— Просто эта тема меня действительно волнует. В отличии от того, о чем мы разговариваем обычно, — ответил Шацар.

— Ты о моих фильмах?

Она засмеялась, смех у нее был колкий. Одна из причин, по которой Шацар ненавидел ее так же сильно, как и любил — Митанни почти невозможно было обидеть. И все колкости, принятые между ними, для нее как будто не значили ничего.

Она гибко прижималась к нему, улыбалась, обнажив белые и острые жемчужинки зубов.

— Конечно. Но не говорить же об этом Меламу — он уверен, что женится на характерной актрисе.

— Не беспокойся, Мелам и не заметит. Он ведь столько лет не замечает, что его друг — психически больной убийца.

Частенько они переходили от язвительных комментариев в банальнейшим оскорблениям. Тем не менее Митанни все так же ласково прижималась к нему, а Шацар так же нежно и аккуратно ее вел.

Секунд за десять перед тем, как песня закончилась, Митанни вдруг перестала источать яд и прошептала ему:

— Ты ведь помнишь, что я безумно благодарна тебе за Мелама? И всегда буду. Спасибо, Шацар. Ты настоящий друг. Потрясающий друг.

— О, разумеется.

Шацар проводил ее. Струящийся шелк ее платья, его зимняя, свежая белизна почти заставили его облизнуться. Она выглядела такой невинной. Шацар поцеловал ее руку, и коснувшись губами костяшек пальцев почувствовал почти физическую боль от невозможности ей обладать.

Заиграла следующая песня, какой-то развеселый джаз, где певец азартно выводил куплет о том, как он покорит Вавилон и лучшие девушки, лучшая выпивка, лучшие машины большого города будут принадлежать ему.

Митанни без стеснения и громко запела. Мелам поправил очки, наблюдая за ней со счастливой улыбкой. Митанни родилась в какой-то деревне, она и рода-то своего не знала, не все понимала в приличиях, оттого не стеснялась в голос петь любимую песню.

Песня, впрочем, отчасти была про нее — это она покоряла столицу, это она добивалась своего, приехав из поселка, который сложно найти на карте.

Когда песня закончилась и музыка смолкла, Митанни выразила недовольство громким «у-у-у-у». Мелам засмеялся, а потом сказал торжественно:

— Спасибо всем, что пришли пришли посмотреть на нас с невестой. Если честно, не знаю, на что еще здесь можно смотреть, потому что сама свадьба вышла не очень.

Мелам смутился от такой самоуничижительной шутки, но тут же продолжил что-то весело рассказывать. Шацар не слушал. Он смотрел на Митанни. Она видела это, удерживала его взгляд. В какой-то момент она что-то прошептала. Шацар уловил по губам что-то вроде:

— Твоя очередь.

Он резко поднялся, все смотрели на него. Шацар написал речь, но со злости порвал ее вчера, решив, что никуда не пойдет. Наутро резко стало лучше, однако речи уже не было.

Шацар смотрел на пьяные морды гостей, кое-кого он знал по фронту, кое-кто раздражал его еще в университете. Шацару бросилось в глаза, что почти не было людей в возрасте. Отец Мелама, как и многие другие, погиб на Войне, а его мать не одобряла мезальянс своего единственного сына и предпочла лишить его своего присутствия. Митанни своим родителям даже не сообщила, она не хотела, чтобы хоть что-то связывало ее с прошлым.

— Господа, — начал Шацар, хотя здесь не к кому было так обращаться. — Сегодня счастливый день для меня, ведь мой лучший друг и моя лучшая подруга, наконец, празднуют главнейший праздник для их любви и переходят к новой, более радостной странице их жизней, которая, я надеюсь, принесет им только счастье и радость. Я знаю Мелама давно и хорошо, если уж кому-то и можно доверить расцветающий талант Митанни, так это ему. Он сумеет позаботиться о ней, вместе они смогут дать друг другу многое, что, я уверен, приведет к успеху их обоих. Я надеюсь, что каждый из них многого добьется в жизни благодаря другому, ведь брак, по моему глубокому убеждению, нужен для совершенствования каждого из участников. Но для меня их брак значит намного больше, чем может показаться. Эта свадьба, весь сегодняшний день, доказывает, что мы выстояли в Войне, мы выжили и мы будем жить дальше.

Шацар впервые увидел заинтересованность во взглядах гостей. Многие из них прошли Войну, они любили о ней слушать.

