколькими часами ранее приехал из города, с грузом продуктов для отряда. Андрей отпустил солдат-носильщиков, отгрузив им часть продуктов, и вместе с Таней, Михалычем и парнем выехал к Судаку.

Михалыча в городке прооперировали. Рана оказалась, по словам медиков, пустяковой, но кровопотеря от всех трех ранений — опасной. Доктор предложил свои услуги по дальнейшему лечению раненого в Судаке, но Андрей решил перевезти Михалыча на следующий день в Феодосию:

— Тань, — сказал он ей, когда доктор ушел, — здесь оставаться нельзя. Через несколько дней на Судак нападет отряд самого Мокроусова, командующего красным повстанцами Крыма. Эти партизаны войдут в Судак, одетые в белогвардейскую форму с погонами. Белые офицеры, находящиеся на излечении, будут отстреливаться и рубиться шашками. На пару часов красные захватят город. Их выбьют, и потом сюда прибудет много врангелевцев, устроят повальные проверки. Опасность есть и от боя, и, особенно, от этих последующих зачисток. Здесь крохотный поселок, все на виду. Надо срочно сваливать в Феодосию. Да и медицина в Феодосии втрое лучше.

Прошло несколько дней. В Феодосии Михалыча лечили в маленькой, но элитной клинике. Его состояние то улучшалось, то худшалось. Однажды он объявил пришедшим его одновременно проведать Тане и Андрею:

— Хреновые мои дела. Слушайте, ребята. Пока еще соображаю, я вам расскажу все, что узнал от немца. От Грюнберга. Я и так, и так вам должен был рассказать. И рассказал бы, когда поправился. Но вдруг, думаю, не поправлюсь, мало ли что. Я хочу, чтобы вы знали все. Чтоб не зря я тогда старался, в лесу…

Михалыч подробно поведал о местонахождении и приметах трех тайников. Один из тайников описал Тане в лесу еще сам Грюнберг тем памятным вечером, когда они смотрели на закатное море. По словам Михалыча, он не очень доверял Грюнбергу и решил «нажать», чтобы сверить рассказ бывшего поручика Тане с рассказом, сделанным «под нажимом». Этот повторный рассказ и описания еще двух мест Михалыч выбил из Грюнберга ночью. Павел Оттович заплатил за свои сокровища жизнью.

Через две недели Михалыч умер от заражения крови.

Глава 38

Крым начала XXI был все такой же, как и перед отъездом. Только окончательно состарившаяся листва на деревьях резко порыжела за время Таниного отсутствия, скукожилась и потянулась к земле, а высоко в небо потянулись длинные вереницы птиц, улетающих куда-то на юг, — по всей видимости, на ежегодный отдых в Турцию и Египет. Вереницы автомобилей с российскими, украинскими и белорусскими номерами, наоборот, стремились на север, в степную часть полуострова, через которую когда-то, в ноябре двадцатого года, ворвались в белый Крым птицы-тройки — тачанки с пулеметами и бойцами красного командира Фрунзе и черного командира Махно.

Глеб Сергеевич и Андрей погрузились на несколько дней в аналитическую работу, чтобы сверить сообщенные Грюнбергом приметы с современными реалиями. Таня много спала, смотрела тяжелые сны с обрывками и вариациями недавних впечатлений. Иногда листала подборки оригинальных и скопированных документов из Андреевой коллекции.

От партии большевиков

Феодосийская организация Р. С. Д. Р. П. большевиков в заседании 13 января 1918 г., обсудив события последних дней и создавшееся положение, вынесла следующую резолюцию:

События, разыгравшиеся в г. Феодосии в последнее время имели до известной степени стихийный характер, а в настоящее время, к сожалению, принимает характер анархии.


Образовавшийся в городе Военно-Революционный Комитет, являясь выразителем воли пролетариата города, не имеет возможности осуществить власть, которая должна ему принадлежать: в городе помимо Военно-революционного Комитета действуют совершенно недисциплинированные, безответственные группы и личности. руководясь побуждениями личного, а не общественного характера.

