— Паскуда! Так вам и надо бандюги… Андрей потянул её за собой. Нет времени на глупости.

Мужики сгрудились возле Ивана. Ясно, что мы были обречены и выхода у нас не был, как защищаться и шайка заплатила по своим счетам. Но всё равно всех колотило, мы ж не бандиты…

— Что делать? — первым, сглотнув комок, решился на вопрос Петрович. — Что делать с этой шайкой?

— Если б знать…,- трахнул ладонями по бокам Иван.

— Да… дела… Как убрать… замести следы… Чёрт бы их побрал. — Чесал за ухом и Василий, поднимаясь. — Может зарыть?

— А вертолёт, его же найдут? С собаками унюхают и остальное. Значит, нечего мудрить, надо подстраиваться под картинку. То есть, как в кино. — Оживился Петька.

— Какое ещё кино? Серьёзный момент, а ты пургу гонишь… — осерчал Петрович.

— Петрович ты пень. — Отмахнулся Петька. — Боевик. Закидаем их гранатами и бросим возле обломков самолёта. Мол, взрывом раскидало.

— Вась, сгоняй, посмотри, куда он рухнул? — Попросил Иван. — Молодёжь нынче прыткая растёт. Может так статься, что Петька со своей ерундой прав. Если всё правильно и грамотно обделать, есть шанс их на какое-то время запутать. Спецов сейчас мало, все на частных лиц работают, да и кто копаться будет. Запросто могут на эту удочку попасться. Нам хватит, чтоб уйти. Петька, стервец, я тебе велел не высовываться, — ухватил его за ухо Иван. — А ты послушал меня?

— Ага, где б вы были, если б не я. Корабликами бы по небу плыли. Спасибо бы надо сказать, ан нет, воспитывают все кому не лень…

Подошла Галина, сказала, что с Потаповной всё нормально. Спросила, что будем делать дальше?

— Собираться. Грузимся и уходим отсюда. Валера проверь, чтоб без следов. Чёрт, я искренне сожалею, но по- другому было нельзя.

— В башку не помещается происшедшее, эти сволочи хотели нас убить. — Погрозила она в сторону трупов.

— Не маши руками, а займись делом, — осадил Иван Галину.

Я тоже глупо моргала и не двигалась с места.

— Всё будет хорошо. Вот увидишь, — легонько прижал меня к себе он, подтолкнув к раскиданным вещам. — Прошу тебя, собирайся.

Настя, прижимаясь к Петьке, крестилась по — старообрядчески на всю грудь ладонью, касаясь лба, живота и плеч двумя перстами.

Петрович, не одобрив заминки, поторопил:

— Не отвлекаться. У нас через края своих проблем. Мы должны были обезопасить себя и обезвредить сволочь эту.

Мог бы и не говорить мы и сами понимали, что живые представляли для тех с вертолёта угрозу. Стараясь не смотреть на развороченные труппы, мы складывались. Конечно жаль, что кончилось стрельбой. Но не наша в том вина. Нет, мы не жалели о том, что они мертвы. Эти люди пришли нас убить и только слегка напоминали человеческое существо. Кто знает, может с годами я и буду об этом сожалеть, но сейчас точно нет. Когда вещи были собраны и мы стояли у машин, вернулся Василий. Винтокрылая машина упала, ударившись о скалу, в реку. Это облегчило задачу. Побросав туда же и искорёженные труппы, мужики вернулись к машинам. Страх потихоньку спадал. Наступило расслабление и благодушие. Моё самообладание благополучно испарилось. Я вдруг поняла, что идти от всей этой жути не могу. Приткнувшись к сосне, сидела сиротой. Очнулась, когда Иван, подхватив меня на руки и не обращая внимания ни на посмеивающегося Василия, понёс к машине. Объясняться я не могла, знай себе оцепенело молчала. Пучила глаза, как рыба в аквариуме и шлёпала беззвучными губами. Он что-то говорил. Я плохо понимала. Когда мы спешно снялись и отправились в путь, Василий с Валерой убрали следы. Окровавленные места облили бензином и подожгли. На поиски и разбор полётов уйдёт время, мы будем далеко. К тому же военным будет над чем подумать и поломать голову. Например, как два уголовных элемента оказались не за решёткой, а в компании сторожившего их майора. Проявляя крайнюю осторожность, делая привалы не больше чем на час, дошли до последнего брода. Оружие смазали и, упаковав в резиновый мешок, опустили на дно у берега и придавив огромным камнем оставили заметку. Успокоившись занялись золотом. Перелили в пустые канистры бензин. Достали герметично упакованные монеты. Резиновые мешки, пахнущие бензином, зарыли. Золото переложили в современные рюкзаки и, перекрестившись, отправились дальше. В посёлок с баней и гостиницей заезжать не стали. Мужики, по очереди отдыхая на ходу, вели машины день и ночь. На последней стоянке в заброшенной сторожке. Оставили все ненужные вещи.

