Барнаби мог бы поклясться, что мисс Мартин прошептала одними губами:

– Нам?!

Поэтому он ободряюще улыбнулся:

– Я Барнаби Адэр, мисс Мартин. Друг Стоукса и мисс Эшфорд, директора того приюта, в который должны были попасть пропавшие мальчики. Я тоже благодарен вам за содействие.

Стоукс последним переступил порог и закрыл за собой дверь.

– Надеюсь, вы извините наше вторжение, мисс Мартин, но…

– Видите ли, – вмешалась Пенелопа, – это я подбила мистера Стоукса на эту встречу. Я полна решимости спасти мальчиков, и, насколько я поняла, у вас есть план, как проникнуть в Ист-Энд и собрать доказательства существования воровской школы, в которой их держат.

У Барнаби возникло гибельное предчувствие. Он был почти уверен, что, позволяя Пенелопе свободно говорить с мисс Мартин, накликает верную беду. Но мисс Мартин нахмурилась, и надежда на лучшее вернулась вновь.

Пенелопа не сводила глаз с лица мисс Мартин и, увидев, как та помрачнела, пояснила:

– Вы, конечно, гадаете, почему леди моего положения так заинтересована в безопасности нищих мальчишек из Ист-Энда. Ответ прост: пусть они и не попали в наш приют, как было задумано, все же их поручили нашим заботам. Это наши подопечные, и, как директор этого приюта, я не могу умыть руки и оставить мальчиков на произвол судьбы. Родители мечтают для них о другой жизни, а вместо этого их делают преступниками. И если необходимо, я переверну небо и землю, чтобы вернуть их на путь истинный.

Глядя на нее, Барнаби поверил, что она действительно перевернет небо и землю. В карих глазах горела неумолимая ярость, направленная против похитителей. В этот момент она походила на богиню-воительницу.

– Надеюсь, вы понимаете, мисс Мартин, что я не могу вот так просто сидеть дома и ждать новостей. Если я могу хоть как-то помочь в расследовании, значит, должна быть е вами.

Барнаби услышал, как Стоукс переступил с ноги на ногу. Он явно недооценил Пенелопу. Да и сам Барнаби хоть и представлял, куда заведут их речи мисс Эшфорд, тем не менее невольно восхищался ее честностью, а также безупречной стратегией.

Все это время мисс Мартин молчала, внимательно изучая лицо Пенелопы. Глаза ее были серьезными.

Барнаби так и подмывало как-то вмешаться, попытаться пригасить очарование Пенелопы, но он почувствовал, что если заговорит, добьется противоположного.

Все зависело от того, что скажет мисс Мартин.

Пенелопа наклонила голову.

– Надеюсь, вы сумеете отрешиться от предубеждений, связанных с моим положением в обществе, мисс Мартин. Несмотря на различия в качестве наших платьев, мы прежде всего женщины.

Медленная улыбка раздвинула губы мисс Мартин.

– Совершенно верно, мисс Эшфорд. Я всегда так думала. И пожалуйста, зовите меня Гризельдой.

Пенелопа просияла:

– Если вы станете звать меня Пенелопой.

Барнаби отчаянно уставился на Стоукса. Пенелопа выиграла эту схватку, прежде чем другая сторона успела сделать хотя бы один выстрел. Но битва была еще не закончена!

Гризельда показала в глубь лавки:

– Если вы зайдете в гостиную, мы сможем обсудить, как лучше все проделать.

Она провела их за прилавок и раздвинула шторы. За ними оказалась маленькая кухня. Почти все пространство занимал большой рабочий стол, на котором валялись перья, ленты, кружева и бусины.

– Вы сами украшаете шляпки? – поинтересовалась Пенелопа.

– Да, – кивнула Гризельда, повернувшись к лестнице. – У меня есть две ученицы, но сегодня они не работают.

Она стала подниматься по лестнице. Остальные последовали за ней. Приходилось идти гуськом: ступеньки были узкими.

Наверху оказалась уютная комната с окном-фонарем, нависавшим над фасадом лавки. За приоткрытой дверью скрывалась спальня с небольшим окном, выходившим, очевидно, во двор.

Перед камином стояли диван и два разнокалиберных кресла. В камине еще тлели угли, почти не дававшие тепла. Правда, Пенелопа так и не сняла ротонды. Барнаби и Стоукс расстегнули тяжелые пальто, но не стали их сбрасывать. Гризельда, накинув шерстяную шаль, опустилась в кресло. Пенелопа устроилась на диване. Барнаби сел рядом с ней, а Стоукс выбрал второе кресло.