— Союз этих людей помогает нам перевернуть страницу нашей истории, потому что сегодня мы наглядно видим, что после всего еще существуют любовь, нежность и верность, что после всего мы еще можем улыбаться. Для меня союз Мелама и Митанни, символ возрождения, которое переживает и наша страна, наше Государство. Я не называю нашу страну — Халдеей, а столицу — Вавилоном, потому что у нас одна страна и одна Столица. Теперь, после того, как мы победили, воистину, мы должны понимать, что кроме нас нет никакой другой страны, и от нашей жизни, жизни нашего, единственного на свете Государства, зависит будущее человечества. Радостно видеть, что люди создают семьи и продолжают жить и работать во благо будущего. Я верю, что мы все снова научимся радоваться жизни, как научилась эта молодая пара, и все достигнем светлого и свободного будущего.

Люди захлопали, кто-то впечатлился, а кто-то был слишком пьян и решил присоединиться к овациям просто так. Шацар улыбнулся и сел на место. Он поймал удивленный взгляд Мелама. Наверное, он вспомнил как когда-то Шацар говорил о том, как опасно забывать свою историю. А сейчас он сам обезличивал страну, за которую воевал.

Однажды, когда Шацар придет к власти, Халдея и имя-то свое забудет. Это будет народ, не помнящий родства.

После свадьбы Шацар отвозил Мелама и Митанни домой. Когда Митанни вышла, пошатываясь на каблуках, Шацар сказал Меламу:

— Подожди.

Мелам был изрядно пьян, а вот Шацар сегодня не выпил ни капли. Переживал за свой самоконтроль.

— Да, друг, — сказал Мелам и козырнул ему, потом поправил очки, с трудом сфокусировал взгляд.

— У меня есть для тебя свадебный подарок.

Шацар достал из бардачка бумаги. Он старательно переписывал содержимое папки господина Танмира. Оригиналы текстов он сжег. Шацар допускал оплошности, зачеркивал ошибки, словом, старался, чтобы большая часть того, чего Мелам о проекте не знал, выглядела как его реальная работа.

— Вот, — сказал он.

— Что это?

— Проект господина Танмира. Я закончил его. Почти. Мне нужна твоя помощь.

— Но я…

Мелам прижал записи к груди, потом начал:

— Ты…

— Возьми это. Когда ты протрезвеешь, мы все обсудим. Я тебе доверяю. Я доверяю тебе то, что может стать делом моей жизни. Помоги мне.

— Шацар…

— Не прямо сейчас.

Шацар знал, Мелам ему не откажет. Еще он знал, что Мелам достаточно умен и талантлив, чтобы закончить дело, начатое господином Танмиром. Шацар никогда не был гениальным биологом, хоть соответствующее образование и далось ему легко.

Так что он предоставил Меламу самому сковать топор для Халдеи.

Амти очнулась оттого, что Аштар зажал ей нос. В глазах не сразу прояснилось, Амти треснула Аштара по руке, почти тут же вспомнив, что боли он не чувствует. Она приподнялась на локтях, в глаза ей забил свет, лампа на кухне резала взгляд, была слишком яркой, Амти зажмурилась.

— Где все? — спросила она. Собственный голос показался ей дурацким и далеким.

— Ты упала в обморок, котеночек, а все заняты тем, что думают, как спасти дочку Адрамаута и Мескете. Эта несправедливая жизнь.

— Нет! — сказала вдруг Амти. — Нет, это очень даже справедливая жизнь.

Аштар пожал плечами, уселся на стол, с кошачьим изяществом откинулся назад.

— Лично я бешусь от мысли, что мы меньше усилий предпринимали, чтобы спасти мою сестру, чем…

Но Амти прервала его, потом вскочила на ноги.

— Поехали!

— Куда?

— Ты хочешь спасти сестру или нет?

— Амти, ты сошла с ума? — поинтересовался Аштар участливо.

— Да, — сказала Амти. — Я могу узнать, где женщина-зверь. Только умоляю тебя, возьми ключи от какой-нибудь гребаной тачки!

Аштар посмотрел на нее даже обиженно.

— У меня есть ключи не от какой-нибудь гребаной тачки, а от тачки твоей мечты.

Амти посмотрела на него непонимающе, но Аштар не стал дожидаться ее ответа, он шел вперед, и Амти едва успевала за ним.

В гостиной все что-то шумно обсуждали, ругались, Яуди и Ашдод держались чуть в стороне, периодически подавая реплики вроде:

— А вы подумали о том, что никто не знает, как ее убивать и это страшнее, чем то, что мы знаем, где ее найти?

Шайху спросил:

— Может, сказать Мескете?

