Мария Чепурина - Куда приводят мечты

Юле было плохо видно, как там идёт дело, но она не сомневалась, что сестра безумно счастлива.

Олеся между тем совсем устала. Два последних часа она даже не притворялась, что работает: Дунаева-то не было поблизости. Зато явились кавалеры – траншейщик и два мусорщика.

Мусорщики отличались тем, что получали на раскопе больше всех – сто сорок рублей в день независимо от того, что они сделали. Поэтому мальчишки – а мусорщики были именно мальчишками, моложе даже Юли, – почитали себя главными и гордо назывались «мусорами». Их обязанности были несложны: поддерживать порядок на раскопе, выносить большие камни (если попадались археологам) и ставить белый зонтик над Дунаевым.

– МУСОРЩИКИ-И-И! – кричал он временами, и мальчишки что есть сил неслись по поручениям.

Траншейщики же были примечательны своей особой грязью. Влажность почв, конечно, заставляла отводить куда-то воду из раскопа – этим-то они и занимались, роя по периметру канавы, бесконечно углубляемые. От всей этой работы под конец дня парни были чернее трубочистов. Мылись они тут же. Из соседнего детсада к раскопу провели трубу, в ней были краники, а низом шёл толстенный жёлоб. Там обычно мыли руки, брали воду, выливали грязную. Траншейщики влезали в этот жёлоб целиком, чтоб как-то хоть отдраить сапоги и куртку. Эти парни были старше – лет четырнадцать.

Такая вот тусовка собиралась возле Юли. То есть, разумеется, объектом интереса кавалеров оставалась Юлина товарка, но ведь Белкиной деваться было некуда. «Мусора» ругались, иногда кидались черепками и костями, в общем, были не во вкусе Юли. Разве что траншейщик оказался более-менее терпимым. Говорил он мало, больше слушал, временами встряхивал своей медовой шевелюрой и размазывал грязищу по лицу, заметному благодаря родинке под глазом.

Группа кавалеров тусовалась возле Юли полчаса и ей порядком надоела. Девочка уже задумалась о том, как бы избавиться от этой надоедливой компании, но вдруг один из мусорщиков важно заявил:

– А знаете, что сегодня на Покровский призрак приходил?

– Да знаем! – отмахнулась от него Олеся.

– И Пыжайло, говорят, его видала...

– Правда, что ли?

– Что я, гнать, что ль, буду? – возмутился «мусор». – Вся братва говорит! Да она, прикинь, спецом там пряталась. Огни как появились – так и вылезла.

– Она всегда, что ль, там ночует?

– Да нет! Чисто подсчитала, что сегодня её очередь!

– Очередь? – внезапно вырвалось у Юли.

– Ну а как! – ответил мусорщик, довольный тем, что завладел внимаем второй дамы. – Что, не знаете? Да призраки уже на всех раскопах были, кроме нашего с Покровским. Вот Пыжайло и решила, что теперь он к ней заявится...

– Что, сфоткала? – Олесе не терпелось.

– Без понятия! Молчит, никак не колется!

– Постойте! – встряла Юля. – Призрак был на всех раскопах, кроме нашего. Так значит... Ой! Вы посмотрите!

Руки Юли, продолжавшие работу, внезапно извлекли из ящика невиданную вещь – изящный образок из камня с ликом святой Ольги.

На ужин была курица. Юля обожала крылья, Майя же всегда хотела только ножку. В столь счастливой разности их вкусов крылась не последняя причина дружбы между сёстрами.

– Никак не понимаю, – рассуждала младшая, – с чего студентки, те, с чьего квадрата этот ящик, сами не пошли к Дунаеву с иконкой? Премию бы взяли. Это ж уникальная находка – сразу видно! Он аж заплясал, когда её увидел... Нет, не понимаю! Положить такую вещь туда же, где все эти кости с черепками...

– Ладно, ну их! – заявила Майя. – Всякие студентки бестолковые... Скажи-ка лучше: премия нам будет?

– За иконку? Сто рублей. Профессор говорит, что эту штуку поместят во все учебники искусства.

– Я надеюсь, – размечталась Майя, – что они напишут, кто нашёл... Эх, жаль, меня там не было!

– Да ладно! – Юля подмигнула. – Знаю я тебя! Хи! «Жаль»! Да ты, наверно, вне себя от счастья, что тебя к студенту подсадили.

Уши Майи чуть порозовели.

– Знаешь, я вообще-то предпочла бы с тем, другим. Помнишь, был за революцию? А тут какой-то новый. Поднял холодильник, говорит, и спину надорвал. На лёгкую работу посадили.

– Вроде тоже брюнетик?

– А глазки голубые-голубые! Знаешь, это даже лучше...

Уши Майи стали как коробка из-под Барби.