– Итак, – произнес Барнаби, – Стоукс объяснил ситуацию, и теперь нам нужно получить сведения о тех лицах, которые могут быть причастны к содержанию школы.

– Вот что я собиралась предложить, – заговорила Гризельда, глубоко вздохнув. – На Петтикоут-лейн и Брик-лейн есть рынки. Те, кого назвал отец, работают именно там. Завтра на рынках будет полно народу. И если я приду и сделаю вид, будто рассматриваю товары, будет нетрудно как бы невзначай спросить о том или ином человеке. Люди, стоящие за прилавками, обычно очень разговорчивы. Кроме того, я могу говорить с местным акцентом, так что со мной будут откровенны, и, может быть, я смогу кое-что узнать, а также найти человека, у которого есть что мне сказать. Правда, инспектор вызвался сопровождать меня. Но, честно говоря, не думаю, что остальным стоит идти со мной. – Она взглянула на Пенелопу и Барнаби. – Вы никогда не сойдете за своих. Как только люди вас увидят, сразу поймут: что-то неладно. Замкнутся и рта не раскроют.

Барнаби искоса глянул на Пенелопу. Он намеревался сопровождать Стоукса и Гризельду: Стоукс видел его переодетым и знал, что он сможет сыграть роль обитателя Ист-Энда. Но если есть хоть какой-то шанс, что Пенелопа послушается предупреждения Гризельды и согласится не ехать и Ист-Энд… нет причин упоминать об этом.

Пенелопа пристально глянула Гризельде в глаза:

– Вы сами модистка, поэтому знаете, как сильно изменяет женщину шляпка. Одна выглядит убого, другая – неотразимо. Считайте, что я бросила вызов вашему умению и таланту: необходимо, чтобы вы создали мне такую маскировку, чтобы меня никто не узнал.

Гризельда внимательно изучала ее лицо. Прищурила глаза, словно раздумывая, что делать.

Барнаби затаил дыхание. Его так и подмывало высказаться и указать на очевидное: нет такой маскировки, которая бы надежно скрыла поразительную жизненную силу Пенелопы, не говоря уж о ее аристократической грации. И снова интуиция потребовала от него держать рот на замке. Он бросил взгляд на Стоукса. Того явно одолевали те же мысли: он хотел повлиять на исход разговора и знал, что если попытается – все пропало.

Пенелопа спокойно выдержала осмотр.

– Вы никогда не сойдете за уроженку Ист-Энда! – объявила наконец Гризельда.

Барнаби едва не завопил от радости.

– Но, – продолжала она, – с помощью соответствующей одежды, шляпы и шали я смогу превратить вас в цветочницу с Ковент-Гардена. Они часто приходят на рынок, где торгуют своим товаром. Кроме того, большинство из них… как бы лучше выразиться… побочные дети, так что ваше лицо не станет особенно выделяться.

Барнаби с ужасом уставился на Стоукса. Тот заинтересованно вскинул брови.

– Но, как бы я ни старалась, стоит вам раскрыть рот, и вы себя выдадите! – поморщилась Гризельда.

Барнаби ожидал, что Пенелопа расстроится, но вместо этого лицо ее просияло.

– О, об этом волноваться не стоит, дорогая!

Голос ее звучал по-другому. Совершенно по-другому!

– Я знаю много языков: итальянский, испанский, французский, немецкий, так что жаргон Ист-Энда – всего лишь очередной язык, который уже легче освоить.

Барнаби обреченно вздохнул. Стоукс пожал плечами. Это сражение тоже было проиграно. Гризельда удивленно приоткрыла рот.

– Это… поразительно! Если бы я не видела вас… подумала бы, что вы откуда-то из Спитфилдза.

– Вот видите! Значит, дело за одеждой, и я помогу собрать нужную информацию. Мистер Адэр! – медоточиво пропела Пенелопа. – Полагаю, вы тоже будете нас сопровождать?

– О, можете на это рассчитывать! – отрезал он. – За меня не волнуйтесь: Стоукс подтвердит, что я смогу работать в любом обличье.

– Я тоже, – кивнул Стоукс. – Мисс Мартин, видите ли, мы уже проделывали это раньше.

– Что же, понятно. Значит, остается подобрать маскировку Пенелопе.

Наконец было решено, что Гризельда позаимствует юбку, блузку и жакет у горничных из соседнего дома.

– Я шью им пасхальные шляпки. Они будут счастливы помочь. И фигуры у вас приблизительно одинаковые.

Стоукс вынул список имен, и вместе с Гризельдой они решили, в каком порядке начинать.

Все договорились встретиться в лавке в девять утра.

– Это позволит мне усадить учениц за работу. А потом мы преобразим Пенелопу и отправимся на Петтикоут-лейн. Нужно прибыть туда в половине одиннадцатого, когда торговля будет в самом разгаре. Мы сможем легко смешаться с толпой.

