— Замечательно! — воскликнул Юджин. — Мама, взгляни, как умело положены краски. Нет, ты взгляни внимательней! — Он даже не пытался скрыть возбуждение. — Патрик, — обратился он к парню, — где ты изучал живопись?

— Я самоучка. Я с детства люблю копировать чужие картины.

— Но ведь кто-то должен был хотя бы научить тебя, как правильно держать кисть и смешивать на палитре краски!

— Я видел, как это делали профессиональные художники, читал учебники. Я….

Патрик вдруг замолчал и отвернулся.

— Невероятно! Впервые сталкиваюсь с подобным явлением. Я занимаюсь живописью с пяти лет. У меня отец был известный художник.

— У меня тоже. Отчим.

— Мистер Редфорд, у Пэта было нелегкое детство. Я стараюсь не спрашивать у него о том, что когда-то было с ним. Когда захочет, сам расскажет.

— Да, да, Ларри, ты прав. У тебя есть еще какие-нибудь работы? — обратился он к Патрику.

— Они остались… дома. Эти цветы я написал уже здесь, — почти шепотом ответил он.

— Вам нет нужды ехать в Санта-Монику, Ларри. Я сам буду заниматься с вашим сыном. Как вы знаете, я закончил колледж изящных искусств в Далласе и выставлял свои работы в Сан-Антонио и Атланте.

— Спасибо, мистер Редфорд, но мы люди небогатые и у нас не хватит денег платить вам за уроки, — сказал Ларри.

— Но я не собираюсь брать с вас деньги! Я буду очень рад заниматься с таким одаренным мальчиком. Мама, скажи, тебе ведь тоже нравятся эти цветы?

Миссис Редфорд скривила губы. Ее раздражала восторженность Юджина, которую он проявлял совсем не к месту. Ларри и его сын были другой — низшей — породы. Она прекрасно понимала, что ее голубой сын, как говорится, положил глаз на этого смазливого мальчишку.

— Неплохо, — выдавила она, не желая вступать с Юджином в конфликт в присутствии слуг. — А ты уверен, что у тебя есть время давать регулярно уроки живописи?

— Конечно. — Юджин рассеянно кивнул. Он только что сделал открытие, что у Патрика очень красивая линия плеча и шеи. Он непременно должен написать его портрет до пояса.

— Что ж… — Миссис Редфорд зажгла сигарету и отошла в сторону. — Я не в силах помешать тебе сделать то, что ты так или иначе сделаешь, — тихо сказала она.

Это означало, что миссис Редфорд умывает руки.


— Почему ты никогда не купаешься в бассейне, Пэт?

— Я не люблю плавать. — Патрик вздохнул и положил кисть на мольберт. От интенсивных занятий ныло запястье.

— Странно. У тебя такое гибкое и сильное тело. Почти как у профессиональных пловцов. И в шортах ты никогда не ходишь.

— Я стесняюсь.

— Это из-за того, что я голубой? Ты думаешь, я гляжу на тебя похотливым взглядом и рисую в воображении сексуальные картинки? Это так, Пэт?

— Может быть. Я не знаю.

— О, эти предрассудки! Я всегда страдал от них. Все думают, что если ты голубой, ты все время только и занимаешься тем, что совращаешь подростков и ищешь интимных связей с себе подобными. А ведь все совсем не так. Мы, голубые, гораздо реже занимаемся самим процессом физической любви, чем гетеросексуалы. Просто нам нужно чуть больше ласки, чем всем остальным людям. У нас более ранимые и страдающие души, и нам хочется утешения и забвения. Но мы умеем по-настоящему дружить и дорожить дружбой. Пэт, ты знаешь, я испытываю к тебе самые чистые дружеские чувства.

Патрик внимательно вглядывался в стоящий перед ним холст. Белые флоксы прозрачно светились в лунном свете. Из низкого окна сквозь их заросли смутно вырисовывались очертания строения, похожего на башню средневекового замка. Вдали поблескивала вода.

— Что это? — спросил Юджин, подойдя к холсту. — Я никогда не видел ничего подобного в здешних краях. Ты видел это там, где вырос?

— Наверное. Я не помню точно. Я болел какой-то странной болезнью. Я все забыл, но эта картина часто появляется у меня перед глазами. Я попытался ее запечатлеть. Мне кажется, получилось не совсем так…

Он грустно опустил голову.

Юджин встал на колени и попытался заглянуть Патрику в глаза. Тот прикрыл их ладонью.

— Ты скрываешь что-то от меня, Пэт. Это очень личное?

— Да.

— Я не стану лезть тебе в душу. Но у меня такое ощущение, будто ты все время порываешься мне что-то сказать. Это так?

Патрик кивнул.