— Валера, а что с машинами будем делать? — не удержался от всплёска любопытства Петька.

— Оставим у вокзала, за ночь их упрут. Вполне разумное решение.

— Прямо так и за ночь?

— А ты думал. В Сибири люди проворные, раз стоит без надобности враз, к рукам приберут, чтоб добро не пропадало.

— Жалко.

— Зато надёжно. Все концы в воду. Их днём с огнём не найдут.


На автобусе добрались до Иркутска. Там взяли билеты на поезд. Надо бы самолётом, но у Анастасии не было документов. Приобрели три чемодана. Всё уложили в них. Сами нормально оделись. Общими силами уговорили переодеться Настю. Зашли в храм поставили свечки и помолились за "беглеца" и Тоню. Мы все немножечко в этой поездке изменились. Стали чище, сплочённее что ли. Потом занялись хозяйственной частью. Купили кучу припасов на дорогу и вечером сели в поезд. Опять было три купе и в каждом стояло по чемодану. Расплатившись за постель и вручив проводнице билеты, заперлись и улеглись спать. Я измученная дорогой и последними событиями, была вообще на грани обморока. Мне было в те минуты точно на всё наплевать. Золото, опасность, а пошли они к лешему… Голова коснулась подушки и я провалилась в сон. Разбудила всех Галина на ужин, грохая в двери купе кулаком:

— Народ, подъём! Проспите день завтрашний.

— Уж как-нибудь не проспим! — огрызалась компания позёвывая.

Есть хотелось, но где набраться сил, если раздеться и то Иван расстарался. Своих уже было не наскрести, так и повалилась на постель в чём была, сбросив туфли.

Народ потянулся в купе Петровича.

— Пошли, пошли, шевелитесь, а то остынет всё, — торопила Галя.

Я умоляюще посмотрела на Ивана.

— Ладно, лежи, тебе простительно, я принесу сюда, что ты хочешь? — смилостивился он.

Я, устроившись в подушки так чтоб видеть окно, сложив руки на коленях, посматривала на Галину. Та стояла рядом со столиком и подавала мне какие-то тревожные знаки. Я кивком дала ей понять, что уловила её старания и пора бросить бы ей сигналить. Проводив Ивана недоумённым взглядом, она повернулась ко мне:

— Что он этим хотел сказать?

— Только то, что я беременна. Будь добра, подай мне сока.

— Неужели?

— Ты чего светофорила?

— Ой, Ксюха, я с тобой пошептаться хотела, ты как не возражаешь? — восторженно шевеля губами, она налила мне в чашку апельсинового сока.

— Валяй, шепчись, что там у тебя?

— То, что и у тебя… ты меня понимаешь?

— То есть? — оторопела я. Её слова с трудом доходили до моего сознания.

— Беременная я, а что делать не знаю… Не убереглась, кто ж знал про такой футбол. Голова пухнет от дум. Вот.

— Петрович знает?

— Упаси бог. — Замахала она руками.

— Так скажи, сковорода без крышки.

— Да-а, а вдруг он заругается и бросит меня… Опять же Петька жених, стыдно.

— Петровичу сказать и немедленно.

— Прям счас что — ли?

— Вечером. Петька перебьётся. У него другим голова занята.

— А если Петрович осерчает? Он ведь такой учёный… одержим желанием выяснить в чём заключается смысл жизни…

— Обрадуется. А смысл все ищут… Это у него хобби. К плутаниям в экономике. К тому же, одно другому не мешает. Родишь ребёнка, найдётся и смысл. Такой тебе мой сказ.

— Ты думаешь?

— Уверена.

В дверях с тарелками появился Иван. Галина вскочила и, не оглядываясь, унеслась.

— Чего это с ней?

— Сначала поем, потом скажу.

— Ксюха, не шали…

— Ладно. Уговорил.

