Мэрион отодвинула стул, провела рукой по волосам. У нее было то же лицо, что у Скарлетт – круглое, с красивыми зелеными глазами, но, в отличие от дочери, она была блондинкой (хотя все равно осветляла волосы каждый месяц). Она постоянно курила, красила ногти в ярко-красный цвет и владела большим количеством нижнего белья, чем «Victoria`s Secret». Когда я впервые увидела ее в день их со Скарлетт переезда, Мэрион флиртовала с грузчиками, нарядившись в штаны, как у исполнителей танцев в стиле хип-хоп, и короткий топ, украшенный макраме, открывавший ее живот. Каблуки ее туфель были никак не меньше четырех дюймов (* примерно 11-12 сантиметров). Она не была похожа на мою маму, она не была похожа на чью-либо маму вообще. Мне тогда она показалась куклой Барби – и с тех пор притягивала к себе мой взгляд.

- Ладно, - Мэрион встала и потрепала Скарлетт по голове, проходя мимо. – Надо приготовиться к кислым минам. Вы, девочки, позвоните, если я буду нужна.

- Хорошо, - снова сказала Скарлетт, зачерпывая ложкой еще хлопьев.

- Пока, Мэрион, - крикнула я.

- Она не придет, - произнесла Скарлетт, как только Мэрион отошла достаточно далеко и не могла нас слышать.

- Почему нет?

- Похороны ее «убивают», - подруга положила ложку в миску, закончив есть. – У Мэрион есть оправдание на все случаи жизни.

Затем мы поднялись наверх, чтобы собраться. Я села на край кровати Скарлетт, отодвинув журналы и листочки, под которыми было скрыто практически все покрывало. Подруга открыла шкаф и сцепила руки в замок, выбирая. Мэрион прокричала «Пока, девочки!» снизу, и входная дверь захлопнулась, а затем мы услышали, как заводится мотор ее машины и она отъезжает от дома. Из окна над кроватью Скарлетт я могла увидеть маму, сидевшую на террасе с кофе и читающую газету. Когда Мэрион проезжала мимо, мама помахала, улыбнулась своей «соседской улыбкой» и вернулась к чтению.

- Ненавижу это, - внезапно сказала Скарлетт, доставая из шкафа синее платье с белыми полосами в морском стиле. – У меня нет ничего, что хоть немного бы подходило.

- Ты можешь надеть мое платье двенадцатилетки, - предложила я, и она скорчила рожицу.

- Наверное, у Мэрион что-нибудь есть, - подруга развернулась и вышла из комнаты. Гардероб Мэрион был легендой: она обожала моду и скупала буквально все, что ей нравилось.

Я включила радио, стоящее на полочке над кроватью, откинулась на спину и закрыла глаза. Половину своей жизни я провела именно здесь, в комнате Скарлетт, то сидя у окна, то валяясь на кровати, читая журналы или болтая обо всем на свете, выбирая платья для выпускного или обсуждая проблемы с мальчиками. Рядом с окном висела еще одна полка, уставленная фотографиями: вот мы со Скарлетт на пляже два года назад, стоим в одинаковых бескозырках и отдаем честь, смеясь в камеру. А вот старая школьная фотография Мэрион, ей здесь восемнадцать. И, наконец, последняя фотография, самая новая, пока еще без рамки: Скарлетт и Майкл на озере. Когда я уезжала в Сестринский лагерь, подруга поставила фотографию на видное место.

Я почувствовала, как что-то твердое уперлось мне в спину, и повернулась, чтобы убрать это. «Этим» оказался ботинок на толстой подошве, который я почему-то не смогла сдвинуть без усилия. Тогда я села и потянула снова, удивляясь, что Скарлетт вообще носит такое. Я уже почти собралась позвать ее, когда ботинок вдруг ожил в моих руках и дернулся сам по себе, после чего вся кровать пришла в движение. Откуда-то появились руки и ноги, словно поверхность подо мной внезапно ожила, стряхивая журналы и листочки. И вот, наконец, я оказалась лицом к лицу с Мэйконом Фокнером.

Он удивленно огляделся, словно не был уверен, что точно знает, где находится. Его светлые волосы были взъерошены, при ближайшем рассмотрении я заметила три серебристых обруча в одном ухе.

- Что… – начал он, садясь прямо и моргая. Один из листков упал на его руку. – Где Скарлетт?

- Здесь, внизу, - машинально ответила я, указывая на дверь.

Мэйкон потряс головой, пытаясь проснуться окончательно. Я была удивлена, как если бы увидела Махатму Ганди (*один из руководителей и идеологов движения за независимость Индии от Великобритании) или Элвиса Пресли в кровати Скарлетт. Я и понятия не имела, что она знает Мэйкона Фокнера. Ну, то есть, мы все знали, кто он – парень с Репутацией, о котором в нашем районе слагались легенды. Но Мэйкон – и в постели Скарлетт?!