– ...Только вот беседа не сложилась. Слишком он для меня умный оказался. Говорит сначала – я, мол, из Тюмени. Я-то даже и не знаю, где это! И ляпнула: «Наверно, там тепло». Он засмеялся... А потом спросил: «Читала Рэя Бредбери?»

– Кого?

– Я тоже первый раз услышала. Зачем-то соврала ему: «Читала». А он давай всё спрашивать: про этого героя, про того... Короче, опозорилась.

– А давай спросим бабушку? Глядишь, твой Рэй найдётся. За ночь прочитаешь.

– Нет, – сказала Майя. – Эта тема уже потеряла актуальность. Мы теперь с ним в города играем, он Тагил назвал, когда работа кончилась. До завтра надо атлас выучить.

Влюблённая сестра была упорной. Кончив есть, она тотчас же отыскала атлас мира и села изучать в нём города.

А Юля между тем всё думала. До сих пор никакого объяснения копейке в слое двухсотлетней (по сравнению с ней, с монетой) давности найти никто не смог. Хотя все и обрадовались каменной иконке, Юля не могла взять в толк, как так студентки, вынувшие это чудо из земли, засунули источник своей премии в коробку массовых находок. И в конце концов, все эти разговоры насчёт призраков. Уже на всех раскопах, говорили парни... Кроме нашего. А что, если Ивановский раскоп ждёт что-то важное? Иначе почему он стал последним? Может быть, придёт сам Аракчеев? Или Волк? Или не призрак, а живая личность – и поможет разгадать секрет копейки, «заблудившейся» в земле?

Все эти мысли Юля изложила Майе ровно в девять. Та лишь отмахнулась.

В десять Майя подошла сама, ещё раз попросив ей рассказать, о чём поведал мусорщик. Подумала и снова возвратилась к атласу.

В одиннадцать из бабушкиной комнаты уже вовсю раздавался храп. Юля тоже забралась в постель, но свет не погасила: всё ждала, когда сестра зубрёжку закончит. Наконец явилась Майя.

– Ну, – сказала она весело. – Идём, что ли?

– Куда? – шепнула Юля, уже зная, что услышит в ответ.

– Конечно, на раскопки. Ловить призраков.

Нет, ночью, тайно, искать призраков – и Юля! Ну никто бы не поверил. Она ж девочка разумная... Вот стыда-то будет, если кто узнает! По дороге Юля сочинила оправдание: во-первых, привидений никаких нет – сёстры просто ищут хулиганов; во-вторых, она должна следить за Майей. А что же делать, если Майя потащилась ночью на раскоп? Сопровождать её...

Идти по тёмным улицам, как вскоре оказалось, было вовсе даже и не страшно. Скромный городок казался безопасным – хотя, может, и напрасно. Думалось: бандиты – в мегаполисах, а здесь все люди честные. Прохладный чистый воздух делал удовольствием нелепую прогулку. Тишина вокруг была не угрожающей, а мирной.

Разумеется, ворота в окружавшем весь раскоп заборе были прочно заперты. Девчонки тихо перелезли через верх. У Майи был фонарик, но его решили не включать для маскировки. В полной темноте, рискуя провалиться в яму и сломать хребет о слой XIV века, девочки на ощупь отыскали место переборки, «свой» навес и «свои» ящики. За ними-то и спрятались.

Прошло минут пятнадцать. Девочки молчали, чтоб себя не выдать. Наконец, устав от скучной тишины, Майя спросила:

– Юль... Скажи мне букву!

– Т-с-с! Какую ещё букву?

– Да любую. Я бы город на неё придумала. Проверить – сколько помню.

– Ну давай... Э!

– Э-э-э... Электросталь!

– Что? Нет такого города.

– А вот и есть. Он... – Майя не закончила. – Ой, слышишь, кто-то ходит?

Сёстры замерли. Нет, вроде Майе показалось.

– Давай ещё раз... – попросила старшая. – Да только посложнее.

– Гэ! – шепнула Юля.

– Гуанчжоу! – гордо сообщила ей сестра.

– Так ты и иностранные...

Раздался явный хруст. Девчонки замолчали, взялись за руки, чтоб было не так страшно, и все обратились в слух. Но слушать стало нечего. Наверно, тот, кто захрустел, стал осторожней.

Ещё четверть часа пролетело в полной тишине.

– Да нет здесь никого, – сказала Майя. – Всё мерещится. Скажи мне лучше букву.

– Как тебе не надоест?! Ха, – сказала Юля.

– Ха... ха... – размышляла старшая. – Нет, я же что-то знала... Точно помню...

В эту же секунду до ушей девчонок донеслось:

– БЛИН!

Обе тут же вскочили.

– Эй, слышь, там кто-то есть! – внезапно раздалось из темноты.

– Кто? Призраки!!! – ответил второй голос.