— Уговорил? Выдавил…

Мне безумно нравится, когда он на меня так смотрит, и я тяну время. Пусть смотрит. Каждый раз словно голодный удав. Невзначай, больше, жарче. Огненный омут. Я испаряюсь, вернее я безвольно перетекаю к нему в руки, губы, глаза… Раз поморгал, улыбнулся и меня нет. Я глупо улыбаюсь. А он, выхватив эту мою глупую улыбку, каждый раз безошибочно раскалывая меня начинает сопеть и брать мою душу в оборот. Но на этот раз я мотая усердно головой сбрасываю оцепенение и пытаюсь срочно уткнувшись в тарелку что-то сжевать.

— Жуй уж, — хрипит он, уткнувшись мне в плечо. — А то травит себе…

— Галя родит Петровичу ребёнка, — не к месту выдаю я информацию.

Так и есть, он ухватывает не сразу.

— Что?

— Похоже, Петрович будет отцом, — повторяю я и провожу пальчиком по его небритой щеке.

— Вот это номер. Петрович — то в курсе?

— Пока нет. Полагаю, вечером обрадуется.

— Как бы с рельсов не сошёл…

— Подстраховать хочешь? — прыснула я.

— А ты думала, вдруг ему не слабо за поездом пробежаться…

Почти неделя дороги. В другое время нас вымотало бы это, а сейчас само то. Мы должны были остыть и успокоиться. Чтоб вернуться домой нормальными людьми и не распыляясь взяться за дело. Все знали, сколько получит каждый, как потратит и на что пойдёт оставшаяся львиная доля. Полностью доверяли Ивану и Петровичу. Не переживали — прогорят, так всё равно же ничего подобного никто не имел, не с чего и в транс впадать. Так бывает, когда люди не зацикливаются на звоне монет, а окрылённые одной идеей хотят слышать хруст купюр. Все знают, что большая часть заработанных банком денег пойдёт в учреждённый ими благотворительный фонд… Решили, что Настя будет жить, чтоб не наломал Петька дров, пока у нас с Иваном. Ей наймём репетиторов и введём аккуратно в жизнь…


Она замолчала. Я поняла, что рассказ подошёл к концу. А мне ужасно хотелось продолжения… Мы посидели молча.


Солнце садилось. Осень осыпала дорожки листвой. А незнакомка говорила и говорила. Она слушала с удовольствием, то и дело поправляя свою отваливающуюся челюсть. Они проговорили до приезда статного, респектабельного мужчины. Он шёл по тропинке, держа мальчика за руку. Её собеседница, как-то вмиг засветилась вся и поднялась.

— Это мои Иваны. — Представила собеседница.

Она кивнула, что поняла. Иван, а это был он, прижал жену к себе, нежно коснулся уголков губ, что-то шепнув на ушко заставил загореться кумачом щёчки. И так искрящиеся счастьем глаза вмиг вспыхнув, засветились фонариками. Заглянул в коляску и, взяв малышку в розовых кружевах на руки, доверил коляску вести сыну.

Они ушли, а она осталась на скамейке. Ей не хотелось выходить так просто из этой истории. В ней намешано всего: жуткого, невероятного, смешного. Но настоящей божьей и земной человечности, а ещё бабьего счастье больше и оно, завораживая, не отпускало. И что там говорить, она очень надеялась, что когда-нибудь услышу её продолжение. Хоть и знала, что эта необычная женщина больше никогда не придёт в этот парк, но очень надеялась: возможно, судьба ей подарит иную встречу.

В жизни приходилось видеть свадьбы на тридцать машин с многочисленными гостями, а потом делёж подаренных тарелок с оскорблениями и судом. Ненавистью полыхающие глаза и несчастные дети. Страшно при этом слышать, что все говорят о любви. А ничего общего с ней тот грохот не имеет. Любовь любит и предпочитает тишину. Она не о влюблённости сейчас говорит и не о инсценировке или иллюзии любви — это совсем другое, а именно о любви. Любовь не часта, но в этом виноваты люди сами. Любить отпущено всем, просто все почему-то спешат, гоняясь за призраками впопыхах проскальзывая мимо цели, а потом кусают локти. Или хватают любое, лишь бы ухватить. Наверное, в самом начале пути нужно каждому решить, что он хочешь от жизни: счастья или денег. А жизнь не длинная, человеку отведён небольшой отрезок времени и не надо торопиться всё успеть, не успеет никто ни за что. И её отрезок тоже подходит к концу. Ей трудно смириться и жаль себя. Как и у многих передо ней разбитое корыто. Поэтому ей хочется попросить всех кто в самом начале пути — выберите счастье. Не ошибётесь.


15 октября 2007 г.