В виду изложенного фракция большевиков, стоя на страже интересов пролетариата, протестует против анархических выступлений, приглашает всех рабочих объединиться для противодействия им и организованной борьбы за идеалы пролетарской революции, идя рука об руку с Военно-Революционным Комитетом, посколько он осуществляет их.

Феодосийская организация Р. С. Д. Р. П. большевиков ВОЗЗВАНИЕ

Татарское население гор. Феодосии решительно протестует против провокационных слухов о татарах, распространяемых с целью вызвать национальную рознь, и выражает глубокую уверенность, что население г. Феодосии и его уезда, жившее до сих пор мирно с татарами, НИ НА МИНУТУ НЕ ПОВЕРИТ ПОДОБНЫМ СЛУХАМ

 М.Волошин. Матрос (1918).

Широколиц, скуласт, угрюм,

Голос осиплый, тяжкодум,

В кармане — браунинг и напилок,

Взгляд мутный, злой, как у дворняг,

Фуражка с лентою «Варяг»,

Сдвинутая на затылок.

Татуированный дракон

Под синей форменной рубашкой,

Браслеты, в перстне кабошон,

И красный бант с алмазной пряжкой.

При Керенском, как прочий флот,

Он был правительству оплот,

И Баткин был его оратор,

Его герой — Колчак. Когда ж

Весь черноморский экипаж

Сорвал приезжий агитатор,

Он стал большевиком, и сам

На мушку брал да ставил к стенке,

Топил, устраивал застенки,

Ходил к кавказским берегам

С «Пронзительным» и с «Фидониси»,

Ругал царя, грозил Алисе;

Входя на миноноске в порт,

Кидал небрежно через борт:

«Ну как? Буржуи ваши живы?»

Устроить был всегда непрочь

Варфоломеевскую ночь,

Громил дома, ища поживы,

Грабил награбленное, пил,

Швыряя керенки без счёта,

И вместе с Саблиным топил

Последние остатки флота.

Так целый год прошёл в бреду.

Теперь, вернувшись в Севастополь,

Он носит красную звезду

И, глядя вдаль на пыльный тополь,

На Инкерманский известняк,

На мёртвый флот, на красный флаг,

На илистые водоросли

Судов, лежащих на боку,

Угрюмо цедит земляку:

«Возьмём Париж… весь мир… а после

Передадимся Колчаку».

14 июня 1919 Коктебель М.Волошин. Феодосия (1918).

Сей древний град — богоспасаем

(Ему же имя «Богом дан») —

В те дни был социальным раем.

Из дальних черноморских стран

Солдаты навезли товару

И бойко продавали тут

Орехи — сто рублей за пуд,

Турчанок — пятьдесят за пару —

На том же рынке, где рабов

Славянских продавал татарин.

Наш мир культурой не состарен,

И торг рабами вечно нов.

Хмельные от лихой свободы

В те дни спасались здесь народы:

Затравленные пароходы

Врывались в порт, тушили свет,

Толкались в пристань, швартовались,

Спускали сходни, разгружались

И шли захватывать «Совет».

Мелькали бурки и халаты,

И пулемёты и штыки,

Румынские большевики

И трапезундские солдаты,

«Семёрки», «Тройки», «Румчерод»,

И «Центрослух», и «Центрофлот»,

Толпы одесских анархистов,

И анархистов-коммунистов,

И анархистов-террористов:

Специалистов из громил.

В те дни понятья так смешались,

Что Господа буржуй молил,

Чтобы у власти продержались

Остатки большевицких сил.

/…/

24 августа 1919 Коктебель

Из статьи В.Зарубина «Об этноконфессиональном конфликте в Крыму (1918)», выступления на конференции в Ялте 24 ноября 2000 г.:

Стоило германским войскам и частям Центральной Рады прорваться на Перекопе, как на побережье от Судака до Ялты и в горах стычки перерастают в вооруженные выступления. В 20-х числах апреля разгорается крымскотатарское восстание, называемое самими участниками «народной войной» (ГААРК ф. 483, оп. 4, д. 1219, л. 2). С гор спускаются эскадронцы и офицеры, увлекая за собой местное население.

