Хуже всего было, когда он говорил обо мне. Я была на заправке, зашла перед школой, и, конечно же, у них там было включено радио – Т104. Этим утром люди звонили, чтобы поделиться своими неловкими историями и смущающими моментами. Примерно половина учеников нашей школы была тут же, все покупали сигареты, печенье или батончики – нужно же закинуться никотином или сахаром перед школой. Я стояла почти в самом начале очереди, когда вдруг услышала свое имя.

- Да, вот помню, когда моей дочери Галлея было пять, - говорил папа, - чувак, это был самый смешной момент! Мы тогда пошли в гости к соседям, и мы с супругой…

Мое лицо начало краснеть. Температура вокруг меня поднималась на десять градусов с каждым словом, сказанным им. Кассир, конечно же, отошел, чтобы поменять чек в кассе. Я застряла.

- …и мы стояли, разговаривая с кем-то из соседей, а неподалеку была большая грязная лужа – дождь шел несколько дней, и всю землю просто развезло. В общем, Галлея крикнула: «Эй, папа, смотри!», мы с супругой обернулись, и увидели, как она к нам бежит – знаете, как бегают маленькие дети, как-то криво и боком?

- Черт, - пробормотал кассир, пытаясь вставить новый чек. Касса не работала. Я попала в ад.

- И, клянусь, - продолжал папа, теперь посмеиваясь, - когда она приближалась, я подумал: «Боже, она же сейчас упадет в лужу!». Я практически уже видел, как это происходит.

За моей спиной кто-то тихонько фыркнул. Мой желудок перевернулся.

- И вот она остановилась у самого края лужи, но тут ее ноги просто заскользили, и… - папа не удержал рвущийся наружу смех, и с ним засмеялись (о господи!) сотни его слушателей, работники офисов, водители машин и люди, стоящие в очереди за мной. – Я имею в виду, она хотела остановиться, но затормозила слишком поздно, и приземлилась прямо посреди лужи. Галлея была вся в грязи, с головы до пят, и мы так старались не расхохотаться! Это была самая смешная вещь, которую я когда-либо видел, серьезно.

- С вас доллар и девять центов, - вдруг сказал кассир. Я бросила доллар и мелочь, схватила свои покупки и вылетела из магазина, стараясь не смотреть на улыбающиеся лица. Скарлетт ждала в машине.

- О боже, - сказала она, когда я села рядом, - представляю, насколько ты смущена.

- Заткнись, - отозвалась я.

Весь день мне пришлось выслушивать «смешные» шуточки от одноклассников и встреченных в коридорах школы незнакомцев, которым было известно мое имя. Мэйкон окрестил меня «Грязными брючками». Это было хуже всего.

- Извини, - сказал папа, едва ступив на порог тем же вечером. Я проигнорировала его, молча поднимаясь по лестнице. – Мне, действительно, очень жаль! Это просто вырвалось, Галлея, правда!

- Брайан, - покачала головой мама, - я думаю, тебе стоит оставить жизнь Галлея в стороне от передачи, хорошо?

Совет женщины, написавшей две книги о дочерях-подростках. Мои родители, кажется, делали все, чтобы унизить меня.

- Знаю, знаю, - ответил он, но уже улыбаясь, - просто это было так забавно, верно? – он хихикнул, затем попытался принять серьезный вид. – Разве нет?

- Не то слово, - заверила его я. – Невероятно.

Вот вам и пример, как мои родители сводили меня с ума. Впрочем, дело не только в этом радио-позоре. Просто было еще что-то, чему я не могла дать точного определения, но что заставляло меня как бы сворачиваться в клубочек и выставлять иголки, защищаясь. Дело было не в их словах или во взглядах, которыми они обменивались, когда спрашивали меня, как дела в школе, а я бормотала, что все, как обычно. Мне не хотелось разговаривать, я смотрела на окна Скарлетт и представляла, как она ужинает в одиночестве перед телевизором, и ей не нужно отвечать ни на какие вопросы. Раньше мама была бы первым человеком, которому я бы рассказала о Мэйконе Фокнере и внезапной важности физкультуры. Сейчас я смотрела на ее тонкую шею и плотно сжатые губы, слушала ее слова о том, что мне нужно делать домашнее задание, и нет, я не могу сделать его у Скарлетт, а еще я должна вымыть посуду и вынести мусор. Все это она говорила мне годами, но сейчас эти пожелания переросли во что-то другое, как будто между нами выросла какая-то стена, и разделял нас не только стол. Разговаривать и откровенничать не хотелось.