Серьезно, она бы рассказала мне! Мы с ней все друг другу рассказывали. И Мэрион сказала, что Скарлетт спала на кушетке…

- Вот, думаю, можно надеть это, - услышала я голос подруги, и в следующее мгновение она появилась в комнате с черным платьем в руках. Посмотрев на Мэйкона, а затем на меня, она подошла к шкафу, словно это все совершенно нормально – подумаешь, какой-то парень обнаруживается в четверг утром в ее кровати.

Мэйкон лег обратно, закрыв глаза одной рукой. Его ботинки (и, соответственно, его ноги) каким-то образом оказались у меня на коленях.

Ноги Мэйкона Фокнера на моих коленях.

- Ты знаком с Галлея? – поинтересовалась Скарлетт, вешая платье на дверцу шкафа. – Галлея, это Мэйкон. Мэйкон, Галлея.

- Привет, - сказала я, удивившись, каким тонким вдруг стал мой голос.

- Привет, - кивнул он, убирая ноги с моих колен, словно в том, что он внезапно обнаружился в кровати моей подруги, не было ничего особенного. – Черт, я чувствую себя ужасно.

- Неудивительно, - хмыкнула Скарлетт из-за шкафа. – Ты был… хм, опустошен.

Мэйкон перевернулся и захлопал руками по журналам и листкам вокруг себя, разыскивая что-то, а я просто сидела на кровати и пялилась на него. На нем была белая футболка и темно-синие шорты, а на ногах – те самые ботинки на танковой подошве. Он был высоким и накачанным, его загар был почти шоколадным (сказывалась работа на воздухе на соседских лужайках). Первый раз в жизни я видела его так близко.

- Ты не находила… - начал он, но Скарлетт уже достала откуда-то из-под стола бейсбольную кепку и вручила ему. Мэйкон взял ее, с благодарностью посмотрев на мою подругу.

- Спасибо.

- Не за что, - она откинула волосы за спину и медленно заправила прядь волос за ухо, что означало, что она размышляет. – Тебя подбросить на службу?

- Нет, - отказался он, вылезая, наконец, из кровати и направляясь к двери, переступив через мои ноги, словно я была невидимкой. – Там увидимся.

- Ладно, - Скарлетт снова повернулась к шкафу.

- Там можно пройти? – он указал на выход в коридор.

- Да.

Он кивнул и неловко потянулся, чтобы поцеловать ее в щеку.

- Спасибо, - тихо повторил он. Наверное, предполагалось, что я этого не услышу. – Правда.

- Никаких проблем, - улыбнулась ему Скарлетт, а затем мы наблюдали, как он уходит, стуча тяжелыми ботинками по полу. Вот он спустился вниз и показался в окне. Я подошла ближе и прислонилась лбом к стеклу, глядя на него. Вот он прошел эти восемнадцать шагов, а вот моя мама подняла голову, тоже наблюдая за ним.

- Поверить не могу, - сказала я, наконец, когда Мэйкон Фокнер миновал колючие кусты и свернул налево, направляясь к перекрестку.

- Он был расстроен, - просто отозвалась Скарлетт. – Майкл был его лучшим другом.

- Но ты никогда не говорила, что знаешь его. А тут я вдруг прихожу, и он – в твоей кровати!

- Нас познакомил Майкл. Он запутался, Галлея. У него были проблемы.

- Это странно, - продолжала я. - Я имею в виду, что он был здесь.

- Ему просто нужен был кто-то, - сказала она. – Вот и все.

Я все еще косилась на Мэйкона, идущего мимо идеальных домов и кажущегося пришельцем из другой вселенной – настолько он не вписывался в это место. Не знаю, что именно заставляло меня смотреть ему вслед. Но, когда он уже должен был свернуть за угол и пропасть из виду, он внезапно обернулся и поднял руку, помахав мне, словно знал, что я стою у окна и наблюдаю за ним.


Когда мы приехали в церковь, там уже собралось довольно много народу. Скарлетт была немногословна всю дорогу, а когда мы подходили к церкви, она сцепила руки в замок.

- Ты как? – спросила я.

- Просто это странно, - тихо сказала она. Подруга смотрела прямо перед собой. – Все это.

Оглядевшись, я поняла, что она имеет в виду. Элизабет Гандерсон, капитан группы поддержки, стояла на ступенях церкви, окруженная группой ребят. Она истерически рыдала в красную футболку, которую комкала в руках. Скарлетт остановилась, когда мы были в нескольких шагах от толпы, так что я прошла чуть дальше, а затем заметила это и вернулась к ней. Подруга стояла, скрестив руки на груди.