/…/

Восставшие утвердились в Корбеклы (Корбеке), Кучук-Узене, Шуме (Верхняя и Нижняя Кутузовки), Демерджи (с. Лучистое), Биюк-Ламбате (с. Малый Маяк; все — Алуштинского горсовета), Алуште, где были организованы их штаб во главе с Селимом Муфти-заде, мусульманский комитет, председателем которого избрали М. Хайретдинова, и вместе с проникшими на побережье украинскими военными двинулись в сторону Ялты, занимая расположенные здесь населенные пункты (вплоть до Никиты и Массандры). Они также контролировали деревни Коуш (с. Шелковичное), Улу-Сала (с. Синапное), Шуру (с. Кудрино; все — Бахчисарайского района) и др., захватывают Судак, Старый Крым, Карасубазар (Белогорск). Выступление повстанцев произошло также в Феодосии. 21 апреля у д. Биюк-Ламбат они задержали некоторых руководителей Республики Тавриды, которые в ночь с 23 на 24 апреля почти все погибли.

Татары обрушили свой гнев не только на большевиков, но и на местных христиан, особенно греков, отождествляя с ними правящий режим. И вновь давние ссоры приводили к кровавым драмам. Поводом к ним могло стать все, что угодно — в Гурзуфе, например, пристройка к дому, закрывающая вид на мечеть (Греки в истории Крыма 2000, с. 56).

/…/

«В деревнях Кучук-Узень, Алушта, Корбек, Б.Ламбат, Коуш, Улу-Сала и многих других расстреливают и истязают десятки трудящихся русских, греков и т. д. В эти дни в алуштинской больнице была собрана целая коллекция отрезанных ушей, грудей, пальцев и пр.» (Тархан 1933, с.16). Заместитель председателя Таврического ЦИК Иван Семенов (левый эсер), чудом избежавший смерти во время расстрела руководителей Республики Тавриды, позже писал: «Ночью с 23 на 24 апреля русские, жившие в окрестностях Алушты, подверглись нападению со стороны татар; было вырезано несколько семейств, всего около 70 человек. Русские жители, пережившие ужасную ночь, к следующей ночи стали собираться группами и вооружаться, чтобы защититься в случае повторного нападения» (1923, с. 122).

/…/

Однако большевики еще были способны к сопротивлению. Их пулеметы у Массандры остановили эскадронцев, уже готовящихся по авантюрному приказу Муфти-заде наступать на Ялту. К этому времени из Севастополя сюда прибыл миноносец с десантным отрядом, который вместе с местными красногвардейцами, двинулся на Алушту. 23 апреля, в 12 км от Ялты, повстанцы были разбиты. По словам поручика Хайретдинова: «Наш отряд, нигде не оказавший сопротивления, отступал до самой Алушты, оставляя на произвол большевиков все татарские деревни между этими городами» (Выписки из протоколов 1933, с.102). Среди повстанцев падала дисциплина, начались разногласия между эскадронцами и русскими офицерами.

Как и в январе 1918 г., матросов и красногвардейцев поддержали многие греки, движимые жаждой мести. Теперь страдали татары. Начались погромы, грабежи, убийства, зачастую зверские (Зарубин 1994, с. 232–233). Это подтверждает и кадет В. А. Оболенский, проживавший тогда в Биюк-Ламбате: «…большевики жестоко расправлялись с попадавшими им в руки татарами. В Гурзуфе и Кизилташе (с. Краснокаменка Ялтинского горсовета — авт.) татар расстреливали и топили в море. Несколько татарских домов было разгромлено и подожжено. Все эти варварства, по слухам, творились, главным образом, местными греками, примкнувшими к большевикам. Трудно сказать, так ли это было на самом деле, или, как это всегда бывает в таких случаях, эти обвинения лишь отражение старой национальной вражды между татарами и греками, возникшей на экономической почве (…). Узнав о приближении большевистских полчищ, творящих насилия над жителями, все татарское население Биюк-Ламбата, включая стариков, женщин и детей, ушло в горы» (1994, с. 74–75).