Теперь я знала, что мама ничего не поймет о Мэйконе. Он был тайной, которую я держала подальше от нее, Ноя Вана и той идеальной дочери, которая обнимала идеальную маму на фотографии в Большом Каньоне. Новый мир, в котором я жила сейчас, старшая школа, моя любовь к физкультуре и смерть Майкла просто не оставляли места для прошлой меня и всего, к чему та девочка с фотографии была привязана. Это было похоже на тест, где вас просят выбрать понятие, которое не подходит по смыслу в общий ряд: яблоко, банан, трактор, груша. Мама ничего не могла с этим поделать. Она стала трактором.


Глава 4

18 октября в 11:27 Мэйкон наконец-то пригласил меня на свидание. Это был очень важный момент, незабываемое событие. В моей жизни происходило не так уж много невероятных вещей, так что я собиралась запомнить все до мельчайших подробностей.

Это была пятница, день теста по бадминтону. Когда я сдала свой листок, то достала тетрадь по английскому и начала повторять слова, одновременно следя краем глаза за Мэйконом, грызущим кончик карандаша, косящимся в потолок и пожимающим плечами в ответ на первые пять вопросов, хотя этот тест тренер давал нам каждый год. Через несколько минут Мэйкон тоже пошел сдавать листок, сунув карандаш за ухо и минуя меня. Я вся подобралась, но приказала глазам уставиться в тетрадь. Со страницы на меня смотрело слово «фельетон». Я повторяла его в голове, как заклинание, которое может повернуть Мэйкона в мою сторону. Фельетон, фельетон. Вот он отдает листок тренеру и поворачивается, чтобы идти назад. Фельетон, фельетон. Он уже ближе, вот он улыбается мне, направляясь туда, где я сижу. Фельетон, фельетон! Слово носилось в моих мыслях, весь мир как будто перестал вращаться. И, наконец, с последним «фельетоном» тетрадка Мэйкона приземлилась возле меня, а затем рядом опустился и он.

В тот момент я почувствовала, что, должно быть, все планеты сейчас выстроились в ряд или произошло еще что-то очень значительное, потому что следующие пятнадцать минут, что остались до конца урока, Мэйкон будет лишь возле меня.

- Итак, - сказал он, вытягиваясь на сверкающем полу спортзала и кладя голову неподалеку от моих ног, - кто придумал игру в бадминтон?

Я покосилась на него.

- Ты не в курсе?

- Я этого не говорил. Просто мне интересно, что ты скажешь.

- Поверь, я назову правильный ответ.

- И как же он звучит?

Я пожала плечами.

- Ты же знаешь. Тот парень.

- О, ну да, - он кивнул, улыбнувшись, и провел рукой по волосам, взъерошив их еще больше. – Правильно. Я ответил точно так же, Грязные брючки.

- Рада за тебя, - я перевернула страницу тетради, притворяясь, что полностью поглощена домашним заданием.

- Что делаешь в выходные? – поинтересовался он.

- Пока что не знаю.

Такой диалог происходил каждую пятницу. У него всегда были грандиозные планы, а я… Ну, я притворялась, что у меня они тоже были.

- Большое свидание со стариной Ноем?

- Нет, - покачала я головой. Класс Ноя участвовал в волейбольном турнире против нашего, и, когда он выдавил «Привет» в мою сторону, мне пришлось объяснять, кто это. Понятия не имею, зачем я сказала, что мы с ним встречались – ведь я, вроде как, пыталась жить, не вспоминая об этом. – А что насчет тебя?

- Ну, будет вечеринка, не знаю, - сказал он. – Там, в Эрборсе.

- Серьезно?

- Ага. Хотя, думаю, там будет скучновато.

Я кивнула, потому что это было безопаснее всего, а затем соврала, потому что это тоже был отличный вариант ответа.

- Понятно. Кажется, Скарлетт что-то говорила.

- Кстати, да. Уверен, она знает о ней, - Скарлетт была нашей точной опоры в некоторых разговорах. Ну, для меня. – Вы не думали о том, чтобы прийти?

- Может быть, и пойдем, - ответила я, мысленно отмечая, что мы будем там, даже если сам господь бог попытается остановить нас. – Если она захочет. Я еще не знаю.

- Ну, - он взглянул на меня из-под волос, свесившихся на лицо, - даже если она не пойдет, тебе стоит прийти.

- Я же не могу прийти туда одна, - сказала я, не раздумывая.

- Ты будешь не одна, - отозвался он, - я ведь тоже там буду.

- О.

И тогда я взглянула на часы, запечатляя в памяти этот момент навсегда. Во всем потоке волейбольных соревнований и тестов по бадминтону было одно светлое мгновение – и именно его я ждала все это время. Наконец, оно настало.