— Все останется между нами, понимаешь?

Патрик снова кивнул.

— Это касается Кенвуда? О, я угадал! Ну да, ты тоже заметил, что этот тип вертит моей матерью, как хочет. Она одна этого не замечает. Или не желает замечать.

— Она принадлежит к той породе людей, которые не умеют взглянуть на себя со стороны.

— Здорово подмечено, Пэт. Как это мне раньше не пришло в голову? Да ты просто молодчина.

Он ласково похлопал Патрика по спине.

— Я сам только сейчас понял это.

Щеки Патрика вспыхнули ярким румянцем.

— Ты очень наблюдательный, Пэт. И не погодам развитой. Сколько же тебе лет?

— Я родился в семьдесят шестом году десятого июля.

Патрик вздрогнул и испуганно огляделся по сторонам. Опять этот голос. Последнее время он все чаще и чаще пытается ему что-то подсказать.

— А я думал, тебе лет шестнадцать, не больше.

— Наверное, это потому, что я долго болел.

— Бедняжка. Но ты быстро наверстаешь то, что потерял за время болезни. — Юджин вздохнул. — Я тоже долго болел после смерти отца. Я так любил его, Пэт. Он умер внезапно и при очень странных обстоятельствах. Я по сей день не верю в то, что мой отец, этот удивительный оптимист и жизнелюб, мог застрелить свою любимую овчарку Зельду, которая была с ним неразлучна, а потом себя. Он не оставил мне даже двух строчек. А ведь мы с ним были очень близки. Во всем виноват этот Кенвуд. О да, я точно это знаю. — Юджин хлопнул ладонью по подоконнику. — С тех пор, как этот тип появился в нашем доме, здесь все пошло наперекосяк. Как ты думаешь, Пэт, Кенвуд любит мою мать?

— Нет. — Патрик энергично замотал головой. — Он притворяется. Ему что-то нужно от нее.

— Мне тоже иногда так кажется, но я уговариваю себя не фиксироваться на этом. Иначе в один прекрасный момент меня может прорвать и я наговорю лишнего. Как ты думаешь, Пэт, их связывает только постель или между ними более глубокая связь? Только говори честно — ненавижу всякие недомолвки между друзьями.

— Мне кажется, за всеми нашими поступками проглядывает сексуальный мотив. Так говорил кто-то из моих знакомых.

Патрик зажмурил глаза и затряс головой, точно пытаясь избавиться от каких-то мыслей или воспоминаний.

— Что с тобой? Увидел призрак?

— Она шла по аллее, закрывая собой кусты. Это был не призрак. Это была живая женщина.

Лицо Патрика вдруг побелело. Если бы не подоспевший вовремя Юджин, он бы наверняка ударился затылком о подоконник.

Юджин осторожно уложил Патрика на диван и стал расстегивать пуговицы рубашки. Потом он вспомнил, что в таких случаях нужно дать глотнуть чего-нибудь крепкого и бросился к холодильнику, где была бутылка с джином. Его руки сильно дрожали, когда он попытался влить Патрику глоток. Джин пролился на грудь и волосы Патрика.

— Что с тобой? — теребил Юджин друга. — Я сейчас позову доктора.

— Не надо. — Патрик открыл глаза и сказал что-то на незнакомом Юджину языке.

— Что?

— Это был не призрак. Это была моя сестра.

— У тебя намокла рубашка. Я так напугался, что пролил джин мимо. Давай я переодену тебя, Пэт. — Он расстегнул рубашку до пояса и в удивлении уставился на широкую полосу эластичного материала, туго обтянувшую грудь Патрика. — У тебя что-то с позвоночником? — спросил он.

Патрик вдруг весело улыбнулся и подмигнул Юджину. Это было так не похоже на его обычную манеру поведения.

— Не только с позвоночником. У меня начала расти грудь.

— Когда? — Юджин был заинтригован.

— Не знаю. Уже давно. Мне стыдно, что я скрыл это от тебя. Прости.

— Ничего. У одного моего друга тоже начала расти грудь. Дело в том, что его лечили гормональными препаратами.

— Мне тоже давали много всяких лекарств.

— Теперь мне понятно, почему Кенвуд сказал, что у тебя женская фигура. Пэт, прошу тебя, разденься.

Он дрожал от возбуждения.

— Не могу. Я никогда не раздеваюсь в присутствии чужих людей.

— Но я не чужой тебе, Пэт. Я только посмотрю на тебя. Как художник на свою будущую модель.

— Ты уже не сможешь смотреть на меня отвлеченно. Я тебе нравлюсь.

— Да, Пэт. Очень.

— И ты мне тоже. Мне кажется, у меня никогда раньше не было такого друга.