- Скарлетт?

- Это была плохая идея. Нам не стоило приходить.

- Но…

Прежде, чем я успела закончить фразу, к нам подошла Джинни Тейбор с трясущимися руками и немедленно ударилась в слезы. От нее пахло лаком для волос и сигаретами. На Джинни было синее платье, которое отрывало ноги слишком уж сильно.

- Господи, - проговорила она, обнимая меня и Скарлетт, и мы с подругой немедленно постарались отстраниться настолько незаметно, насколько было возможно. – Это так ужасно, просто невыносимо. Я не могла есть с той минуты, как узнала. Я просто разбита!

Ни одна из нас не сказала ни слова. Джинни двинулась вперед, все еще держа руки на наших спинах, и нам пришлось следовать за ней. Затем она отпустила одну руку и достала сигарету, еще через несколько мгновений уже разгоняла дым рукой.

- Понимаете, то время, что мы были вместе, может, и не было прямо уж великолепным, но я так его любила! Это просто обстоятельства, - она прокашлялась, встряхнув головой, - которые нас разделили. Но он был буквально всем для меня в эти два месяца. Всем!

Я посмотрела на Скарлетт, которая изучала паперть, и осторожно произнесла:

- Мне очень жаль, Джинни.

- Ну, - тоненьким голосом сказала она, выпуская длинную струю дыма, - все совершенно иначе, когда ты знаешь человека так хорошо. Понимаешь?

- Понимаю, - заверила я ее.

Мы не особенно часто видели Джинни с середины этого лета. После нескольких безумных недель с нами ее отправили в полу-чирлидерский, полу-религиозный лагерь, когда ее родители отправились путешествовать по Европе. Впрочем, нам от этого хуже не стало. Слишком много Джинни – это тоже уже перебор. А через несколько дней после ее отъезда Скарлетт встретила Майкла, и началась вторая половина этого лета.

Мы шли к церкви, и Джинни, безусловно, не могла не устроить большое шоу, когда мы проходили мимо Элизабет. Она снова разрыдалась, и они кинулись друг другу в объятия, плача теперь вместе.

- Это просто кошмар, - сказала какая-то девушка позади меня. – Он так любил Элизабет! Это ведь его футболка, ну, у нее в руках. Она не расставалась с ней ни на минуту после того, как узнала эту новость.

- Я думала, они расстались? – удивилась еще одна девушка, и я услышала, как лопнул пузырь из жвачки.

- В начале лета. Но он все еще любил ее. Неважно, но Джинни Тейбор – такая дура! – сказала первая девушка. – Она встречалась-то с ним, наверное, два дня.

Зайдя внутрь, мы сели сзади, возле двух пожилых женщин, которые вежливо отвели колени в сторону, когда мы проходили мимо них. Напротив входа висели два больших плаката из Майкла: детские снимки и фото из школы, некоторые из них я узнала по ежегоднику. А в середине, самая большая, была именно та фотография из слайд-шоу, где Майкл сидел, смеясь над чем-то, о чем никто из нас уже не узнает. Я хотела сказать Скарлетт об этом, но, когда я повернулась к ней, то увидела, что она просто смотрит вперед, а ее лицо побледнело. Я промолчала.

Служба началась с опозданием, когда люди заполонили всю церковь и начали вставать у стен, держа в руках маленькие брошюры, которые им вручали на входе. Элизабет Гандерсон вошла, все еще рыдая, и шмыгающая носом Джинни Тейбор проводила ее к свободному месту. Странно было видеть одноклассниц в таких обстоятельствах. Некоторые были одеты мило, но соблюдали правила и выбрали что-то подходящее. Другие же казались совершенно неуместными в своих обтягивающих платьях или юбках. Интересно, что бы подумал Майкл, если бы мог видеть всех этих людей с красными лицами, завывающих девушек и своих родителей, которые вместе с его младшей сестренкой сидели в первом ряду. Я посмотрела на Скарлетт, которая так сильно влюбилась в него за такое короткое время, и нашла ее руку, сжав ее. Она пожала мою ладонь в ответ, все еще глядя точно перед собой.

Церемония была обычной и довольно короткой, в церкви быстро стало душно – слишком уж много было людей, и мы с трудом могли услышать священника за всеми всхлипами и шмыганиями. Он говорил о Майкле, как много тот значит для всех, кто знал его, но, как он сказал, у Бога были свои причины. Элизабет Гандерсон встала и, прижимая руки ко рту, вышла из церкви на добрых десять минут после этого. Группа друзей немедленно последовала за ней, и пожилая женщина, сидевшая возле нас, неодобрительно посмотрела на них. Скарлетт сильнее сжала мою руку, ее ноги впились мне в ладонь.