- Ладно, я приду.

- Отлично, - он улыбнулся, и в тот момент я могла бы согласиться со всем, что бы он ни сказал и что бы ни предложил, неважно, было это опасно или нет. – Увидимся там.

Прозвенел звонок, громкий, как и всегда, и все вокруг нас ожило, все заторопились в раздевалку. Тренер Ван Лик прокричал о том, что боулинг начнется с понедельника, и мы все должны быть подготовлены, но его никто не услышал. На самом деле, мы вообще друг друга-то едва слышали. Мэйкон взял тетрадку и поднялся, затем протянул руку, помогая подняться мне. Я посмотрела на него, гадая, во что же я ввязываюсь, но это было неважно. Моя рука оказалась в его ладони, его пальцы были так близко к моим! Я позволила ему поднять себя на ноги, и мои глаза широко распахнулись.


После школы мы со Скарлетт пришли к ней домой, где Мэрион собиралась на свидание с бухгалтером по имени Стив Майклсон. Она красила ногти и курила, пока мы со Скарлетт ели чипсы и смотрели на нее.

- Так, - начала я, - что за парень этот Стив?

- Он очень милый, - ответила Мэрион своим низким голосом, выпуская струю дыма, - серьезный, но в хорошем смысле. Он друг друга нашего друга, что-то такое.

- Ты ей другое расскажи, - Скарлетт закинула в рот еще пару чипсов.

- А что? – Мэрион отставила лак в сторону.

- Ты знаешь, о чем я.

- О чем? – спросила я, ничего не понимая.

Мэрион подняла одну руку, изучая ее.

- Ой, да это о его хобби.

- Скажи ей, - повторила Скарлетт, приподнимая брови, и я поняла, что за этим что-то последует. Мэрион только вздохнула.

- Он в группе. Нет, - поправила она себя, - скорее, в историческом клубе. Они изучают средневековье.

- Это интересно, - осторожно сказала я, глядя, как Скарлетт отодвигает стул и идет к раковине. – Исторический клуб.

- Мэрион, - Скарлетт включила воду, - ты же не сказала, что именно он делает в этом клубе.

- А что? Что он делает? – все, теперь мое любопытство было не остановить.

- Наряжается, - Скарлетт не дала Мэрион даже открыть рот. – У него, типа, есть средневековое альтер-эго, и по выходным они с друзьями наряжаются в эти их средневековые костюмы и становятся своими «средневековыми я». Устраивают рыцарские турниры, проводят праздники и распевают баллады.

- Они не устраивают турниров, - проворчала Мэрион, приступая к другой руке.

- Устраивают, - твердо ответила ей дочь. – Я тут говорила с ним как-то раз, он мне все и рассказал.

- Ну и что с того? – покачала головой Мэрион. – Тоже мне, большое дело. И я вообще думаю, что это мило. Это же как другой мир!

- Это же, - передразнила Скарлетт, - как сумасшествие.

- Вовсе нет.

- А знаешь, как зовут его альтер-эго? – подруга обратилась ко мне. – Вот угадай.

Я посмотрела на нее.

- Даже представить не могу.

Мэрион притворялась, что не слышит нас, аккуратно нанося второй слой лака на розовый ноготь.

- Влад, - драматично произнесла Скарлетт. – Влад Цепеш.

- Не Цепеш, - раздраженно оборвала ее мать, - а Воин. Есть разница, знаешь ли.

- Неважно.

Скарлетт никогда не нравился ни один из мужчин, с которыми встречалась Мэрион, и все они чувствовали себя неуютно под ее взглядом, когда выходили из их дома по утрам.

- Как бы то ни было, - медленно произнесла я, глядя, как Мэрион трясет левой рукой в воздухе, - я уверена, что он очень хороший.

- Это действительно так, - согласилась она, вставая из-за стола и направляясь к лестнице, все еще встряхивая руками. – И Скарлетт тоже бы это знала, если бы хоть раз в жизни дала кому-нибудь шанс.

Мы слушали ее удаляющиеся шаги, затем ее каблуки прозвучали над нами, когда она вошла в свою спальню. Скарлетт собрала пустые упаковки от чипсов, смяла их и выбросила в мусорной ведро, затем взяла лак и средство для удаления кутикулы и отнесла их на полку в ванной, где они обычно и стояли.

- Я давала шансы многим людям, - внезапно произнесла она, пока Мэрион все еще была в своей комнате и не могла ее слышать. – Но, как правило, этой веры в людей оказывается слишком много.