Внезапно Юджин схватил его руку и поднес ее к губам.

— Какой красивый перстень. Почему ты не надевал его раньше?

— Его подарил мне человек, который… Словом, он имел на меня определенные виды.

— И ты ему отдался?

— Не помню, Джинни. Это осталось там, за какой-то стеной.

— Кенвуд тоже подарил маме перстень. За день до смерти отца. Представляешь, когда-то я был влюблен в этого индюка. Он меня унижал, заставлял делать непристойные вещи.

— Какие?

— Мы садились с ним в ванну, и он засовывал свой палец мне в задний проход. Я был маленьким и не знал тогда, что это нехорошо. Мне нравилось, когда он делал так, Пэт. Я не говорил об этом родителям. Отец бы убил этого Кенвуда, если бы узнал. Понимаешь, Пэт, я с такой легкостью подпадаю под чужое влияние. Мама говорит, из меня можно вить веревки и лепить свечи, как из расплавленного воска. Наверное, из меня можно сделать преступника и убийцу. — Юджин снова вздохнул и опять поднес к губам руку Патрика. — У тебя очень красивые пальцы. В детстве я мечтал о девушке с такими изящными длинными пальцами. Увы, потом я узнал, что женщины делают своими нежными красивыми пальцами отвратительные вещи. Я возненавидел их. Возможно, из-за этого я и стал голубым.

Пэт вдруг приподнялся на локтях и крепко обнял Юджина.

— Спасибо тебе.

— За что? — удивился он, прижимая друга к груди.

— Я пока не знаю. Но мне кажется, я скоро полюблю тебя.


Рональд Кенвуд сидел под тентом на краю бассейна и лениво листал журнал. Было скучно и жарко. Сегодня предстоял тягомотный день — Майра решила устроить ужин при свечах на краю бассейна, который по обыкновению должен завершиться оргией. Ронни Кенвуд не имел ничего против нормальной здоровой оргии, но последнее время Майра приглашала себе в дом лишь старых, облезлых шлюх, с которыми можно иметь дело только в очень сильном кайфе. В былые времена дом посещали пышногрудые красотки и их томные женоподобные кавалеры — Майра обожала вращаться в богемных кругах и очень гордилась своими связями с так называемыми людьми искусства. Последние три года она общалась исключительно с бизнесменами и их не слишком богатыми на сексуальные выдумки подружками.

Ронни отшвырнул журнал и огляделся по сторонам. Разумеется, он не отказывал себе в удовольствии трахнуть раза два в неделю какую-нибудь девчонку из тех смазливых шлюшек, которые без году неделя как вылезли на панель и еще не до конца знают себе цену. Но это казалось ему банально и неэстетично. Ронни брезгливо поморщился, вспомнив свои тайные похождения. Ему так хотелось завести интрижку с неопытной красоткой, жаждущей приобщиться к волнующим тайнам современной сексуальной жизни! Уж он, Ронни, сумеет обучить ее всем тонкостям любовной игры.

Его внимание привлек этот забавный мальчишка Пэт, новое увлечение великовозрастного балбеса, сынка Майры. Он вел под уздцы лошадь, направляясь в сторону конюшни. Юджина поблизости не было — по всей вероятности, этот гомик еще дрых после своих ночных извращений.

Ронни поднялся с шезлонга, лениво потянулся и, накинув на плечи полотенце, направился через лужайку в сторону аллеи. Он подождал, пока Пэт свернет направо — отсюда их уже не будет видно из окон дома. Придав себе вид праздно прогуливающегося, Ронни вышел из-за кустов и направился навстречу Пэту, небрежно насвистывая мотивчик из мюзикла «Кошки», который он смотрел раз семь — в кордебалете танцевала его пассия.

— Доброе утро. — Он изобразил на лице удивление. — А, это ты, Патрик? Как ты рано встаешь! Собираешься подышать свежестью утренних прерий?

— Я возвращаюсь с прогулки. Кэрри захромала на правую ногу.

— Бежняжка. — В это время появился Стив, конюх, и Патрик отдал ему поводья Кэрри. — Ты не занят? — поинтересовался Ронни. — Тогда давай прогуляемся вместе.

Патрик огляделся по сторонам. Юджина, который мог бы выручить его из этой довольно щекотливой ситуации, поблизости не было. Опустив голову, он побрел рядом с Ронни.

— Ты нравишься мне, Пэт, — сказал тот.

— Спасибо, мистер Кенвуд.

— Ты мне очень нравишься, Пэт. Старине Ларри крупно повезло — вдруг свалился на голову такой славный подарочек. И никаких забот и хлопот, а лишь пожинай себе плоды чьих-то трудов и бессонных ночей. Ларри умеет ценить выпавшее ему счастье?