Адрамаут сосредоточенно обсуждал что-то с Мелькартом и Неселимом так тихо, что Амти не слышала слов. Госпожа Тамия причитала и заламывала руки. Безумие, настоящее безумие.

— Куда вы? — окликнул их Мелькарт.

— Поедем за оружием. Скоро вернемся, — бросил Аштар. Амти увидела, как потерянно и задумчиво кивнул Адрамаут. Ей стало очень его жалко. Скоро, подумала Амти, скоро они всех найдут, и Эли, и Маарни — ведь теперь она все поняла.

Осталось совсем немного. Амти была полна решимости, не убавило этой решимости даже то, что Аштар открыл дверцу блестящей и старомодной машины госпожи Тамии.

— А, — сказала Амти. — Я же взяла тебя потому, что ты хорошо врешь и воруешь.

— Ошибка, котеночек, — пропел Аштар. — Потому что я первый оказался рядом в момент твоего гениального озарения.

— Если бы не оказался, я бы все равно тебя нашла, — сказала Амти неуверенно.

— Надеюсь, — продолжал Аштар, будто не слышал ее слов. — Твое озарение действительно гениальное. Иначе нам конец. Но я, конечно, свалю все на тебя.

— Тебе не поверят, я младше.

Амти села в машину рядом с ним, вздохнула:

— Я что не могу побыть крутой, как в фильмах, чтобы ты меня не перебивал?

— О, котеночек, проблема в том, что ты не производишь такого впечатления даже агитируя меня сбежать с тачкой нашей хозяйки. Ты производишь впечатление истеричной неудачницы, но лично я тебя очень люблю!

— Знаешь, чем ты отличаешься от Мелькарта? — спросила Амти, когда они выехали со двора.

— Ммм? — Аштар внимательно смотрел на дорогу, на губах у него играла радостная улыбка. Амти подумала, что рад он не только шансу найти Эли, но и возможности покататься на машине госпожи Тамии.

Несмотря на свой старомодный вид, машина ехала легко и приятно, ход у нее был шустрый. От такой ухоженной, но все-таки развалюхи, Амти этого не ожидала.

— Ты говоришь гадости миленько и добавляешь, что все равно любишь адресата.

— Значит ли это, что я лучше Мелькарта?

Амти пожала плечами.

— А вкус у старушки недурной, — сказал Аштар. — Даже Шайху бы понравилось.

— О, надо было взять его с собой, — пробормотала Амти.

— Побереги силы, котеночек, не трать их на сарказм. Постарайся ясно сформулировать, куда мы едем.

Шоссе было порядком занесено снегом. Чем дальше от Столицы, тем хуже ухаживали за дорогами.

— Сейчас — к Столице. Но не доезжая. Словом, я тебе буду говорить, где поворачивать. Мы едем ко мне домой.

— Конечно, котеночек, как скажешь, но какого хрена?

— Там Шацар.

— Не снимаю свой вопрос.

Амти помолчала, не зная, как будет правильнее все объяснить. Наконец, она рявкнула:

— Заткнись и рули!

И Аштар оглушительно засмеялся, заразительно и увлеченно настолько, что едва не выехал на встречную и не столкнулся с каким-то несчастным водителем легковой машины.

— Нет, — сказал Аштар. — Котеночек, это не твое.

Амти на секунду пожалела, что вообще все это затеяла. Стоило рассказать остальным и уж потом предпринимать что-то. И уж точно не стоило брать с собой Аштара. Впрочем, намного хуже было бы, если бы Амти взяла с собой Шайху. Человека, чей уровень ответственности был сравним с белкой нельзя было оставлять наедине даже с микроволновкой.

Только теперь Амти начала думать над тем, что она скажет Шацару. И отчего-то стоящих идей ей в голову не приходило.

Некоторое время они ехали молча, только Амти иногда указывала Аштару, куда поворачивать. Они неслись по знакомым дорогам, и Амти с каждым метром все хуже понимала, что она делает.

Аштар спросил:

— Котеночек, ты ведь правда узнаешь, где Эли?

— Я очень на это надеюсь, — сказала Амти честно, на этот раз без бравады. Ей было бы очень неловко дать Аштару надежду, а потом не оправдать ее.

Наконец, Амти увидела впереди очертания ее родного дома. Свет в окнах не горел, машины Шацара тоже не было. Наверное, решает важные дела своего Государства.

Аштар неаккуратно припарковался, наехав на заснеженные папины клумбы.

— Вандал, — сказала Амти бесцветно. От волнения сил не было даже на раздражение.