– Граф Дракула! – забавно пискнул третий. – Чёрт, врубай фонарик!.

Так случилось, что и Майя, и тот незнакомец, кому был адресован сей приказ, включили фонари одновременно. Два пучка лучей столкнулись и смешались в темноте, сломав всю маскировку девочек одним концом и высветив вторым испуганные лица траншейщика и мусорщиков.

– Это вы, что ль? – кисло выдавил один из пацанов. – А призраки где?

– Да сам ты призрак, блин! – сказал ему товарищ и отвесил сочный подзатыльник.

Третий – парень с родинкой под глазом – промолчал. Он просто глупо уставился на девчонок, так, как будто они правда были привидениями.

Немного успокоившись, Юля сообщила:

– Так и знала, что всё это – одни сказки!

По пути обратно Майя, чуть разочарованная, вспомнила:

– Хараре!

– Что? – спросила Юля. – Это ты кому?

– Хараре. Зимбабвийская столица.

С утра шёл дождь – злой враг всех археологов. Раскоп – то есть та яма, где все ковырялись – стал похож на ванну. В чёрной жиже плавали ошмётки бересты, какой-то мусор и оставленная с вечера скамеечка. Траншейщик изловчился и поймал её. Два мусорщика бегали, вычерпывая воду и бурча себе под нос ругательства: для них, обычно праздных, наконец пришла пора работать. Остальные все сидели под навесом. Ждали солнца.

Важные студенты снова обсуждали свою заумь, изредка хихикая над тем товарищем, который вместе с Майей продолжал искать обломок гусляра: ведь им-то дождик не мешал. Носилки с той землёй, где, вероятно, могла находиться голова, втащили под навес – и парочка работала.

Студенты посмеялись, позевывали, обсудили свою «историографию» и явно заскучали.

– Миша! – предложил вдруг кто-то. – Спой нам песню!

И пошёл концерт...

Усадьба Б просыпается с дождем,

А боярин Волк совсем усоп,

Он разложился на кожу, кости и навоз,

А раскоп всё идет и идет по плану.

И земля превращается в грязь,

И все идет по плану, Все по нивелиру.

Еще на первом курсе сказал я себе

Не участвовать больше в раскопках любых,

Но в руках моих штык-лопата и совок,

Как это трогательно – штык-лопата и совок,

И вот носилки уж полны,

И все идет по плану, Все идут к отвалу.

Нас подняли ночью, прямо в раскоп,

Мы все думали, что это будет расстрел,

Но нам дали в руки лопаты-совки,

И сказали, чтоб завтра был материк!

Мы копаем среди ночи и знаем,

Что все идет по плану, Грамоты по плану.[2]

Майя романтически вздохнула.

– А между прочим, – вылезла Олеся, как только песня кончилась, – сегодня по раскопу призраки гуляли! Я сама их видела.

– Ой, ладно гнать-то! – грубо заявил в ответ один из мусорщиков: видимо, боялся, что сейчас всем скажут, как смешно он потащился ночью «на охоту» и кого «поймал».

– Молчал бы! Сам дурак! – отрезала Олеся. – Я ж живу в соседнем доме. Около двенадцати в окно-то посмотрела: а там – эти! Всякие огни горят! Такой кошмар, вообще...

– Та-а-ак! Мракобесие – отставить! – возле спорщиков возникла Анна Александровна. – Здесь призраков не водится и впредь не заведётся! Всем понятно? Смотрите лучше, что я принесла вам.

У начальницы участка был в руках вчерашний кусок грамоты – очищенный и влажный.

– Ну и кто сможет прочитать теперь? – спросила она с вызовом.

Студенты собрались вокруг, задумались. Первая же буква озадачивала многих. Но не всех, к счастью:

– От Улиты ко Дмитр... – прочёл певец.

– Водати... Офоносу... – продолжал его товарищ.

– Плакахся зело иже гор... – крикнул кто-то.

– Вылази в пяток ко...! – радостно закончили студенты.

– Что, вкусили, какова интрига? – весело спросила Анна Александровна.

– Да... злобный Офонос!

– Вот вам – традиционная мораль!

Девчонки ничего не понимали. Разве то, что кто-то плакал, кто-то вылез. И что грамота написана Улитой – дочерью боярина. Но Анна Александровна всё быстро объяснила:

– От Улиты к Дмитрию. Смотрите, в то время как Волк пытается сосватать свою дочку за большую шишку Афанасия, девчонка закрутила роман с местным парнем. Тут она как раз об этом: «вдать мя Офоносу» – то есть «выдать меня замуж». Ей он явно не по вкусу: очень плакала. А тут – вот смелая девчонка! – Димку на свидание приглашает. «Вылази» – по-древнерусски «выйди», «появись». «Выйди в пятницу». Эх, жаль, у нас только обрывок! Хорошо бы отыскать вторую часть...