Наконец они распрощались. Девушки были явно довольны новым знакомством и то и дело пересмеивались.

Гризельда проводила гостей до двери. Стоукс остановился на пороге, чтобы сказать ей несколько слов.

Барнаби повел Пенелопу к наемному экипажу и, усевшись рядом, стал угрюмо размышлять, что готовит им завтрашнее утро.

Глава 8

Пенелопа давно усвоила, что ни в коем случае не следует давать джентльмену понять, будто ты нуждаешься в защите.

Властный человек никогда не уступит пальму первенства. И если принять защиту подобного джентльмена, неизбежным результатом станет непрекращающийся поединок, который придется вести, чтобы сохранить хотя бы малую степень независимости.

Перебирая в уме эти мысли, она наскоро позавтракала, накинула ротонду и вышла на крыльцо как раз в тот момент, когда наемный экипаж остановился у дома.

Попрощавшись с дворецким, она посмотрела направо, потом налево, но не увидела никого, хотя бы отдаленно похожего на Барнаби… то есть Адэра. Лакей придержал дверцу экипажа и помог ей сесть.

– Хай-стрит в Сент-Джонс-Вуд. Шляпная лавка! – крикнула она кучеру, прежде чем взобраться в экипаж. Лакей поклонился и отошел.

Противоположная дверь открылась. Какой-то мужчина сел напротив. Пенелопа невольно открыла рот. Единственной чертой, знакомой в этом человеке, которую было невозможно скрыть, были синие-синие глаза.

Экипаж тронулся, но резко остановился: очевидно, кучер понял, что у него появился еще один пассажир:

– Мисс, у вас все в порядке?

Но Пенелопа просто уставилась на Барнаби округлившимися от изумления глазами и продолжала молчать. Барнаби свирепо нахмурился и кивком указал в сторону кучера. Спохватившись, Пенелопа промямлила:

– Д-да… все хорошо. Поезжайте.

Кучер что-то проворчал, однако подхлестнул лошадей. Экипаж уже свернул за угол, но Пенелопа по-прежнему продолжала рассматривать новый, так поразивший ее облик Барнаби Адэра.

Маскировка обычно скрывает, но иногда и выявляет нечто неожиданное. Пенелопа была шокирована. Ее явно насторожило то, что она увидела в новом облике Барнаби.

Тот продолжал хмуриться, и это свирепое выражение каким-то образом ему шло. Пятна сажи подчеркивали чеканность черт, однодневная щетина казалась удивительно уместной. Растрепанная грива свалявшихся золотистых волос придавала ему такой вид, словно он только что выпрыгнул из постели какой-то потаскушки. И это Барнаби… мистер Адэр… всегда выбритый и аккуратно причесанный!

Пенелопа решительно выбросила из головы все мысли насчет постели и потаскушки, но, закрыв рот, обнаружила, что не может сглотнуть: в горле было сухо. Ее взгляд продолжал блуждать по его груди и плечам, обтянутым потертым пиджаком, под которым виднелась тонкая мятая дешевая рубашка. Никакого воротничка, только мощная колонна шеи. Длинные ноги облачены в рабочие штаны. Костюм дополняли потертые, поцарапанные ботинки. Он был самим воплощением грубого громилы, который не прочь заняться любой подвернувшейся работенкой в доках и портовых складах: там, где больше платят. Он словно был окружен атмосферой опасности. На пути такого лучше не становиться – сомнет.

– И как? – процедил он, неприязненно прищурившись.

Пенелопа смотрела ему в глаза, пытаясь осознать, что под дешевой, обтрепанной одеждой скрывается тот же самый человек. Немного успокоившись, она мягко улыбнулась и покачала головой:

– Вы просто созданы для этой роли.

«Достойный спутник для цветочницы с Ковент-Гарден!» Последнего она не высказала, но, судя по проницательному взгляду, он отлично понял, что она имеет в виду.

Барнаби фыркнул, сложил руки на груди и, откинув голову, надолго замолчал.

Пенелопа отвернулась к окну так, чтобы он не мог видеть ее лица, и широко улыбнулась. Хотелось, бы знать, выглядит ли он таким зловещим из-за своей маскировки или это качество действительно присуще его характеру. В свете возрастающих подозрений по поводу того, что Барнаби действительно сделан из того же теста, что и ее родственники, становилось ясно: вся их утонченность и светскость – чисто внешние и тоже нечто вроде маскировки. И только когда внешние признаки джентльмена из общества исчезали, как теперь у Барнаби, реальность оказывалась слишком очевидной.